— Черт возьми, каждый раз, когда ты рассказываешь мне об этой штуке, я пугаюсь еще больше. Это что, будет как в фильме «Чужой», когда он выскочит из моей груди?

— Это будет не очень красиво и не очень приятно, но ничего такого драматичного, нет.

Опустив взгляд, он покачал головой, зачерпнув немного зеленой фасоли.

— Это хреново, — сказал он, набивая рот овощами. — Мне кажется, что я сейчас в самой лучшей форме за всю свою жизнь. Как будто я могу пробежать этот чертов марафон.

Я пожал плечами.

— Наверное, смог бы.

— Но ведь этого не случится? — Он наколол на вилку еще одну порцию стручковой фасоли, не удосужившись взглянуть на меня. — Ты же не планируешь отпускать меня после всего этого.

— Нет. Не планирую. — Зачем врать парню или приукрашивать неизбежное? — Мне нужны организмы, растущие внутри тебя, и я намерен собрать их, когда ты умрешь.

— Зачем?

Я потер пальцы друг о друга, но только неприятное покалывание от давления на них укололо мою кожу, как крошечные разряды электричества. Я снова вспомнил, как Лилия держала мою руку. Как колючее ощущение было вызвано ее нежной лаской.

— Чтобы я снова мог чувствовать.

— Ты что, ничего не чувствуешь? Совсем?

— Нет. Это как быть запертым внутри трупа.

Он фыркнул и покачал головой, снова погружаясь в свое картофельное пюре.

— Должно быть, это сводит тебя с ума.

Я стиснул зубы, наблюдая за ним, и что-то темное скрутило мои внутренности.

— Это сводит меня с ума.

Должно быть, он уловил раздражение в моем голосе, так как поднял взгляд и передернул плечами.

— Эти черви — лекарство?

— Нет. — Я поднялся со стула и засунул руки в карманы. — Лекарством являются их токсины. К сожалению, их нелегко изготовить в лаборатории. Нужно свежее человеческое тело.

— Я первый, кого ты... ну, знаешь, заразил подобным образом?

Опустив взгляд, я зашагал вперед.

— Нет. До тебя был еще один.

Он провел языком по зубам и постучал вилкой по своей тарелке. Пластиковая тарелка, после небольшого казуса с бутылкой, которую он бросил в меня.

— Как долго, по-твоему, тебе это будет сходить с рук?

— Подозреваю, что до тех пор, пока я не сделаю какую-нибудь глупость и меня не поймают.

— Я вижу, что ты не дурак, — сказал он с разочарованием. — Могу я попросить тебя об одолжении?

Я перестал вышагивать.

— Нет.

— Ничего особенного. Просто карандаш и бумага. Я бы... я бы хотел написать письмо своим сыновьям.

Конечно, я бы не позволил этого сделать, даже если бы прочитал все это перед отправкой. Он не заслуживал прощения. Он не заслуживал даже просьбы. Тем не менее, это могло послужить козырем в дальнейшем.

— Полагаю, я могу удовлетворить эту просьбу.

— Я был бы тебе очень признателен. Ты знаешь, у моего сына припадки. С самого детства.

— Да. Я в курсе.

Он издал дрожащий вздох и снова опустил взгляд на тарелку.

— Ты думаешь, что это я их вызвал?

— Я не его врач. Я не могу знать. Однако ты, конечно, не улучшил его положение.

В серебристом блеске его глаз блеснули, как мне показалось, слезы.

— Ты ведь не причинишь вреда и им, правда? Моей жене и моим сыновьям?

— У меня нет причин причинять вред твоей семье. Я не причиняю боль детям, как ты.

Он вздрогнул и почесал нос.

— Знаешь, эта история с трезвостью? Действительно чертовски хреново.

Я подождал еще несколько минут, наблюдая, как он запихивает в себя последние кусочки еды.

— Ты собираешься закончить свой рассказ? — спросил он, проталкивая тарелку обратно через решетку своей камеры. — Все-таки интересно, какое отношение все это имеет ко мне.

— В следующий раз, — пообещал я и, забрав тарелку, направился в свой кабинет.