5

КЛЭЙ

– «Юта» – это «шлифовальные машины» в защите, – тренер показывает на экран в темной комнате кинотеатра. – Посмотрите на них.

Мы просматриваем запись игры на нашем командном собрании, и я откидываюсь назад, вытягивая ноги на сиденье перед собой. «Юта» технична, но не так физически развита, как «Лос-Анджелес». Именно поэтому вместо того, чтобы просматривать матчи, мой мозг переключается на вопрос, не обитает ли некая розововолосая принцесса в коридоре в нескольких сотнях футов отсюда.

Теперь, когда я знаю, как сильно я ее ранил, я не могу думать ни о чем другом. Она под моей кожей, в моей крови, в моем мозгу.

Я построил исключительную карьеру, будучи эгоистичным ублюдком, но когда дело касается ее...

Я ненавижу жить в мире, где она считает меня мудаком.

Я не проживаю свою жизнь, сожалея о том, что я сделала, но я не могу не задаваться вопросом, не ошибся ли я с ней.

С нами.

– Мы хотим попасть в плей-офф. Нам нужно взять у «Юты» три очка из четырех.

Плей-офф. Я стараюсь не загадывать так далеко вперед, потому что, если все пойдет по плану, я не буду в форме «Кодиаков», но возбужденный гул, разносящийся по комнате, невозможно игнорировать.

Харлан обещал вытащить меня, но пока что я все еще здесь, в окружении парней, которые хотят побеждать в этом городе – ради этого города.

Поднимается рука. Новичок.

– Мы справимся с ними. Они будут помнить о нас до конца жизни.

Майлз кричит и бьет кулаком Новичка.

– Уэйд, – кричит тренер, и все головы поворачиваются ко мне. – Ты много раз играл с «Ютой». Есть какие-нибудь рекомендации?

– Я смогу обойти их защитников. Центр на шаг медленнее.

– А что насчет остальной команды?

Я делаю паузу.

– Не могу ничего сказать.

Позже, когда я выхожу из зала, тренер хватает меня.

– Мне нужно, чтобы ты вырос наконец. Ты привык играть только за себя, но взрослые игроки играют за всю команду.

Я качаю головой.

– Следующий этап моего взросления – это держать трофей лучшего игрока в финале.

Он ругается.

– Ты не доберешься туда без четырех других парней. В этой игре не только звезды, Уэйд. Кто-то должен взять на себя ответственность за команду.

– Это твоя работа, старина.

– А что будет, когда меня не станет?

Усмехаюсь я.

– Ты переживешь всех нас в этой лиге.

После тренеровки, мои мышцы напряглись, а легкие горели. Я беру полотенце и вытираюсь, наблюдая за тем, как Новичок делает выпады по всему залу.

Я никогда не стану лидером, который нужен тренеру. Я слишком сосредоточен на своей собственной игре.

Но в молодом парне, надрывающем задницу на другой стороне площадки, я вижу частичку себя.

– Против него твой прием не сработает, – говорю я Новичку, называя одного из защитников команды соперника. – Он не даст тебе и шанса. Лучшее, что ты можешь сделать, это попытаться переключиться на четверку или пятерку.

Его брови поднимаются, дыхание сбивается, когда он повторяет движение.

– Думаешь, я не справлюсь с ним?

Неважно, что думаю я, важно, что думает Новичок. Что он намерен делать. А в его глазах неуверенность.

Может, я и не знаю, как исправить ситуацию с Новой, но это я могу исправить.

– Ставлю пять тысяч, что он тебя сделает, – говорю я.

Новичок ухмыляется, не обращая внимания на мои усилия.

– Я тебе это докажу.



НОВА

Нет лучшего компаньона для рисования, чем Лиззо. Она – лучший друг, о котором я даже не подозревала, что нуждаюсь.

Пока она играла в моих наушниках, я дважды нарисовала линию горизонта. Это та часть стены, которая будет самой величественной, но и самой простой. Отдельные компоненты неодушевлены – у зданий нет души, пока они не заполнены людьми, – в то время как с другими частями фрески будет сложнее разобраться. Недостаточно, чтобы мазки были точными. Они должны казаться живыми.

Столкнувшись с Клэем на вечеринке Хлои, я испытала сильные эмоции.

Мне до сих пор становится жарко, когда я думаю о том, как он скользнул своей огромной рукой по моему бедру, как будто мое тело принадлежало ему в полной власти.

Жарко от гнева. Не от возбуждения.

Я поклялась, что не буду возбуждаться от него. Это было частью сделки, которую я заключила с собой, когда подожгла его майку.

Больше никаких фантазий о Клэйтоне Уэйде.

Не планировала рассказывать ему, как сильно он меня обидел, но на его лице мелькнули шок и сожаление, когда я это сделала.

Ну, я с этим смирилась. Клэй привык получать то, что хочет, когда хочет, и так же быстро отбрасывать это в сторону.

В течение последней недели я каждое утро пораньше работала над горизонтом, который станет основой для первой части фрески. Приятно ощущать прогресс.

Я снимаю наушники и опускаюсь на пол, чтобы передохнуть, когда слышу свое имя.

– Нова.

Я поворачиваюсь, вытирая лоб.

– Здравствуйте, мистер Паркер.

– Джеймс, – говорит он. – Как там моя стена? Мне нужна фотография, чтобы показать заинтересованным сторонам.

– Скоро, – говорю я.

Джеймс смотрит на часы, а затем снова встречает мой взгляд с улыбкой.

