— Ты просишь меня присмотреть за студентом. — Тон моего голоса не мог быть более без энтузиазма. — Кто она?

— Лилия Веспертин. Возможно, ты сможешь взять ее в помощники...

— Ни в коем случае. — Я сделал еще один глоток виски, наслаждаясь жжением в горле, пока сдерживал желание ударить его.

Липпинкотт усмехнувшись опрокинул свой стакан.

— По крайней мере, я хочу понаблюдать за ней, пока она здесь. Если он попытается поместить ее в любой другой продвинутый класс без предварительного разрешения, его задница будет уволена. — Прикусив верхнюю губу, он покачал головой. — Я ждал возможности избавиться от него. И эта любопытная сука, Гилкрист, — сказал он сквозь стиснутые зубы.

— И что в таком случае делать с девушкой?

— Мы отказываем ей в финансовой помощи на второй семестр. Она получила стипендию Меритус за финансовые трудности. В противном случае у нее нет ни единого шанса посещать академию. — Он провел пальцем по краю своего бокала, его взгляд был расфокусирован — Кстати, как я понимаю, ты закончил отчет о вскрытии Андреа Кеплинг. Могу я узнать результаты?

— Костные полоски. Почти полное разложение печени. Вониксис. Двусторонний тапетум. Значительные уровни токсина, выделенного из мозга и печени. Ничего удивительного. — Я не потрудился упомянуть червя с чертовыми зубами.

— Итак, мы называем это Ноктисомиазом.

— Наличие токсина достаточно показательно, я думаю.

Он издал душераздирающий вопль и переместился в своем кресле, как будто у парня был тяжелый случай геморроя.

— Должен сказать тебе, что я не был полностью согласен с тем, чтобы вскрытие проводилось здесь.

— Почему? — С Липпинкотом мне приходилось вести себя осторожно — он был похож на политика: чем больше вопросов вы задавали, тем больше отвлекающих факторов он добавлял в свои ответы. — Что делает ее такой особенной?

Еще один покорный выдох, и он постучал пальцем по ободку своего бокала.

— Она была идентифицирована как одна из пациенток, ушедших в самоволку во время исследования твоего отца.

Конечно, так оно и было. Прошло почти два десятилетия после скандальной катастрофы, которая нависла над моей карьерой, как чертово проклятие. Шесть женщин умерли. Две пропали без вести. И каким-то образом я унаследовал дерьмовую работу по очистке репутации моего отца.

— Ну, похоже, она больше не сможет об этом никому рассказать. Так в чем проблема?

— Проблема в том, что она ворвалась в мой дом и пыталась меня убить. Как невероятно хреново это выглядело бы, если бы ты потом представил отчет о вскрытии пациента, пропавшего из исследования двадцать лет назад, в котором демонстрируется редкий паразит, на исследование которого я, как оказалось, выделил крупную сумму денег. Она ведь обвинила меня в том, что я засунул чертовых червей ей в живот!

— Насколько я знаю, все свидетельства того, что эти женщины участвовали в исследовании, были уничтожены. — Было тошно от того, как вся жизнь человека может быть превращена в ложь. Как легко можно стереть чье-то существование без вопросов и объяснений. Каждая деталь о тех двоих, которые участвовали в исследовании и впоследствии исчезли, были тщательно стерты без малейших последствий. Хотя мне были переданы все рецептуры моего отца, я ничего не знал о женщинах, участвовавших в исследовании.

Возможно, так было лучше.

— До этого отчеты все еще подавались в совет. Мне не нужно, чтобы СМИ узнали об этом и придумали истории о том, что я причастен к смерти этой женщины. Она была признана психологически недееспособной, а значит, не заслуживающей доверия, но, как ты хорошо знаешь, трупы никогда не лгут.

Мои мысли вернулись к тому моменту, когда во время вскрытия Андреа я вытащил из ее живота червя длиной в фут.

— Мне кажется удивительным, что она заболела совсем недавно. Прошло двадцать лет. Это не тот организм, который стремится поселиться в теле надолго.

— Полиция сказала, что она была бездомной на острове. Может быть, она сама заразилась. У меня нет объяснений. Я не принимал участия в садистских исследованиях твоего отца, и я не пытался связаться с этой женщиной после того, что она сделала со мной.

— Тем не менее, ты здесь для чего-то. Что именно тебе нужно?

— Я хочу, чтобы ты изменил отчет.

Я фыркнул на это и налил себе еще выпить, не зная, говорит ли этот сумасшедший сукин сын серьезно или шутит.

— Ты просишь меня фальсифицировать мои выводы?

— Не смей вступать со мной в технические и юридические споры. Вспомни, кто спас твою задницу в прошлом году с этой девчонкой Гаррик. — Еще один скандал, не имеющий абсолютно никаких оснований. — Твоя фамилия стоила мне чрезмерного контроля за ущербом. Я просто прошу тебя удалить детали токсина.

— А костные полосы? Как, черт возьми, я могу объяснить это при отсутствии каких-либо генетических отклонений или дисплазии?

— Вычеркни и это заключение.

