Жар охватил мое лицо. Руки затряслись от желания обнять его и поцеловать. Вместо этого я уставилась на него, сосредоточившись на прерывистом дыхании, которое вырывалось из меня.

Удушающее напряжение между нами грозило воспламениться от одного смелого движения, от одного удара спичкой. Его рука обхватила скамью, на которую он опирался, и именно тогда я заметила блестящую красную отметину и воспаленную кожу в том месте, где он обжегся свечой.

— О, Боже мой! — Я потянулась к его руке, но он отдернул ее, прижав кулак к груди. — Ты очень сильно обжегся. Тебе нужно промыть и обмотать это.

— Я знаю, что мне нужно.

— Верно, — сказала я, делая шаг назад. Конечно, он наверняка проходил клиническую практику в отделениях неотложной помощи и ожоговых отделениях в какой-то момент своей жизни. — Неужели ты совсем не чувствуешь?

— Нет. Нисколько.

— Я не могу представить, как это ужасно. Как страшно не чувствовать.

Он опустил руку, разминая пальцы.

— Я с этим смирился.

— Ты страдал от этого всю свою жизнь?

— Да.

— Мне жаль.

— Я не нуждаюсь в вашей жалости, мисс Веспертин. — Его голос стал жестче, пространство между нами внезапно стало холоднее. — Если вы будете так любезны убрать разбитое стекло, я буду вам очень признателен. Будьте осторожны, не порежьтесь.

— Конечно.

Следующие два часа я занималась рутинными лабораторными делами — автоклавировала, стерилизовала новый раствор агара и ловила на себе случайные взгляды профессора Брамвелла, как тогда, на бале, — взгляды украдкой, которые, в действительности, ничего не значили. Ничего, кроме любопытства. Я вспомнила вечер, когда он сказал мне, что при других обстоятельствах преследовал бы меня. Что бы ни заставило его признаться в этом, он, должно быть, спрятался в свою скорлупу и накрылся одеялом.

Протирая вытяжной шкаф, я заметила поднос с пробирками, в которых находился странный фиолетово-черный раствор. Нахмурившись, я повернула голову в сторону, читая вертикальные надписи на пробирках — NyxVar2.10, NyxVar2.12, NyxVar2.15. Под ними были указаны токсин Ноктисомы и дата. Делая вид, что я что-то усердно оттираю, я изучала странную жидкость внутри, почти мраморную смесь пурпурного и черного, которую, должно быть, он планировал вводить мотылькам.

В конце моей смены доктор Брамвелл, не говоря ни слова, проводил меня до автобусной остановки. Плечи ссутулились, взгляд был устремлен в землю, он выглядел озабоченным. И я решила, что слишком устала, чтобы засыпать его вопросами, поэтому мы шли молча. Как и в прошлый раз, он наблюдал за мной издалека, пока я не уловила мерцание автобусных огней, поднимающихся из-за холма, и не помахала ему рукой. Засунув руки в карманы, он развернулся и направился обратно в свою лабораторию.

Капли дождя попали мне на руку, а когда я откинула голову назад, холодные брызги усеяли мое лицо. Идеально. К счастью, автобус был близко, потому что чем дольше я стояла, тем быстрее падали капли. Быстрее. Быстрее.

Когда автобус, наконец, подъехал ко мне, дождь усилился и сильно стучал по тротуару. И тут я поняла, что забыла сумочку и документы в лаборатории.

Черт! Черт!

Они мне понадобятся, чтобы попасть в общежитие.

Черт, черт!

Застонав, я махнула водителю автобуса, чтобы он ехал дальше, и пока ливень обрушивался на меня по дороге, ударяя по коже, как растворяющиеся пули, я трусцой побежала обратно в лабораторию, пока не добралась до мусоросжигательной комнаты, где стряхнула с себя ледяную воду, все еще прилипавшую к коже. Дрожа, я спускалась по холодному туннелю для доставки трупов, стиснув зубы, чтобы они не дребезжали. Сегодня я надела юбку, думая, что смогу избежать дождя, который обещали к вечеру. В любом случае, мне повезло, что пришлось идти в ней.

Когда я вошла в комнату для вскрытий и направилась к крючкам, на которых висели лабораторные халаты, профессора Брамвелла не было видно. Подойдя, я заметила, что из кармана моего халата что-то торчит. Записка.

Открыв ее, я обнаружила небольшую пластиковую карточку с логотипом кофейни «Логово дракона». На приложенной бумажке было просто написано: Теперь вы можете покупать кофе, когда захотите. — Б

Это был годовой абонемент, который он, должно быть, купил для себя, и, вспомнив отголоски своего прежнего поведения, я поморщилась. Это было совсем не похоже на меня, быть такой жалкой и самокритичной, но я устала. Стресс. Растерянность. Раздражённость. Целый ряд эмоций, которые превратились в идеальный шторм. И даже сейчас я чувствовала себя глупо, что вывалила все это на него.

Расстегнув халат, я обнаружила спрятанную под ним сумочку и схватила ее, вспомнив о том, что мне предстоит страшная прогулка до общежития, ведь последний автобус уже ушел. Я буду вся мокрая и, если повезет, заболею ужасной пневмонией, доказав, что мама была права все эти годы.

