— Почему ты этого не сделал? – спрашивает она, ее голос низкий.

— Я не убивал их, потому что, хотя они и могли отдать приказ, не они перерезали горло моему отцу. Они не несут ответственности за убийство моей матери. Я приберег свою месть для человека, который на самом деле совершил это дело. Мои дяди были несущественны. Более того, им это удалось. Они были идиотами, но им удалось убить моего отца, поэтому я решил оставить их в живых. В то время я тоже не был готов стать доном. Они прожили так долго только потому, что я счел это нужным.

Я не могу двигаться, не могу дышать. Все, что я могу сделать, — смотреть с шоком.

— Ты больной, — бормочет Дениз.

— Это так. Мой семнадцатилетний ребенок считал, что не нужно убивать виновных в смерти моего отца. Но мне уже нет семнадцати лет, и у меня буквально нет причин оставлять тебя в живых. А теперь скажи мне, почему ты пыталась связаться с Мясником?

— Лео никогда не доверял тебе, — трясущимся голосом говорит Дениз. — Он всегда говорил, что им не следовало оставлять тебя в живых. Что ты нанесешь им удар в спину. Он сказал, что ты убьешь его. Что ты убьешь всех нас.

— Я убил его, — скучающим голосом говорит Энцо.

— Да. И я была в ужасе. Я не могла есть, не могла спать. Потому что я осталась одна, а ты был доном. Не было ничего, что я могла бы использовать против тебя. Я не могла выгнать детей из дома. Я думала, ты собираешься причинить им вред. Последние два года я прожила в страхе перед тобой.

— Значит, ты пошла искать Мясника, чтобы посмотреть, сможет ли он закончить работу?

— Не только тебя, — говорит Дениз. — Её тоже. Я хотела, чтобы вы оба умерли.

Она показывает на меня, и это большая ошибка. Маска с лица Энцо спадает, обнажая ярость, скрывающуюся под ней.

— Не смотри на нее, черт возьми. И ты, черт возьми, не тронешь ее, — рычит он.

— Я больше ничего не могу сделать. Я не смогла найти Мясника, — говорит Дениз с ясной душевной болью в голосе.

Мои глаза расширяются, когда пистолет в ее руке падает на пол. Нет, нет, не надо, хочу я ей сказать, но слова не слетают с моих губ. Это ее единственная защита. С каждой секундой я все больше настороженно отношусь к следующим действиям Энцо.

Дениз выглядит на грани краха.

— Он чертовски мертв, — сплевывает Энцо. — Он мертв, и мне никогда не удастся отомстить. Но, возможно, убийство тебя немного облегчит эту чертову боль в моей груди.

Он достает пистолет, и это подталкивает меня к действию. Мой желудок резко падает, ощущение льда охватывает меня от осознания того, что он собирается сделать.

— Нет! — кричу я, вставая между ним и Дениз.

Глаза Энцо затуманились. Но когда я тянусь к его руке, он останавливается, пристально глядя на меня.

— Держись подальше, принцесса.

Его голос немного спокоен, но его края грубы.

— Я не могу этого сделать, — говорю я тихо, но он меня не слушает.

Его челюсть стиснута, когда он снова смотрит на Дениз. Его рука сжимает спусковой крючок пистолета, и я стою перед ним, блокируя женщину.

— Черт возьми, Роза. Отойди! – кричит он.

— Нет. Она мама Марии и Мэтью. Их мать, Энцо! Они все еще твои кузены и не заслуживают потери своей матери, — умоляю я. — Больше, чем кто-либо, ты должен понимать, каково расти без родителей.

Моя грудь вздымается, когда я пытаюсь заставить его посмотреть на меня. Но его взгляд устремлен в точку позади меня. На ней.

— Ты не можешь убить ее, — говорю я с силой. — Энцо!

Наконец он смотрит на меня, голубые глаза полны такого гнева и печали, что у меня болит сердце. Я говорю слова, которые, я знаю, остановят его.

— Если ты любишь меня, ты оставишь ее в живых.

Я наблюдаю, как мои слова поражают его. Его челюсти сжимаются, прежде чем глаза закрываются.

— Блядь, — кричит Энцо, сильно ударяя кулаком по стене.