Застонав, я провел рукой по лицу, слушая, как он превращает простой отчет в сложную паутину лжи, которую мог бы распутать даже начинающий патологоанатом.

— У нее есть целый медицинский профиль, основанный на повреждениях, нанесенных этим организмом. Что произойдет, если кто-то поставит под сомнение мои выводы и ее эксгумируют?

— После этого ее кремируют. Ни больница, ни судмедэксперт, ни университет не заинтересованы в том, чтобы взять на себя расходы на погребение. Насколько я понимаю, они разыскали дядю, который может подписать договор о кремации. Поэтому твой отчет — это Евангелие. Тихо удали эти выводы, и никто не узнает.

В фальсификации отчета не было ничего нового — я делал это и раньше, с разумным и логичным объяснением. Однако пытаться придумать причину каждого физиологического нападения, которому подверглась эта женщина, было головоломкой, которую мне не нужно было разгадывать.

— Ты думаешь, что я ублюдок, раз прошу о таком.

Я покрутил последнюю порцию ликера в своем бокале, убеждая себя, что было бы плохой идеей разбить ему лицо.

— Меня больше поражает то, что ты так легко попросил меня об услуге, которая может стоить мне лицензии.

— Что ты хочешь взамен, Деврик?

Вот это ближе к теме. Я мог оправдать работу за выгодную сделку.

— Я хочу, чтобы камеры убрали из моей лаборатории.

— Эти камеры — требование органов финансирования. Они установлены в результате...

— Я знаю, почему они установлены.

Я наклонил голову ровно настолько, чтобы показать шрам, который тянулся от моей шеи до локтя. Кислотная атака, любезно устроенная вечно бдительными студентами, которые посчитали необходимым обвинить меня в исчезновении девушки без соответствующих доказательств, разумеется. Я провел два месяца в отпуске, восстанавливаясь после этого, что привело к дальнейшему отставанию в работе.

— Я не работаю со студентами-ассистентами, как я уже несколько раз объяснял совету.

— Тогда почему ты настаиваешь на том, чтобы их убрали?

— Мне не нравится чувствовать, что за мной наблюдают, когда я работаю. Это мешает мне сосредоточиться. Убери их по-тихому, и никто не узнает. — Я повторил его слова, сказанные всего несколько минут назад.

— Отлично. Считай, что все сделано. — Скрестив ноги, он оглядел мой кабинет и сделал глоток своего ликера.

Я не мог удержаться от фантазий о том, как невероятно приятно было бы подсыпать несколько личинок в его напиток. Разумеется, это говорила только лень. Мне не нравилась мысль о том, что придется редактировать свой отчет.

— Я удивлен, что мне вообще удалось застать тебя в рабочее время. Это удивительно, что ты вообще спишь. — Липпинкотт поставил свой пустой стакан на стол. — Как продвигается исследование?

Мой разум не хотел отпускать эту фантазию, такую яркую и увлекательную. Мысли о том, как эти извивающиеся твари прокладывают себе путь по пищеводу в его живот. Остановись, Деврик. Я прочистил горло, откинув плечи назад.

— Спокойно и нудно, как всегда.

— Есть успехи в работе над последним вариантом?

— Да. Теперь у меня есть мотылек с полностью вытянутым хоботком, который предпочтет хороший, стейк с кровью, а не нарезанные апельсины.

— Я нахожу это совершенно очаровательным.

— Если бы это не было равносильно провалу, я бы тоже так считал.

— Я не хочу оказывать дополнительное давление, но с приближением квартальных оценок, возникнет нежелательный интерес к программе. — Его руки обвились вокруг ручки кресла, а мышцы на лице напряглись.

Не для кого не было загадкой, что заставило его так переживать. Столкнуться с членами Воронов — теми, кто практически родился в условиях чрезмерной власти, — с таким жалким отчетом было бы нелегко. К счастью, я обладал несколько защищенным статусом, поскольку моя родословная в этой группе восходила к моему прапрадеду — одному из основателей. Это была единственная причина, по которой Вороны не бросили моего отца в одну из своих красивых клеток, после того унижения, которое он причинил. Унижения, которое мне с тех пор было поручено загладить.

Хотя Липпинкотт был достаточно амбициозен и дерзок, чтобы подняться по лестнице власти, он был всего лишь Вороном в первом поколении. Недавно ставший достаточно обеспеченным человек, на уме которого были лишь деньги, и то, что он не был рождён в них изначально, сделало его практически бесполезным.

— Я задействовал лабораторию в полночь, чтобы помочь в размножении мотыльков и прививках, в надежде испытать несколько вариантов сразу, — предложил я в качестве скудного утешения. Не имело значения, сколько времени у меня уйдет на завершение работы. Если только я вдруг не стану угрозой для общества, то отделаюсь лишь пощечиной.

Липпинкотт, с другой стороны, нес на себе груз неудач.

К счастью для него, у меня были другие причины, чтобы оставаться мотивированным. В первую очередь, тот факт, что в любой момент каждая мышца в моем теле могла онеметь и заклинить, включая сердце, и привести к его остановке. Так что, да, я чувствовал давление.