До моих ушей донесся звук — громкий, болезненный, полный страдания. По позвоночнику пробежал холодок, волоски на затылке встали дыбом.

Звук повторился, и на этот раз в нем прозвучал отчетливый мужской голос, который я узнала. Брамвелл?

У него мог быть очередной приступ.

Не раздумывая, я набрала код на клавиатуре и бросилась через дверь в лабораторию. Я достала свой телефон, готовая позвонить в случае, если его сердце в тот раз не выдержало приступа. Окинув взглядом освещенное свечами помещение, я заметила стеклянный купол, внутри которого порхали Патрокл и Ахилл. Летают? Хотя моя голова умоляла прикинуть возможность такого, это было лишь кратким отвлечением в моих беглых поисках, и я продолжила путь через другую дверь, к кабинету Брамвелла. Я замедлила шаг, услышав тихие стоны, и заглянула в его кабинет.

Он сидел за столом, повернувшись к книжным полкам, без рубашки, его мускулы блестели от пота, жгут был обмотан чуть ниже бицепса.

Я перевела взгляд на поднос с пробирками, стоящий перед ним, — те самые пробирки с фиолетовыми мраморными красками, которые я видела раньше. Рядом с ними лежал шприц.

Если я не ошибаюсь, это были пробирки с надписью NyxVar. Токсин Ноктисомы. Неужели он ввел их себе?

Не веря, я стояла, как парализованная, и смотрела, как он корчится в кресле, хрипит и стонет, пока, как я предполагала, токсин проделывает свой путь через его тело. Телефон выскользнул у меня из рук и шмякнулся на пол.

Черт. Черт!

Прижав руку ко рту, я подняла его и отступила назад. Услышав, как он зашевелился, несомненно, вставая с кресла, я повернулась к ближайшей двери рядом со мной и нырнула внутрь. Шаги приближались, и я в панике металась по темной комнате, пока не нащупала кончиками пальцев холодную металлическую поверхность и не нащупала рукой защелку. Подергав ее, я распахнула дверь и закрылась внутри. Сквозь барьер я услышала скрип открываемой двери. Шаги.

Я прикусила губу, молясь, чтобы он не обнаружил меня там. Учитывая то, как тщательно он оберегал свою личную жизнь, кто знает, как он отреагирует, если заподозрит, что я его видела?

Шаги отдалились, и я нервно выдохнула.

Но когда я потянулась к защелке, чтобы открыть дверь, она не поддалась. О, нет. Нет, нет, нет.

Я потянула защелку, подергала ее, но безрезультатно. Мерзкая вонь ворвалась в мои чувства, настолько отвратительная, что на глаза навернулись слезы, и я закрыла нос тыльной стороной ладони, сглатывая рвотный позыв. Вслепую пошарив по стене, я нащупала выключатель и включила его. Над головой замерцала флуоресцентная лампа, и, обернувшись, я обнаружила, что оказалась запертой в небольшом помещении для вскрытий с одним столом для осмотра. Белая простыня прикрывала то, что, как я не сомневалась, было телом.

Дрожа всем телом, я на цыпочках подошла к нему, с каждым шагом сердце бешено колотилось в груди, и я откинула простыню.

На столе лежал человек с показательными послеаутопсийными Y-образными швами, а его глазные яблоки были удалены, оставив пустые глазницы. Еще один рвотный позыв уперся мне в горло, кислота жгла, когда я тяжело дышала через нос. От его вида по позвоночнику пробежала ледяная струйка страха, и, резко выдохнув, я накинула на него простыню, чтобы поскорее закрыть его. Даже без его глаз что-то в нем казалось мне смутно знакомым, но я не могла понять, почему. Но мне было все равно, потому что осознание того, что я застряла там вместе с ним, настигло меня в этот момент.

Я бросилась к двери. Ни за что на свете я не останусь на всю ночь с трупом, у которого нет глазных яблок. Ни за что, блять! Когда дверь снова не поддалась, я стала колотить в нее. Паника поднялась в горле, и я закричала.

Холодные щупальца страха зашевелились на моей шее.

Оглянувшись через плечо, я увидела призрачную фигуру мужчины, стоявшего у смотрового стола. Прижавшись лбом к двери, я зажмурила глаза. Нет, нет, нет. Истерика овладела мной, и я ударила тыльной стороной ладони по двери. Из моей груди вырвался всхлип.

— Помогите мне! Кто-нибудь, помогите!

Дверь распахнулась, и я бросилась головой вперед к телу, стоящему в дверном проеме. Я обхватила его руками, пальцы впились в плоть, чтобы удержать меня на месте, подальше от этой комнаты и смерти, которую она хранила. Каждый мускул моего тела свело судорогой от ужаса, и я испустила дрожащий вздох, слезы полились по моим щекам.

Сначала он не двигался, но потом сильные руки обхватили меня, притянув ближе.

— О, черт, Лилия. Прости меня. Мне так жаль.

Я прижалась к нему, позволяя страху пройти через меня. Осознание того, что я могла застрять там на всю ночь, грызло мои кости каждый раз, когда я осмеливалась представить себе эту картину. Только когда я почувствовала, как он нежно гладит меня по влажным волосам, я подняла голову и увидела профессора Брамвелла, обнимающего меня, и его глаза были полны раскаяния.