Я вздрагиваю. Он только один раз ударяет кулаком по стене, прежде чем сцепить руки за шеей, пытаясь восстановить некоторый контроль. Мое сердце все еще колотится в груди, когда я смотрю на него. Когда он наконец смотрит на меня, часть эмоций в его глазах утихла.

— Это было немного драматично, — сухо говорит он.

— Это сработало? — спрашиваю я с надеждой.

Он не отвечает. Он достает телефон и отправляет сообщение. Через две секунды в холле появляются двое мужчин.

— Заприте ее в комнате, — приказывает он, указывая на Дениз пистолетом. — Никто не входит и не выходит.

Облегчение чуть не разрывает мое сердце пополам.

— Спасибо, — шепчу я, когда мужчины собираются сделать именно это.

Дениз даже не сопротивляется, когда ее уводят.

— Пока не благодари меня, детка. Я подумываю запереть ее в психиатрическую больницу, — говорит он мне.

Легкая улыбка касается моих губ.

— Это могло бы быть идеально. Ей нужна помощь.

Он притягивает меня к себе, и я кладу голову ему на грудь. Я чувствую, как бьется его сердце. Он проводит рукой по моей спине, прежде чем та попадает в мои волосы. Он держит меня еще ближе.

— Ты даже не представляешь, как я испугался, когда увидел, как она направила на тебя пистолет, — шепчет Энцо.

— Я думала, ты ничего не боишься, — бормочу я, обнимая его за талию.

— Я боюсь одного, — говорит он. — Потерять тебя.

Я тихо сглатываю, когда эти слова согревают мою грудь.

— И иголки, — добавляю я с легкой улыбкой.

— Ты раздражаешь, — бормочет он, и я смеюсь. Через минуту или две он наконец отстраняется. — Наверное, нам следует съездить в больницу и проверить Марию.

Я смотрю на него секунду. Не могу поверить, что, несмотря на все произошедшее, он переживает за нее. Это доказательство того, что я всегда знала. Что у него есть сердце. Он может это скрывать, но он это делает. Мне ничего не хочется, кроме как забраться к нему в постель, но я также беспокоюсь о Марии и о том, как она себя чувствует.

Едем в больницу, и, убедившись, что с ней все в порядке, Энцо отвозит нас домой. Как только мы переступаем через стены нашей спальни, он говорит мне четыре слова.

— Это произошло на Рождество.

Мое сердце замирает, а ноги останавливаются. Я смотрю на него в поисках объяснений.

— Мои родители, — говорит он мне. — Они умерли в Рождество. Мы ужинали на рождественском ужине, когда их убили. Я помню, как однажды был так счастлив, потому что получил именно то, что хотел. И в следующий момент мое счастье обратилось в пепел.

Он проводит большим пальцем по моей щеке.

— Вот почему я не могу жениться на тебе в тот день, детка. Потому что это худший день в моей жизни, — тихо говорит он. — И я должен был сказать тебе, когда ты спросила, но ты сказала, что тебе это так нравится. И я не мог вынести мысли сказать что-то, что омрачило бы твою радость. Рождество твое, принцесса. Я не хотел отнимать это у тебя.

Жгучая боль пронзает мою грудь.

— Я понимаю, — выдыхаю я.

Той ночью я держу его в нашей постели, пока он не выдерживает и оплакивает потерю своих родителей. Возможно, он потерял их двадцать лет назад, но сейчас боль острая и жгучая, особенно потому, что нет никакого способа спастись, нет выхода. Некого убивать и некому отомстить.

И я знаю, что это несправедливо, но часть меня рада, что все закончилось. Он может остановиться сейчас. Он может перестать прятаться, подавлять свои эмоции. Мне хотелось бы осознать, что месть была его конечной целью. Энцо всегда отдавал каждому часть себя, потому что, если он не мог доверять членам своей семьи, он не мог доверять никому. И теперь, когда я понимаю его до глубины души, я собираюсь помочь ему снова обрести себя.

Каждый его крошечный кусочек, каждая часть. Я не остановлюсь ни перед чем, пока не соберу его воедино. Пока мужчина, в которого я влюбилась, снова не станет целым.