– К пяти успеешь?

У меня сводит живот, когда понимаю, как быстро придется закончить работу, чтобы она была презентабельной для фотографии.

Его тон намекает на то, что если я не закончу к этому времени, то это повлечет за собой последствия для меня лично. Я прочитала бумаги так тщательно, как только могла, но кто знает, может ли он задержать мою зарплату или даже уволить и начать работу с другим художником?

– Конечно, – говорю я, стараясь звучать уверенно.

В голове крутится мысль о том, сколько еще времени понадобится, чтобы закончить этот участок фрески и при этом не испортить ничего другого.

Моя спина уже болит от сгибаний и разгибаний. Я рассеянно потираю бедро, прикидывая, что еще предстоит сделать.

Три часа спустя я все еще растягиваюсь, мои мышцы жалуются. Сколько себя помню, я ни разу не останавливалась на туалет или что-то еще.

Какого черта я обещала сделать это сегодня?

Есть одно место, которое достаточно высоко. Возможно, мне понадобится новая лестница, но компания не откликнулась на мою просьбу, и у меня нет времени искать их.

Батарейки наушников садятся, и я бросаю их в сумку у подножия лестницы. Даже Лиззо устала работать.

Я упираюсь лбом в лестницу и прижимаю ладонь к лицу.

– «Мыслитель». Это знаменитая статуя.

От голоса Клэя у меня перехватывает дыхание.

Он явно закончил тренировку, на нем верблюжий свитер «Виттон» и джинсы. Темные линии, проступающие из-под оттопыренных рукавов, заставляют меня сжимать бедра.

– Не думала, что ты фанат Родена.

– Я видел большинство его работ, но мне больше нравится «Поцелуй».

Я настороженно смотрю на него.

– Потому что это романтично?

– Потому что это трагично. Дворянка, которая влюбилась в младшего брата своего мужа. В «Аду» Данте они были приговорены скитаться по аду за свои грехи.

Ладно, меня совсем не интересуют познания Клэя в искусстве.

Я еще раз пытаюсь потянуться, но не могу. Вскрикнув от разочарования, я опускаюсь.

– Что случилось?

– С нами? – недоверчиво спрашиваю я.

– Нет, я имею в виду прямо сейчас.

Хочется сказать ему, чтобы он убирался отсюда, но меня пугает требование хозяина и я не знаю, как лучше поступить.

Я киваю в сторону стены.

– Джеймс хочет, чтобы я сегодня закончила, чтобы он мог показать некоторым членам правления прогресс. Мне нужно закончить эту часть, – указываю на верхний угол. – И я уже сломала два ногтя, что отстой, потому что мы с Брук сделали маникюр только вчера.

Я протягиваю руку, как будто сломанные ногти – доказательство того, что во мне что-то сломано.

Клэй смотрит между мной и стеной.

– Иди сюда.

Я напрягаюсь.

– Если ты не спустишься оттуда, – он кивает в сторону лестницы, – я не смогу подняться.

Что?

Он имеет в виду...

О.

– Ты не сможешь, – говорю я прямо. – У тебя нет правильной техники.

– Я хорошо владею руками.

Теперь я вспоминаю, как он прикасался ко мне. Что было бы, если бы я не убежала?

Я отгоняю эти мысли.

– Ты не слушаешь, – утверждаю я. – Ты делаешь все по-своему, и если ты не сделаешь по-моему, ты все испортишь.

– Это же небо. Как я могу его испортить? А если испорчу, ты его закрасишь.

Ладно, технически он прав.

Я бросила на него взгляд.

– Я удивлена, что ты признаешь возможность того, что ты можешь облажаться.

Мышца на его челюсти дергается.

– Я часто лажаю, Нова.

Это не извинение, но в словах есть намек на смирение.

Пристальный взгляд Клэя опускается на аэрограф в моих руках.

– Мы сделаем это по-твоему. Расскажи мне.

Я не хочу, чтобы он был частью моего искусства, навсегда стал частью этой инсталляции, которая принадлежит мне.

Но есть и другой вариант – не завершать этот этап.

Итак, я осторожно спускаюсь, отходя в сторону и протягивая аэрограф. Наши пальцы соприкасаются, когда он берет его. Клэй делает три шага вверх по лестнице, затем еще два, не останавливаясь. Он уже выше меня.

– Твое колено... – начинаю я.

– Я могу играть в баскетбол и могу стоять на лестнице.

Он наклоняется к указанному углу, и мое сердце подскакивает к горлу. Это была плохая идея. Он все еще может все испортить. Или упасть, пораниться и быть бесполезным для команды.

Я должна найти работников и попросить их о помощи.

Но он уже прикидывает площадь для покраски.

– Действуй медленно, – говорю я. – Не дави, а слегка надавливай. В начале кажется, что цвет не выходит, но это не так.

Лицо Клэя напрягается, как при анализе защиты, которую нужно пробить.

Синий туман падает на стену, и у меня перехватывает дыхание.

– Двигайся, – быстро говорю я. Мне следовало начать с этого. – Плавные мазки, ничего резкого.

Он делает то, что я говорю, и насыщенный цвет заливает стену. Я продолжаю направлять его своим голосом.

– Неплохо, – признаю я.

Уголок его рта приподнимается.

– Тебе нравится говорить мне, что делать.

– Только когда ты слушаешь.

Низкий звук из его горла может быть приглушенным хихиканьем, и, черт возьми, от этого у меня не болит в груди.