— Почему запретное должно быть таким чертовски сладким? — Он провел языком по моим бедрам, слизывая каждую каплю.

Ненасытная жадность запульсировала в моем животе, и я прижалась спиной к его пальцам и закрутила бедрами, отчаянно желая большего.

Крепко сжав мое горло, он приподнял мой подбородок, перекрыв доступ воздуха в легкие. Он вводил и выводил свои пальцы, сжимая мое горло настолько, что я чувствовала, как мой пульс бьется о его ладонь. Он вынул пальцы с влажным звуком и провел подушечкой большого пальца маленькие круги по моей набухшей и ноющей дырочке.

— Вам нужно, чтобы вас хорошенько трахнули, мисс Веспертин?

— Да, профессор, — вздохнула я, моя киска сжалась от его настойчивых ласк.

В течение двух недель после нападения Анджело он не прикасался ко мне. Отчасти это была моя собственная неуверенность из-за шрама на лице и пожелтевших синяков по всему телу. Мне было трудно смотреть на себя в зеркало, не видя этих ненавистных черных глаз и не слыша обещаний Анджело изуродовать меня. Деврик сказал мне, что подождет, пока я буду готова, и, хотя он оставался нежным, даже больше, чем раньше, он никогда не проявлял сексуальных желаний — даже когда я спала рядом с ним. Даже в тот раз, когда я расплакалась во время принятия душа, и он прижал мое обнаженное тело к себе. Я и не подозревала, как сильно тосковала по этому, как сильно нуждалась в такой близости без секса.

В последующие недели моя рана затянулась, синяки исчезли, и я больше не слышала шепота Анджело. Мое влечение к Деврику усилилось, голодный зверь, который извивался и выгибался от своего аппетита, пока он, наконец, не сдался. Далее последовала такая жажда к этому мужчине, которую я никогда раньше не испытывала. Это достигло пика в ту первую ночь, от заката до восхода солнца, когда он прижимал меня к своему столу, стулу и каждой стене своего кабинета. Мы ели, принимали душ и трахались, отгоняя все ужасные мысли, которые еще оставались в моей голове.

Я ожила, воскресла.

Я снова чувствовала себя красивой, желанной, целостной.

И все же, казалось, между нами что-то было. Что-то нерешенное.

Острый укус больно резанул по ягодицам, и, подтолкнув меня бедром, он приказал мне опуститься на пол.

— Опусти лицо на стол, — приказал он, и я сделала это, чувствуя, как подол юбки приподнимается над моей попкой, открывая ему полный вид на мою нуждающуюся плоть.

Похоже, это была его фишка — смотреть на меня, прежде чем взять. Часть меня чувствовала, что он наслаждается мучениями того, чтобы иметь нечто запретное.

Прижав ладони к столу, я уставилась на книжный шкаф справа от нас, ожидая, пока он молча пожирает меня глазами. Я зажала нижнюю губу между зубами, предвкушая его прикосновения, как и сам секс.

Оглянувшись через плечо, я увидела, как он расстегивает рубашку, стягивая ее с плеч, где остался шрам от пули, пробившей его насквозь. Он расстегнул пряжку ремня и освободил себя, несколько раз томно качнув восхитительно толстым членом.

Все еще склонившись над его столом, я ждала его безжалостного нападения. Ненасытного желания погубить друг друга. Разрывать одежду и царапать кожу. Ждала укусы и шлепки, и грязные слова, которые сами собой засели в моей голове, стирая все ненавистные мысли о себе, которые я там хранила.

Вместо этого я почувствовала, как он проводит кончиком своего члена по-моему уже мокрому входу, рисуя мягкие круги по моей плоти. Охваченная безумной похотью его разврата, я почувствовала, что могу сгореть от напряжения, и, повернувшись, уперлась лбом в стол, сжав руки в кулаки. Медленно и лениво он делал небольшие толчки — ровно настолько, чтобы возбудить отчаяние, свербящее в моем животе, пока, наконец, не вошел до упора, и из меня не вырвался звук полного облегчения.

В его горле раздался гортанный стон, когда он грубо вошел в меня.

Да. Это было то, чего я хотела. То, что мне было нужно.

Боль пронзила кожу головы, когда он схватил в кулак волосы и приподнял мою голову со стола.

— Посмотри, как хорошо ты принимаешь мой член, Маленький Мотылек. Ты создана для меня, — сказал он с прерывистым дыханием и отпустил мои волосы, схватив меня за бедра в собственническом и доминирующем жесте.

Несколько сильных толчков заставили блестящую облицовку обжечь мою грудь, когда мое тело дернулось по столу, и он плавным движением выскользнул наружу. Из-за его отсутствия каждая клеточка моего тела кричала от неистового голода.

Я повернула шею, чтобы увидеть, как он щелкнул пальцами, приглашая меня встать со стола, и опустился в кресло, его член стоял гордо и угрожающе, когда он поглаживал толстый ствол.

Я отдалась чудовищному демону, который так много раз мучил меня своими поддразниваниями, укусам, пока полностью заполнял меня. Когда я оттолкнулась, чтобы снова насадиться на него, он обнял меня за плечи, удерживая на месте. Взяв пальцами мой подбородок, он поднес мое лицо к своему, и эти неумолимые медные глаза пристально посмотрели на меня.

