11

КЛЭЙ

– У тебя должен быть фирменный прием, – настаивает Майлз, обращаясь к Новичку. – У трех последних победителей есть. Они приносят тебе голоса.

Новичок делает кросс, затем перебрасывает мяч за спину и вверх для данка.

– Что это, блядь, было? – требует тренер.

– Мне нужен фирменный прием. Для новичка года.

– Фирменным приемом будет моя нога в твоей заднице, – тренер понижает голос, но мы все равно его слышим, и Джей прячет смех в кашле. – Ты хочешь золотые статуэтки, малыш? Вноси свой вклад в команду, получай зарплату. Потом ты купишь столько золота, сколько захочешь.

Тренер свистит, и на поле выходит другая группа. Джейден подает в корзину с середины поля.

Я отвлекся, ну да ладно.

Новичок вытирает голову полотенцем и подходит ко мне.

– Я не могу этого сделать. Всякий раз, когда я пытаюсь сделать что-то грандиозное, проваливаюсь.

– Должно пройти время, прежде чем ты заслужишь свою минуту славы.

– С тобой было не так.

Я качаю головой, потому что он ошибается.

– Этот спорт – долгая игра. Относись к этому с умом.

– Как прошлой ночью с Новой? – спрашивает он, и я резко поворачиваю голову. – Я пошел искать вас и услышал все.

Перепихон в кладовой бара не планировался, но, черт возьми, мне это было нужно.

Наблюдение за ее флиртом с Майлзом лишило меня самообладания, особенно когда Брук сообщила мне, что выступление Новы «Я забыла тебя» было ложью.

Когда я затащил ее в кладовку, я не был уверен, хочу ли поругаться с ней или перекинуть через колено.

Больше всего мне хотелось попробовать ее на вкус. Заставить ее стонать мое имя. Чтобы доказать себе, что я все еще что-то значу.

Она хочет меня. Это очевидно.

То, как она кончила мне на лицо, звуки, которые она издавала, ее вкус – все это будет жить в моей голове чертовски долго.

Дрочить на нее, с ней, было единственным способом удержаться от того, чтобы не нагнуть ее и не трахнуть прямо там, пока она еще дрожала.

Это был самый горячий опыт в моей жизни.

Но самое главное, что этого недостаточно.

Не совсем.

Мы выполняем комбинацию, и я на шаг отстаю от защитника, так что приходится догонять.

Я подхватываю Новичка из воздуха, и он тяжело приземляется на спину.

– Черт, – ворчит он с земли.

– Виноват, – бормочу я, протягивая руку и помогая ему подняться.

Подняв взгляд, я вижу Харлана, который молча наблюдает за происходящим, засунув руки в карманы брюк костюма.

– Ты когда-нибудь вылезешь из костюма? – я подхожу к нему, натягивая шорты. – Знаешь, возможно он причина почему ты такой.

– Ты думаешь, у тебя в заднице нет палки? Любой, кто попытался бы вмешаться в твой распорядок, столкнулся бы с таким же сопротивлением. Мы не такие уж разные, как тебе нравится думать.

Я стараюсь не слишком задумываться об этом, когда он продолжает.

– Он хорош, – говорит Харлан, кивая на Новичка. – Одно дело, когда ты требуешь обмена, но не сжигай это место дотла, когда уйдешь.

Я напрягаюсь.

– Ты не видишь, как я помогаю ему?

– Я вижу, как ты ставишь его на колени, причиняя ему ту же травму, что и себе.

Мои руки сжимаются в кулаки. Я все время работал с Новичком, но Харлан, взглянув на него, решил, что знает, в чем дело.

– Для человека, который думает, что видит все, ты ни черта не видишь, – вот почему мы не можем работать вместе. — Я морщусь. – Я хочу знать последние новости о нашей сделке.

– В Лос-Анджелесе возникли проблемы, да и у нас тоже.

– Мои показатели выросли. В среднем я забиваю двадцать восемь голов за вечер. У нас рекорд побед.

Он покачивается.

– Победы и поражения – не единственная сложность здесь. Десятая годовщина – это большое дело, – он качает головой. – Джеймс богаче Бога, и он решил, что пришло его время оставить свой след в организации, нужно ей это или нет. А это значит, что перед всеми нами стоит задача воплотить это в жизнь. Обычная работа команды стоит на втором месте после зрелищ, – Харлан прочищает горло. – Я знаю, что это нелегко – выполнять свою часть сделки.

Активность в моем животе может быть вызвана чувством вины.

Я возвращаюсь на свое место, обдумывая тот факт, что он думает, что я все еще держусь на расстоянии от Новы.

Уверен, он согласился бы, что стоны его невестки в кладовой не входит в условия нашего соглашения.

Если бы я зашел дальше прошлой ночью, мы бы стали одним целым.

Но что за гребаная сделка диктует отношения между людьми?

Он не должен был просить меня об этом. Я не должен был соглашаться. Все просто.

– Эй, Новичок, – бормочу я, и он оглядывается. – Ничего не говори о Нове.

– Парням?

– Всем, кого знаешь.

Новичок начинает открывать рот, затем снова закрывает его.



НОВА

Я сижу в кресле у Брук и работаю над наброском Клэя, используя свой последний рисунок в качестве образца. Но каждый раз, когда начинаю, меня отвлекает то, что произошло между нами.

Держу пари, ты жаждешь, чтобы я наполнил тебя прямо сейчас.

