Глава 14
По пути мы забрали Джию, и пока мы движемся в сторону пункта назначения, я в основном сижу молча и смотрю в окно. Я в восторге от перспективы провести с ней выходные. Марко прав. Мне повезло, что такая женщина, как она взглянула в мою сторону. Но мой разум переполнен таким количеством мыслей, что мне трудно сосредоточиться на предстоящих выходных. Марко знает наш мир, и если у него было предчувствие, что ему необходимо остаться, я уверен в том, что интуиция его не обманывает.
Рука Джии сжимает мою, когда мы подъезжаем к поместью на берегу. Вид величественного старого дома, с его увитым плющом фасадом и обрамляющих его пышных садов с буйством различных красок, заставляет ее чуть ли не подпрыгивать на сидении от волнения. Ее энергия выводит меня из тихого транса.
— Ух ты, — выдыхает она, с широко раскрытыми от восторга глазами.
— Добро пожаловать в место, которое мой отец ласково называл Paradiso5, — говорю я.
Мы выходим из машины, и под нашими ногами хрустит гравий. Нико уже открыл багажник и забирает наши сумки.
— Я принесу их и быстро осмотрю территорию, сэр, — кивает он мне.
— Спасибо, Нико, — отвечаю я, и он исчезает с нашим багажом в затененной веранде.
Джиа поворачивается, рассматривая огромное крыльцо перед ней.
— Винсент, как тут красиво! — ее энтузиазм заразителен, но я не могу полностью его разделить, учитывая бремя моей семейной истории, связанной с этим местом. У меня потрясающие воспоминания об этом месте, но когда я думаю о своем отце и Изабелле, трудно не сосредоточиться на чувстве лжи и предательства.
— Давай, зайдём внутрь, — я кладу руку ей на поясницу, направляя к тяжелой дубовой двери, которую я не открывал, кажется, целую вечность.
— Ты, должно быть, приезжаешь сюда каждый раз, как выдается такая возможность, — заявляет она, когда мы пересекаем порог, входя в тускло освещенный холл.
— Вообще-то, нет, — я делаю паузу, чтобы перевести дыхание, — я не был тут с тех пор… с тех пор, как жизнь, которую я знал, безвозвратно изменилась.
Лицо Джии мгновенно меняется, ее брови в задумчивости сдвигаются на переносице.
— О, Винсент, я не подозревала…
— Давай не будем об этом, — я выдавливаю улыбку, хотя по выражению ее глаз могу сказать, что она видит меня насквозь, — я хочу, чтобы ты наслаждалась и, в конце концов, полюбила это место.
Она нежно сжимает мою ладонь.
— Я уже его люблю. У него есть определенное… очарование.
— Очарование, — повторяю я с глухим смехом и бросаю взгляд на парадную лестницу, — у него определенно богатая история, это точно.
— Винсент, — неуверенно начинает Джиа, чувствуя мое беспокойство, — если тебе это тяжело…
— Нет, — ложь горьким привкусом ощущается на моем языке, — это просто дом. Кирпич, цемент, воспоминания. Вот и всё.
Она кивает, ее глаза ищут мои.
— Хорошо. Если ты так говоришь… — она оставляет невысказанное обещание не обращать внимания на мое прошлое.
— Давай я проведу тебе экскурсию, — быстро предлагаю я, прежде чем между нами воцарится неловкое молчание, — мне есть, что тебе показать.
— Давай, веди, — отвечает она с мягкой улыбкой. Она не подгоняет меня и не настаивает, и это меня радует.
— Сюда… — я направляю ее в гостиную с массивным камином и шикарным видом на сад за окном, — моему отцу нравилась эта комната. Оно напомнило ему элегантность старого мира. Он всегда говорил нам с Амелией, что такой иммигрант, как он, владеющий местом вроде этого, доказывает, что американская мечта реальна.
Когда я был моложе, мой отец постоянно говорил о том, что в Америке можно получить всё, о чем ты когда-либо мечтал, приложив немного усилий, и я ему поверил. Только когда я по-настоящему осознал, что значит быть частью мафиозного клана Кинг, я понял, что на самом деле это требует тяжелого труда и постоянной работы. Но также требовалась решимость делать то, на что у большинства людей не хватает смелости. Амелия всегда предпочитала делать вид, что этой стороны жизни в нашей семье не существует. Уродливой стороны, благодаря которой наша семья стала той, кем она является сейчас. С другой стороны, мне никогда не позволяли упускать из виду важные вещи, которые помогают сохранить наше наследие.
— У него было любимое место? — спрашивает Джиа, оглядывая плюшевые сиденья.
— Прямо там, — я указываю на кресло с высокой спинкой, стоящее лицом к камину, — он сидел там со стаканом виски в руке и выглядел, как король своего замка во всех отношениях.
— Похоже на человека, который знает, чего он хочет.
— Он таким и был. И он был чертовски уверен, что заслужил всё это.
Она улыбается мне.
— Он всегда был очень добр ко мне, — она произносит эти слова так, словно хочет меня утешить.
— Хотел бы я сказать то же самое, — заявляю я, удивляя даже самого себя своей откровенностью.