— Ты чувствуешь это, Лилия? — Он прижал мои бедра к себе, погружаясь в меня так глубоко, что на глаза навернулись слезы. До этого мы занимались сексом бесчисленное количество раз, трахались почти во всех позах, но почему именно в этот момент я не почувствовала того же самого? Почему, как только вопрос сорвался с его губ, сердце заколотилось в груди, как будто я предвидела его вопрос? Как будто я подумала об этом в тот же момент.

Когда мы сидели, обхватив друг друга, и дыхание учащалось от нужды и отчаяния, внутри меня что-то защемило. Оно умоляло меня отвернуться от него. Оттолкнуть и проклясть его. Оно извивалось и билось в моем нутре с яростной решимостью вырваться. Незнакомый незваный гость вцепился в мой живот и пробирался к ребрам.

— Да, — прошептала я. — Почему это ощущается по-другому?

Он провел большим пальцем по моему шраму и прижался губами к его неровной поверхности.

— Скажи мне, что именно чувствуется по-другому?

Я сосредоточилась на ощущении давления в груди. На том, как он обнимал меня. Свобода и безопасность, и наши разгоряченные тела, сплетенные вместе, как два пламени.

Родственные души.

Его глаза. То, как он смотрел на меня. Чувства, которые он будил во мне этим несносным блеском почтения.

Нет.

Я прижалась к его груди, но он прижал меня к себе, впиваясь пальцами в мои бедра, не желая отпускать меня. Его руки забрались под мою рубашку, к позвоночнику, где он прижал меня к себе.

Монстр царапал мои ребра, пробивая кости в поисках выхода.

— Скажи это.

— Просто трахни меня уже, — огрызнулась я, расстроенная по причинам, которые не могла ему объяснить.

— Это все, что ты хочешь? Быстрый трах? Ты знаешь, что я могу дать тебе это, но мне кажется, что внутри тебя есть что-то, что жаждет большего.

Откуда он мог это знать? Откуда он мог знать голодную тень, пустую дыру, которая жаждала съесть мое сердце?

— Я тоже это чувствую, — сказал он, словно прочитав мои мысли. — Это внутри меня. Горящее, как лихорадка, от которой я не могу избавиться. Это злобный, гордый гнев, который отказывается признать правду.

— Какую правду? — спросила я, мой голос дрожал. Нервно.

— Что я готов убить за тебя без колебаний и угрызений совести. И в то же время, без тебя я могу превратиться в кучку пепла. Я слаб перед тобой, Лилия.

Сквозь раздражающую пелену слез я переваривала его слова, смакуя их. Как странно, что я чувствовала себя совсем другой. Сильной. Более уверенной в себе благодаря ему.

Сколько раз мне приходилось смотреть на шрам, оставленный Анджело, Деврик заставлял меня забыть о нем. Он каким-то образом вселял мужество в мои самые расстроенные минуты, когда мир казался мне скорее врагом, чем другом.

— Почему ты заставляешь меня плакать?

— Потому что я знаю, что внутри тебя тоже есть правда. Ты отказываешься признать ее, но я хочу, чтобы ты сказала ее. Скажи мне ее в лицо.

— Я не могу.

— Чего ты боишься?

Я покачала головой, паника поднялась в горле и жаждала вырваться наружу гневным рыком.

Стиснув зубы, он схватил меня за челюсть.

— Чего ты боишься?

— Что Вселенная тоже услышит это! И заберет тебя. — По щеке покатились слезы. — Я так хотела сказать тебе это в тот день у океана, когда ты ускользал от меня. Я кричала в своей голове. Скажи ему! Скажи ему, пока не стало слишком поздно. Но я не могла, потому что знала: если я это сделаю, ты уйдешь навсегда. А теперь? Теперь я чувствую себя проклятой. Как будто я ношу в себе проклятую тайну, которую никогда не смогу произнести вслух.

Его брови сошлись на переносице, и он убрал прядь волос за ухо.

— Я никуда не ухожу. Ты и я? Это? От этого никуда не деться. Неважно, как быстро ты бежишь и как далеко забегаешь, я всегда буду внутри тебя, как сейчас. В твоих костях, в твоей крови и в твоей голове. Неважно, что ты расскажешь Вселенной, какие секреты откроешь. Ничто не изменит того, что мы есть, того, чем мы стали.

Это было на кончике моего языка, просилось наружу, и я впитывала его признание, как наркоманка.

— Я хочу сказать тебе. Я давно хотела тебе сказать, но у меня на сердце слишком тяжело. На нем слишком много замков. И в некотором смысле я рада, потому что чем мне тяжелее мне открыться, тем меньше я чувствую, а чем меньше я чувствую, тем меньше все болит.

— Мне хорошо знакомо это чувство. — Он провел большим пальцем по моей щеке. — Мы с тобой похожи, Лилия. — Он нежно поцеловал мой шрам, а затем губы. — Я знаю, что демоны твоего прошлого все еще мучают тебя. Я знаю, что иногда ты видишь Анджело, когда просыпаешься посреди ночи. — Его брови сошлись в напряженном хмуром взгляде. — Но он никогда больше не причинит тебе вреда, Маленький Мотылек. Я выведу из тебя всех демонов, пока ты не почувствуешь себя в безопасности.

Боже, разве можно было желать этого человека еще больше, чем я уже желала?

— Я не вижу их, когда я с тобой. Мне кажется, они боятся тебя.