Изменить стиль страницы

34

ЛИДИЯ

img_3.jpeg

На мгновение я даже не могу говорить. Я совершенно ошарашена. Из всего, что я могла представить, что Левин может сказать, этого никогда не было.

На мгновение в воздухе повисает тяжелое молчание, а затем губы Фернандеса подергиваются, по его лицу разливается мрачный юмор.

— Значит, это она? — Спрашивает он с явным подозрением в голосе. — Что ж, тогда у меня есть предложение получше. Немного легкомыслия для вечера.

— О? Бровь Левина приподнимается. — Я весь внимание.

— Ты должен жениться на ней сейчас. Здесь. Нет времени лучше настоящего, верно, когда вокруг столько опасности? И даже есть свидетели. — Он кивает в сторону комнаты с другой стороны от того места, где мы стоим, где можно увидеть оставшихся гостей, нервно слоняющихся по арочному дверному проему. — Тогда она будет защищена от любого, кто может захотеть ее заполучить. Включая меня, — добавляет он с похотливой ухмылкой в мою сторону, и я вижу, как рука Левина снова дергается, как будто он ничего так не хочет, как застрелить человека на месте.

— Хорошо, — говорит Левин, его голос прорезает воздух между ними, резкий, как оружейный выстрел, и я испуганно вскрикиваю от неожиданности.

— Левин…

— Дай мне минутку, — резко говорит Левин, беря меня за руку. — С моей будущей женой.

Он тянет меня, менее нежно, чем когда-либо прежде, в нишу в дальнем углу комнаты. Он поворачивается так, что загораживает меня от взгляда Фернандеса, его рука касается моей щеки, как будто он любовник, успокаивающий мои нервы.

Что, в некотором смысле, я полагаю, является правдой.

— Это единственный выход, — тихо говорит Левин. — В противном случае он потребует тебя в качестве платы. И если я откажусь от этого, я могу не выбраться отсюда живым, и конец для тебя будет таким же. Таким образом, мы оба уйдем, а с последствиями разберемся позже.

— Ты имеешь в виду последствия того, что мы поженимся? — Я снова взвизгиваю, и рот Левина дергается. — Тебе это кажется смешным? — Спрашиваю я, свирепо глядя на него, и его рот снова дергается.

— Абсолютно нет, — уверяет он меня. — Но я обещаю тебе, Лидия, что решить проблемы, связанные с нашей женитьбой, как только мы выберемся отсюда, будет гораздо проще, чем иметь дело с Фернандесом здесь и сейчас.

— И у тебя все будет хорошо, когда ты вернешься в Москву? Кто такой Владимир…

— Мы можем поговорить об этом позже, — говорит Левин, оглядываясь через плечо. — У нас мало времени, Лидия. Скажи мне да или нет, и мы начнем с этого. Если ты скажешь нет, я сделаю все возможное, чтобы вытащить нас отсюда живыми, но шансы будут невелики.

Я знаю, что выбор, который мне предлагают, на самом деле не такой уж большой. Я думаю о том, как легко они подчинили себе Гришу. Я знаю, что Левин гораздо более жесткий человек, человек, который, как я быстро начинаю подозревать, имеет гораздо больше опыта в подобных ситуациях, чем он показывал раньше, но он в меньшинстве. Таким образом, мы с уверенностью уйдем отсюда вместе и живыми.

— Хорошо, — говорю я ему, и из меня сразу вырывается весь воздух. — Я выйду за тебя замуж.

Это брак по расчету, не более. Мы исправим это, когда вернемся в Москву. Это ничего не значит.

Однако, когда двадцать минут спустя я обнаруживаю, что стою в часовне комплекса, мы с Левином держимся за руки перед священником, на меня смотрят Хорхе Фернандес и несколько гостей, имен которых я даже не помню. Я едва слышу клятвы. Мои губы шевелятся, повторяя то, что мне сказали повторить, и я вижу по выражению лица Левина, что у меня, должно быть, все в порядке, но я чувствую, что парю над всем этим, смотрю на себя сверху вниз, делая то, чего я и представить себе не могла еще час назад.

Это не реально. Это не реально. Но какое-то время так и будет.

Я буду женой Левина Волкова.

Когда он целует меня, я знаю, что все кончено. Я чувствую, что тону в поцелуе, ищу во всем этом якорь фамильярности, и его рука обхватывает мою, удерживая меня ровно. Удерживает меня в вертикальном положении. Эта рука помогает мне вернуться к проходу и выйти из церкви. Это то, что подводит меня к машине, мы сидим в ошеломленном молчании друг напротив друга, когда она отъезжает от комплекса.

— Мы улетаем сегодня вечером, — говорит Левин напряженным голосом. — В Токио.

Я смотрю на него, туман лишь слегка рассеивается из-за нового потрясения.

— Что ты имеешь в виду, говоря в Токио? — Мой голос звучит хрипло и ошеломленно, совсем не похоже на мой собственный. — Почему мы не возвращаемся в Москву.

— Сначала я должен убедиться, что это безопасно.

— Безопасно? То, что мы только что сделали, должно было обезопасить нас. Я думала…

— От Фернандеса. — Левин перебивает меня, вцепившись руками в край сиденья. — Лидия, прости. Я должен был держаться от тебя подальше, я никогда не должен был…

— Нет, что тебе следовало сделать, так это сказать мне правду! — Мой голос повышается, и Левин пристально смотрит на меня. Я вижу, как он напрягается, готовясь к спору. — Я хочу знать, чем ты занимаешься, Левин Волков. Я хочу знать правду об этом, потому что я знаю, что ты пока мне ее не рассказал. Думаю, ты задолжал мне хотя бы это.

