— Все в порядке, — ответила я, хотя мои глаза были прикованы к Вульфу.

Лэнсон переплел свою руку с моей. Горящие глаза Вульфа скользнули по моей руке к нашим сцепленным пальцам, и его брови сошлись вместе.

— Потанцуй со мной, — пробормотал Лэнсон, но произнес эти слова достаточно громко, чтобы Вульф тоже их услышал.

Мне не нужно было отвечать. Он уже тянул меня за собой, отрывая от пьянящего присутствия Вульфа и втягивая в толпу бальных платьев и полупьяных студентов академии, пытающихся на ночь вырваться из своей извращенной, несовершенной реальности.

«Перестань беспокоиться, — напомнила я себе. — Перестать волноваться и уж точно перестать думать о Вульфе».

Когда Лэнсон притянул меня к себе в центре зала, я не стала возражать. Эшлани танцевала где-то в толпе рядом с нами, ее смех наполнял воздух и пробивался сквозь ровный поток музыки.

— Я ненавижу его, — сказал Лэнсон, пытаясь скрыть отвращение в своем голосе. — Я ненавижу то, что он здесь, и ненавижу то, что он смотрит на тебя.

Обхватив Лэнсона за плечи, я позволила ему покрутить меня, чтобы я могла увидеть, о чем он говорит.

Вульф стоял на краю бального зала, его высокую фигуру можно было различить в любом месте, он скрестил руки на груди, а его невозможные, наполненные льдом глаза были прикованы к нам.

Ко мне.

— Просто не обращай на него внимания, — сказала я, придвигаясь чуть ближе к Лэнсону.

Могу поклясться, что я увидела, как челюсть Вульфа сжалась от этого движения.

В моем животе зашевелилось удовлетворение. Я знала, что Вульфу наплевать на Лэнсона, но ему не было дела ни до кого из студентов этой академии.

Но почему он не наблюдал за остальными? Почему его взгляд был прикован к нам?

Руки Лэнсона опустились ниже, на основание моей спины. Он снова закружил нас, двигаясь в такт музыке, когда она переходила от одной песни к другой.

— Я не принимал тебя за танцовщицу, — прошептал он мне на ухо, его губы коснулись моей кожи так, что по позвоночнику побежали мурашки.

Я склонилась к этому ощущению. — Сегодня я танцовщица, — сказала я. Я положила голову ему на плечо, позволяя ему принять на себя всю тяжесть моего тела. Должна признать, это было приятно — не нести все это на себе.

Даже если я остро ощущала на себе пристальные взгляды. В частности, один яркий и сексуальный.

— Ты мне нравишься такой, — пробормотал Лэнсон, его губы приблизились к моей шее. — Я редко вижу тебя расслабленной.

— Я не могу расслабиться, — инстинктивно ответила я. — Я никогда не могу расслабиться в такой обстановке. Не тогда, когда так много поставлено на карту.

Его правая рука опустилась ниже, чуть выше основания моего затылка. — Теперь я здесь. Я защищу тебя, Хантир. Ты можешь мне доверять.

На долю секунды я забыла о Вульфе. Я забыла о своей миссии, о проклятых тестах. Я забыла обо всем, кроме рук Лэнсона на моем теле, о музыке, звучащей в воздухе и управляющей моими движениями.

Не успела я опомниться, как наши тела оказались вплотную друг к другу, и ни один дюйм пространства не разделял нас. — Я не должна никому доверять, — призналась я. — Я всю жизнь напоминала себе об этом.

Его дыхание, горячее и ровное, щекотало мне шею. Он, должно быть, почувствовал эту реакцию, должно быть, почувствовал, как он практически нес меня сквозь толпу, когда его руки спустились по моей талии, обхватив мою задницу так, как я бы никогда не позволила, будь я трезвой.

Когда он отстранился, чтобы посмотреть на мои губы, я позволила ему. Хотя его взгляд не вызвал в моем теле такой же вспышки жара, как взгляд Вульфа.

Я не знала, сколько времени прошло. Не знала, сколько песен прозвучало, пока я лежала в объятиях Лэнсона, не знала, сколько раз его руки проникали ниже моей талии, не знала, сколько раз его губы касались моей шеи.

Фигуры Вульфа больше не было у задней стены бального зала. Я ненавидела то, как опустился мой желудок, когда я это заметила, но я не отстранилась от Лэнсона.

Лэнсон действительно заботился обо мне. Я ему даже нравилась. Он считал меня доброй и особенной.

В отличие от Вульфа, который видел во мне лишь обманщицу. Ту, которую нужно было защищать и опекать, ту, которую нужно было прилететь и спасти.

Я уже начала расслабляться при мысли о том, что он покинет бальный зал, отправившись размышлять о том, что ему еще предстоит сделать этим вечером. Пока он не прочистил горло прямо рядом с нами, заставив нас с Лэнсоном напрячься.

— Прости, — сказал он, его голос звучал знойным рыком. — Ты не возражаешь, если я приглашу тебя на танец?

Я замерла.

— Я возражаю, — сказал Лэнсон, не убирая руку с моей спины.

Глаза Вульфа смягчились. Они не были такими темными и отстраненными. Они были… теплыми. Умоляющими. — Охотница?

— Только один, — сказала я, отвечая за себя.

Лэнсон сразу же напрягся, но я бросила на него еще один взгляд, и он в конце концов отступил. — Я принесу нам еще выпить, — прошептал он.

А потом он ушел, оставив нас с Вульфом одних на танцполе.

