— Лидия…

— Итак, я была исключением. Аномалия. Ты раньше не изменял?

— Конечно, нет! — Гриша звучит в замешательстве, что заставляет меня ненавидеть его еще больше, если то, что Левин рассказал мне обо всех остальных девушках, правда. — Лидия, я всегда хотел быть верным мужем своей жене. Я никогда не был человеком, который изменяет. Но ты… ты заставила меня снова почувствовать себя живым. Всего несколько минут разговора с тобой, и я почувствовал, что могу дышать…

— И ты сбил меня с ног. — Я тупо смотрю на свой салат. Предполагается, что я должна умолять Гришу принять меня обратно, но все происходит наоборот. И я знаю, что должна заставить его почувствовать, что я тоже этого хочу, но это намного сложнее, чем я ожидала. Я хочу плеснуть ему в лицо своим вином и сказать, чтобы он шел нахуй.

— Лидия, я просто прошу дать мне еще один шанс. Нам было так хорошо вместе. Наверняка ты это тоже видела. Я еще не сказал, что люблю тебя, мы не произнесли этих слов, я не хотел торопить тебя, но это правда. Я сказал, я…

Я снова поднимаю руку, потянувшись за своим вином, чтобы выиграть время. Я не хочу слышать, как он говорит, что любит меня, не прямо сейчас. Я не уверена, что смогу это вынести.

— Ну и что? — Резко спрашиваю я, когда делаю глоток вина. — Ты разведешься? Или продолжишь встречаться со мной за спиной своей жены? Какое у нас будущее, Гриша?

Я знаю, что слишком сильно протестую против того, что я должна здесь делать. Но, конечно, было бы подозрительно, если бы я сдалась слишком быстро.

— Я… Гриша колеблется. — Я пока не могу с ней развестись, Лидия. Дети… и она зла. Она может погубить меня.

Погуби меня. До Левина, до того, что я знаю, я бы подумала, что он просто имел в виду забрать половину его денег, заставить его платить за дорогого адвоката, разлучить его с детьми. Но теперь эти два слова означают что-то другое. Они означают, что она может знать что-то о других его делах. Что-то, что может быть полезно Левину, мне. Что-то, что может навредить Грише, если он навредит ей.

Я ненавижу, что я это знаю. Я ненавижу, что я сейчас так думаю. Я ненавижу, что мой мозг, у которого никогда в жизни не было подобных махинаций, теперь пришел к такому выводу. Это похоже на путь к паранойе, к тому, чтобы никогда больше никому полностью не доверять, к тому, чтобы всю оставшуюся жизнь оглядываться через плечо.

— Гриша…

— Пожалуйста, Лидия. Ей просто нужно время.

— Время для чего?

Его рука снова на моей, гладит, сжимает. Наши закуски все еще стоят перед нами. Его суп перестал дымиться. Я не притронулась к своему салату. Я чувствую его прикосновение, пытающееся затянуть меня обратно, заставить забыть, зачем я здесь, что я знаю.

— Пора понять, что нам больше не хорошо вместе. Со временем она это поймет, я знаю. Она поймет, что развод лучше для нас обоих, даже сейчас, когда дети подросли. И тогда я буду свободен.

— А до тех пор?

Он смотрит на меня почти умоляюще.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Лидия. Ты думаешь, что нам не следует быть вместе до тех пор, что мы должны держаться порознь, пока я не освобожусь, что ты не хочешь быть женщиной на стороне. И я понимаю это, но…

Нет, я думаю, что ты лжец. Что я не знаю, как я собираюсь пройти через это, что каждое твое слово причиняет мне еще большую боль, заставляет меня ненавидеть тебя еще больше. Я думаю, что не могу поверить, что когда-то повелась на что-то из этого.

Выдавить из себя следующие слова — одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала.

— Это действительно причинило мне боль, Гриша. Я хотела бы, чтобы ты был честен со мной с самого начала. Но в последние дни… я тоже скучала по тебе. Мне было так одиноко без тебя…

На самом деле, этого произошло из-за русского убийцы, с которым я живу в одной комнате, он тот, кто заставляет меня это делать.

Его лицо озаряется надеждой.

— Лидия, ты хочешь сказать…

— Ты обещаешь мне, что разведешься с ней, если мы будем вместе? — Слова обжигают мне язык. Я ненавижу притворяться дурочкой, которая купилась бы на подобную ложь, которая даже подумала бы о возвращении к мужчине, который женат, которая поверила бы, что он когда-то любил ее.

— Конечно, дорогая. Лидия, любовь моя…

— Как я могу быть сейчас уверена? — Я отдергиваю руку, чувствуя, как внезапный холод охватывает меня, как будто каждая клеточка моего тела отвергает то, что я делаю. — Гриша, что, если все изменится? Или ее невозможно будет убедить? Я не хочу ждать годами…

— Она согласится. Я позабочусь об этом, — настаивает он. — Она не может захотеть быть с мужчиной, который несчастлив, который ее не любит, как только она увидит, что ничего не изменилось…

— Я не могу… Мне нужен воздух. — Я внезапно чувствую, что задыхаюсь, как будто в комнате, которая раньше казалась такой теплой и приятной, теперь слишком жарко. — Мне нужно выйти наружу…

— Лидия там холодно. — Гриша протестует, и в этом, конечно, он прав, но я уже встаю, проталкиваясь мимо других столиков к двери.

Мое сердце бешено колотится в груди, отчего у меня кружится голова, и когда я выхожу на улицу, холод ощущается почти как облегчение.

— Лидия.

Я вздрагиваю от голоса Гриши позади меня, должно быть, он вышел за мной. Я оборачиваюсь и вижу его, розовощекого от холода, тянущегося ко мне.

— Давай вернемся в мою квартиру, Лидия. Мы можем выпить, поговорить там. Просто дай мне шанс убедить тебя, что это может сработать, Лидия, пожалуйста…

Я должна это сделать. Больше всего на свете я хочу убежать, убраться от него как можно дальше, но у меня нет выбора. Я должна пойти с ним.

Я смотрю на его красивое лицо, лицо, при виде которого я однажды проснулась и подумала, что люблю, и я чувствую, что меня раскалывают на части. Я не хочу с ним идти, не хочу, чтобы он прикасался ко мне, не хочу жить в этой лжи.

Но я должна.

— Хорошо, — тихо говорю я. — Я пойду с тобой. Просто выпить. Поговорить. Мы попробуем посмотреть, как это может сработать, но я не знаю…

Проникает сильный холод. Гриша уже звонит своему водителю, говоря мне, что ему нужно зайти и оплатить наш счет. Я стою тут, примерзшая к тротуару, чувствуя оцепенение. Он пытается уговорить меня вернуться в тепло ресторана, но я, кажется, не могу пошевелиться.

Я знаю, что будет дальше. Я вижу, как передо мной разворачивается путь, полный боли и опасностей, но я не вижу, куда он приведет. И я в ужасе.

Гриша выходит, когда машина подъезжает к тротуару, с упакованной едой в плотном пластиковом пакете с логотипом ресторана спереди. Он открывает мне дверь, и я проскальзываю внутрь, чувствуя, как мое сердце замирает при этом. Я снова здесь, в теплом кожаном салоне его шикарной машины, и когда он садится рядом со мной и закрывает дверь, это звучит как хлопок тюремной камеры.

Он берет меня за руку, и мне требуется вся моя сила, чтобы не отдернуть ее.

— Иван, отвези нас домой.