Наступает долгое, тяжелое молчание, а затем Левин кивает.

— Полагаю, это так, — тихо говорит он, потирая рот рукой. — Тогда ладно. Ты действительно хочешь знать?

Я киваю.

— Я хочу знать.

— Я убийца. Шпион. Я работаю на организацию под названием Синдикат. У них были дела с этим картелем, и Гриша встал у них на пути. Какое-то время он стоял у нас на пути. Поэтому его пришлось остановить. И теперь это так. — Левин резко выдыхает. — После того, как я нашел эту улику, я позвонил своему боссу, и получил разрешение разобраться с Гришей здесь, чтобы положить ему конец. Он был недоволен этим, но мне удалось его убедить.

Слова звучат ровно и без эмоций, но каждое из них ощущается как удар.

— Убийца? Шпион?

Это то, о чем я думала, или что-то в этом роде, сидя в спальне, пока Левин рылся в запертой комнате Гриши. На самом деле, у меня были подозрения с самого первого дня, и он выкручивался из них, заставляя меня чувствовать себя сумасшедшей из-за таких мыслей. Но теперь я вижу, что все это время была права.

— Мы никогда не должны были этого делать. — Я смотрю на него, мой голос звучит глухо. Я тянусь к левой руке, как будто хочу обернуть вокруг нее кольцо, но там ничего нет. Ни кольца, ни физического символа клятв, которые я только что дала, ничего, кроме слов, которые уже испарились. Это похоже на гребаный сон. — Мы не должны были больше видеть друг друга, когда все это закончится. Мы никогда не должны были делать то, что мы сделали.

— Я знаю. — Голос Левина спокоен в темноте машины, но я слышу в нем боль, которой не ожидала. — Я не хотел, чтобы все так вышло, Лидия. Но я не могу сожалеть об этом. Несмотря ни на что.

Эти слова поражают меня прямо в грудь. Я слышу в них искренность и не знаю, что сказать. Сожалею ли я об этом? Стала бы я что-то менять?

Я знаю, что правильный ответ сказать да. Что я бы перемотала время назад и никогда не оказалась бы в постели Левина Волкова. Что я бы принимала все свои решения по-другому.

Но я не могу сказать с уверенностью, что стала бы.

Остальная часть поездки в машине до ангара аэропорта проходит в тишине, если не считать короткого разговора Левина по телефону, посвященного нашим приготовлениям к перелету в Токио.

— Я в долгу перед тобой, — вот все, что он говорит. — У нас будет место, где остановиться, пока я не буду уверен в том, о чем думает Владимир.

Снова это имя. Я уже поняла, что оно должно принадлежать боссу Левина, и не спрашиваю. Я больше не хочу об этом говорить. Я чувствую себя измученной, и мне трудно поверить, что это моя брачная ночь.

Ночь, которую я собираюсь провести в одиночестве.

По крайней мере, я так думаю. Как только мы оказываемся в самолете, я протискиваюсь мимо Левина, чтобы пройти прямо в спальню в задней части самолета, закрывая дверь прежде, чем он успевает сказать хоть слово. Я опускаюсь на кровать, закрывая лицо руками.

Дело не в том, что я злюсь на него, на самом деле я просто устала. Я устала быть обманутой, от того, что мне лгут, от того, что меня используют. Я устала от того, что у меня отнимают выбор. И теперь он сказал мне правду, но я не уверена, что это лучше.

Измученная, я ложусь на кровать, все еще в платье, и засыпаю.

Некоторое время спустя я просыпаюсь от ощущения чьего-то тела за моей спиной. На мгновение мне кажется, что я снова в квартире Гриши, что это он свернулся калачиком у меня за спиной, а затем я чувствую знакомый аромат одеколона Левина.

На секунду это приносит мне облегчение. А потом я вспоминаю все остальное.

Я мгновенно сажусь, отстраняясь от него, и от этого легкого движения он немедленно просыпается. Он тоже садится, кладет руку мне на спину, и я отшатываюсь.

— Лидия…

— Не говори это так. Как будто это я здесь не права. Ты сказал, что будешь защищать меня…

— Так и есть, не так ли? Я женился на тебе, чтобы обеспечить твою безопасность.

— От одного человека. Но другой может захотеть убить и тебя тоже и, вероятно, меня, просто чтобы связать концы с концами Гриши и того, что он знал, что я, возможно, теперь тоже знаю.

Левин вздыхает.

— Я разберусь с Владимиром, Лидия. Мне просто нужно время, чтобы убедиться, что я не попаду в пасть волку, когда мы вернемся в Москву. Всего несколько дней, а потом мы отправимся домой. Я клянусь. И я знаю, что ты ничего не знаешь. Что Гриша дал тебе очень мало, и что тебя это не волнует. Я буду оберегать тебя.

Я слышу убежденность в его голосе. Я знаю, что он верит в это.

Вопрос в том, я верю ему или нет.

— Я никогда не планировал испытывать к тебе такие чувства.

Его голос доносится из темноты, низкий и тихий, заставляя меня вздрогнуть. Слова звучат намного яснее, чем я могла бы ожидать от него, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него в тусклом свете комнаты, чувствуя, что все это не может быть правдой.