Кем бы он ни был, я всегда позабочусь о тебе лучше, чем он.

В горле у меня суше, чем в пустыне.

Я вскакиваю, чтобы взять на кухне содовую, кладу альбом для рисования и оригинальный рисунок на журнальный столик и игнорирую покалывание между бедрами. Я пытаюсь продвинуться в работе над новой частью фрески. Прикосновения к себе в душе и мысли о Клэйтоне Уэйде не помогают.

Когда звонит телефон, я меняю направление, благодарная за то, что меня прервали.

Мари.

– Прости, если вчерашнее свидание было странным, – говорит моя сестра, когда я отвечаю на звонок.

– Все в порядке. На самом деле я не ищу никаких отношений.

– Это все еще из-за Брэда?

– Нет. Я пытаюсь сосредоточиться на своей голове прямо сейчас, а не на своем сердце, – или на желании, переполняющем меня с прошлой ночи. Ощущение языка Клэя внутри меня, ощущение того, как он покрывает мою кожу, преследовало меня еще долго после того, как мы с Брук вернулись домой и я смыла под душем последние свидетельства нашей встречи.

Если честно, этот ворчливый баскетболист занимал мой мозг с того самого момента, как он попытался выдворить меня с моего места в самолете.

– В общем, как дела? – спрашиваю я.

– Ты как будто была раздражена, когда я писала. Очень не по-Нововски.

Я удивлена, что она это заметила.

– Из-за работы, – признаю я, доставая из холодильника открытую бутылку вина. – Я хочу сделать все, что в моих силах, и не могу смириться с мыслью, что подведу Джеймса.

У меня никогда не было такой важной работы.

Да, то, что я делала в прошлом, имело значение, но это полностью зависело от меня.

– Каждый раз, когда у тебя появляется новый клиент, приходится учиться. Выяснить, что для него важно, может быть трудно.

Я киваю, хотя Мари меня не видит.

– Иногда нужно притворяться, пока у тебя получится, понимаешь? Притворяйся, что ты во всем разобралась, пока действительно не наверстаешь упущенное.

– Спасибо, – говорю я искренне.

После того, как Мари отключается, я наливаю себе бокал вина и возвращаюсь в гостиную, рассматривая рисунок, присланный мне Клэем, прежде чем снова опуститься в кресло.

– Я могу это сделать, – говорю я вслух.

Это мой первый настоящий художественный заказ, но Джеймс нанял меня не просто так.

Ирония в том, что человек, который дал мне этот рисунок, тот самый, которого я пытаюсь запечатлеть, согласился бы. Он не позволил бы ничему встать между ним и его целью. И он никому не позволил бы сказать ему, что его недостаточно.

Спустя два часа и два бокала вина в голове у меня радостно гудит, и набросок выглядит великолепно.

Это было именно то, что нужно, решаю я.

Я способна и уверена в себе, нахожусь под кайфом от достижений и алкоголя.

Раз уж я закончила с оригинальным рисунком, то, наверное, стоит его вернуть.

Это по-соседски.

Я беру рисунок, надеваю туфли и выхожу в коридор к лифту.

Через две минуты я смотрю на закрытую дверь в дюйме от моего лица, и, черт возьми, мне кажется, что она смотрит в ответ.

Я крепко сжимаю рамку с рисунком, которая впивается в мою руку, напоминая мне, почему я здесь.

Просто сделай это.

Я все еще решаю, стоит ли поднять костяшки пальцев и постучать по дереву, когда дверь распахивается.

– Ты собираешься стоять здесь всю ночь? – Клэй выглядывает с другой стороны.

На нем пара серых треников, низко сидящих на бедрах, и больше ничего. Черные чернила вьются вокруг его мускулистых рук, над грудными мышцами и прессом. Его ноги голые. Его волосы торчат во все стороны, сексуально и беспорядочно, а сам он выглядит так, будто только что встал с постели.

У меня пересыхает в горле.

Как он...?

В глазке объектив. Камера.

Конечно, у Клэя должна стоять охрана.

Музыка, доносящаяся из коридора, завладела моим вниманием. Мне и в голову не пришло, что он здесь с кем-то, но, видя его полураздетым, по моей спине ползет что-то подозрительно похожее на ревность и скручивается в животе.

– Я не хотела мешать.

Клэй прислоняется к дверному косяку, складывая руки.

– Я один.

Удовлетворение пронзает меня острыми иглами, но я сохраняю хладнокровие.

– Не хотела отвлекать тебя от ублажения себя.

В его глазах пляшут огоньки.

– Ты предлагаешь мне разрядиться?

Жар разливается у меня между бедер. Мое тело реагирует, хочу я этого или нет. Он знает короткую дорожку к моему возбуждению, шелковистая веревочка, за которую он дергает каждой ухмылкой, каждым наклоном своей темноволосой головы, каждым грубым словом, слетающим с его грязного рта.

– Я пришла, чтобы вернуть это, – я протягиваю рисунок.

– И это все, зачем ты пришла? – его голос понижается с намеком, и мое внимание без предупреждения переключается на выпуклость в его штанах.

Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

Клэй поворачивается и направляется внутрь, оставляя меня смотреть ему вслед с отвисшей челюстью и рисунком в руках.

Я следую за ним внутрь, дверь плавно закрывается за моей спиной.

Он ступает босыми ногами по ковру в гостиную, где смотрит баскетбол. Я осторожно прислоняю рисунок к стене напротив него.