— Иногда труднее всего угодить именно нашим родителям, — заявляет она, но это не тот разговор, в котором я бы хотел принять участие. Мы переходим из комнаты в комнату, эхо наших шагов смешивается с призрачными звуками смеха и споров, которые когда-то заполняли эти залы. С каждым шагом тяжесть в моей груди становится всё тяжелее, но я пробиваюсь вперед, решив оставить новые воспоминания, гораздо лучше прочих и, возможно, в них будет присутствовать Джия.
Пока мы бредем по коридорам, взгляд Джии задерживается на выцветших семейных фотографиях, и ее беспокойство обо мне слишком очевидно.
— Это…? — она смотрит на одну из фотографий, и я вижу, что она сомневается в своих словах.
Я улыбаюсь, когда смотрю на снимок, который привлек ее внимание.
— Ева, — я смеюсь над этим воспоминанием, — боже, они с Амелией были не разлей вода.
— Раньше я так им завидовала, — признается Джиа.
— Серьезно? — спрашиваю я, не скрывая своего удивления.
— Ты шутишь, что ли? Конечно! Как будто у них был свой собственный мир. Мне всегда хотелось найти родственную душу, прямо как они нашли ее друг в друге, — объясняет она.
Джиа не ошибается в своем восприятии отношений Евы и Амелии. Я всегда наблюдал за ними с первых рядов, и иногда мне везло, что они давали мне возможность проникнуть в их мир.
— Честно говоря, — продолжает она, — отношения между вашей троицей всегда казались такими близкими.
Я пожимаю плечами, не желая говорить о Еве. Я выдавливаю из себя полуулыбку, хотя сил требуется невероятное количество. Мы продолжаем идти по богато украшенной лестнице, каждая ступенька скрипит под тяжестью наших шагов и истории, которую они несут.
По мере продвижения я вижу, что она хочет сказать что-то еще.
— Что?
Она вздыхает и качает головой.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, если ты захочешь когда-нибудь поговорить о том, что случилось с твоими родителями…
Я оборвал ее немного резче, чем собирался.
— Мне особо нечего сказать, Джиа. Моя семья… — из меня вырывается горький смешок, — они были лжецами. Большую часть того, что я знал, во что я верил… оказалось неправдой. Но нет смысла ворошить прошлое.
Ее рот открывается, затем закрывается и я понимаю, что она не может сформулировать ответ. Ей хочется спросить, углубиться в тени моего наследия, но она воздерживается.
— Хорошо, — ее нежный голос, словно успокаивающий бальзам для моей резкости.
Мы подходим к балкону в главной спальне. Ночной воздух освежает, а звезды отражаются на поверхности воды.
— Это потрясающе, — говорит Джиа с длинным выдохом.
В тот момент, когда она была рядом со мной, я почти верю в то, что этот дом может снова стать убежищем для нашей семьи, фундаментом для еще не написанного будущего, — местом, не затронутым грехами семьи Кинг.
— Мой отец купил это место, потому что… ну, когда мы подросли, он хотел, чтобы нам было куда сбежать. Отдохнуть от обязательств, от жизни, я полагаю, — я неопределенно жестикулирую, пытаясь охватить нечто большее, чем окружающее нас пространство.
— Похоже, его это волновало… сильно.
Джиа понятия не имеет, насколько сильно она ошибается насчет моего отца. Он был готов натравить нас с сестрой друг на друга в попытке решить, кто будет из нас достойнее занять его место. Он не был тем любящим отцом, каким его считали многие люди. Мы с Амелией поняли то, чего большинство людей никогда не сможет понять, - насколько он был расчетлив.
— Празднование Рождества здесь было священной традицией, — я продолжаю, предпочитая игнорировать плохие воспоминания о моем детстве, — вся наша семья собиралась под одной крышей.
Мой голос затихает, когда я понимаю, насколько чуждыми кажутся эти воспоминания. Как будто это происходило в другой жизни и не со мной.
— Может быть, мы могли бы возобновить эту традицию, — тихо предлагает Джиа, встречаясь со мной взглядом полным надежды, — я бы хотела пригласить Амелию и ее мужа на праздники. Объединить семьи, понимаешь?
Насмешка вырывается из меня прежде, чем я успеваю ее сдержать. Идея абсурдна - две семьи, связанные кровью и предательством, сидят за обеденным столом, как будто нет ничего проще.
— Джиа, это так наивно звучит. Ивановы и Кинги сидят вокруг елки? Что-то запредельное, мы же не в сказке.
Она не вздрагивает и не отступает.
— Ну, тогда, наверное, я предпочитаю жить в сказке. Мы всегда были близки с семьей моей мамы, пока она не заболела. Я скучаю по своим кузенам и дому, полностью наполненному членами моей семьи.
Серьезность в ее глазах ослабляет мой цинизм, хотя я с ним борюсь.
Она задумчиво смотрит на воду, держась за перила, а затем бросает взгляд в сторону горизонта.
— Здесь мы можем оставить новые воспоминания и положить начало нашим собственным традициям, — добавляет она.
— Значит, ты всё еще думаешь, что хочешь заключить этот брак? — спрашиваю я и, чувствуя ее оптимизм, который притягивает меня, словно магнит, подхожу ближе.
— Любой знает, что ты всегда стараешься быть хорошим человеком, и я верю, что ты так же постараешься стать хорошим мужем, — она поворачивается ко мне, и в ее хрупких чертах отражается решимость, — и, честно говоря, меня взволновала идея попытаться построить что-то другое, что-то лучшее.