— Ты не производишь на меня впечатление человека, который танцует. — Я позволила ему положить мои руки себе на плечи.

— Я и не танцую. — Его крылья создали барьер, удерживая других фейри на расстоянии не менее трех футов от нас, пока он перемещал нас в такт музыке.

— И все же тебе не терпелось выйти сюда и помешать мне и моему спутнику?

Челюсть Вульфа сжалась. — Он мне не нравится.

— Ну и ладно. Тогда тебе не обязательно с ним танцевать.

Его пальцы сжались вокруг моей талии, притягивая меня на дюйм ближе к нему.

— Ты проводишь с ним слишком много времени.

Мой взгляд метнулся к его глазам, и между его лицом и моим осталось всего несколько дюймов. — Прости?

— Ты не можешь ему доверять. Что-то в нем не так.

— И почему же? — спросила я. — Это как-то связано с тем, что я нравлюсь ему, а он мне?

Вульф насмешливо хмыкнул, окинув взглядом бальный зал позади меня. — Он тебе не нравится.

— Ты ничего обо мне не знаешь, Вульф.

Его глаза снова встретились с моими. Я поймала себя на том, что смотрю на белые крапинки, сверкающие в его голубых радужках, на черные волосы, которые стали длиннее за время, проведенное в Мойре.

— Я знаю больше, чем он.

Вульф закружил меня, заставив ахнуть, когда прижал мое тело к своему. Я подавила смех, который грозил выдать меня из-за внезапной силы его танца.

Он кружил меня по бальному залу, словно я была пушинкой.

— Достаточно, — сказал Лэнсон, прерывая нас.

Я оттолкнула Вульфа от себя, от смущения мои щеки запылали. Мы даже не закончили один танец, но это был уже один танец.

— Я заберу свою спутницу обратно. — Лэнсон уставился на Вульфа, стиснув зубы и сжав кулаки.

— Она в твоем распоряжении. — Вульф бросил на меня быстрый взгляд, после чего вышел из бального зала, и его черные ангельские крылья последовали за ним.

Черти.

— Пойдем. Давай уберемся отсюда. — В словах Лэнсона сквозили затаенная похоть и ревность — опасное сочетание.

Я тоже чувствовала вожделение, но не в такой степени. Не только к Лэнсону, хотя я не могла этого понять, не могла понять, почему я все время оглядывалась через плечо Лэнсона, ища кого-то другого.

Ища кого-то, кому было все равно.

Я кивнула, давая ему сигнал увести меня.

Он так и сделал.

Я больше не видела Вульфа, пока Лэнсон вел меня, наполовину неся, из бального зала в сторону открытых садов.

Прохладный ночной воздух сразу же поцеловал мою кожу, разбудив меня.

Мы были единственными, кто находился в поле зрения, единственными, кто находился вдали от музыки, танцев и затуманенных суждений.

Я наконец отошла от Лэнсона, который, расхаживая взад-вперед, начал что-то бормотать о Вульфе.

Мужчины и их темперамент.

— Почему ты позволяешь ему доставать тебя? — спросила я. — Черт возьми, Лэнсон. Я пришла сюда с тобой!

— Мне это не нравится, — прорычал Лэнсон. Он провел руками по волосам, запутав их в зализанных назад локонах. — Он ведет себя так, будто ты ему принадлежишь, Хантир.

— Ну, это не так.

— Там все было не так. — Лэнсон угрюмо покачал головой.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — спросила я. — Я здесь, с тобой! Я не с ним! — Я никогда не видела его таким: он впился пальцами в кожу головы, словно хотел похоронить эти мысли, словно хотел похоронить свой гнев.

Но я чувствовала его с того места, где стояла: тяжелый, горячий и беспокойный. — Посмотри на меня, — приказала я.

Лэнсон покачал головой, не поворачиваясь, но в конце концов оторвал руки от волос.

— Посмотри на меня, — повторила я, и в словах прозвучало еще больше отчаяния.

Он медленно повернулся, его глаза не решались встретиться с моими.

Я не совсем понимала, зачем мне нужно было нравиться ему. Нужно было, чтобы он хотел меня. Нужно было, чтобы он одобрял меня, чтобы ненавидел Вульфа так же сильно, как и я.

Это было знакомое ощущение, которое я испытывала каждый день, когда росла с Лордом. В мире, где мне не было места, в мире, где у меня отняли моих собственных родителей, мне хотелось, чтобы кто-то тосковал по мне. Чтобы кто-то принял меня.

Мне хотелось, чтобы Лэнсон увидел меня.

Прежде чем я смогла остановить себя, я шагнула вперед и скользнула руками по его груди.

Сначала он напрягся, но не отступил под моим прикосновением.

Я просунула руки под его пиджак, поднялась к плечам, шее, подбородку.

Я видела это в его глазах — перемены. Лэнсон больше не смотрел на меня так, словно я была всем его миром, словно я была его спасением. Он смотрел на меня так, будто видел во мне правду; будто замечал тьму, которая всегда нависала над моей головой.

Он смотрел на меня так, словно я была разбитой, разрушенной.

Наконец-то он увидел меня настоящую.

Мы были слишком заняты своими переживаниями, чтобы заметить, что кто-то еще входит во двор, кто-то приближается, кто-то смотрит.

Пока медленный хлопок позади не заставил меня подпрыгнуть.

Я отстранилась от Лэнсона и повернулась, обнаружив, что Эспек с весельем наблюдает за нами.