Глава 2

Когда Саймон Иддесли, шестой виконт Иддесли, открыл глаза, у его постели сидел ангел.

Виконт чуть было не решил, что это страшный сон, один из нескончаемой вереницы кошмаров, преследовавших его ночной порой, или того хуже: он не пережил избиение и совершил окончательный запредельный прыжок из этого мира в горящий пламенем грядущий. Впрочем, виконт был почти уверен, что в аду не пахнет лавандой и крахмалом, тело не чувствует мягких льняных простыней и пуховых подушек, там не слышно чириканья воробышков и шороха штор.

И, разумеется, в преисподней не водятся ангелы.

Коего Саймон сейчас и рассматривал. Его ангелочек облачился в серое, как пристало набожной женщине. Она что-то сосредоточенно писала в огромном фолианте, сведя вместе тонкие черные брови. Темные волосы, зачесанные назад и собранные в узел у основания шеи, открывали высокий лоб. Водя рукой по странице, леди слегка сжимала губы. Наверно, перечисляет его, Саймона, грехи. Именно скрип пера и разбудил виконта.

Говоря об ангелах и подразумевая при этом особей женского пола, мужчины обычно прибегают к цветистым оборотам и представляют себе некие белокурые создания с розовыми щечками – в обоих местах – и с алыми, влажными губками. На ум приходят скучные итальянские амурчики с пустыми голубыми глазами и пухлыми нежными тельцами. Саймон же созерцал совершенно другого ангела. Нет, его ангел словно сошел со страниц Библии, только не Нового, а Ветхого Завета. Суровый и осуждающий полубожественный образ. Этой разновидности скорее присуще одним бесстрастным мановением пальца отправлять мужчин на вечные муки и страдания, чем летать на крыльях голубки. Такая, похоже, не пропустит ни единого изъяна, всплывающего то тут, то там в характере любого мужчины. Саймон вздохнул.

Уж у кого-кого, а у него-то куда больше изъянов, чем у любого другого.

Должно быть, девушка-ангел расслышала его вздох. И вскинула на него неземные топазовые очи.

– Вы проснулись?

Виконт так явственно почувствовал ее взгляд, словно она положила ладонь ему на плечо, и это ощущение откровенно его взволновало.

Нет-нет, выдать волнение он себе, конечно, не позволил.

– Зависит от того, что вы подразумеваете под словом «проснулись», – откликнулся Саймон сдавленным хрипом. Даже малейшее движение губами – и лицо пронзила боль. Вообще-то, казалось, что все его тело горит в огне. – Я не сплю, но бывал и бодрее. Стоит ли надеяться, что у вас имеется такая вещь, как кофе, чтобы ускорить процедуру пробуждения? – Он шевельнулся, пытаясь сесть, и обнаружил, что это куда труднее, чем следовало. Одеяло соскользнуло на живот.

Взгляд леди-ангела проследил за движением одеяла, и она нахмурилась при виде голого мужского торса. Ну вот, уже успел впасть к ней в немилость.

– Боюсь, кофе у нас нет, зато есть чай, – промолвила незнакомка, обращаясь к его пупку.

– Чего и следовало ожидать. Уж он-то всегда имеется, – заявил Саймон. – Могу я вас побеспокоить и попросить помочь мне сесть? Крайне неудобно лежать на спине, не говоря уж о том, что в сей позиции весьма затруднительно пить чай, без того, чтобы не залить им уши.

Леди-ангел посмотрела на него с сомнением:

– Может, следует позвать Хеджа или отца.

– Обещаю не кусаться, честное слово. – Саймон приложил руку к сердцу. – И я почти никогда не плююсь.

Ее губы дернулись.

Саймон замер.

– Вы ведь правда не ангел небесный?

Она чуть выгнула черную как смоль бровь. Весьма высокомерный взгляд для сельской барышни: такое выражение более пристало герцогине.

– Меня зовут Люсинда Крэддок-Хейз. А ваше имя?

– Саймон Мэттью Рафаэль Иддесли, к моему прискорбию, виконт. – И изобразил поклон, вышедший, по мнению Саймона, довольно-таки сносным, учитывая, что он находился в лежачем положении, да еще обессиленный.

Однако ни титул, ни сей галантный жест впечатления на леди не произвели.

– Так вы виконт Иддесли?

– Увы.

– Значит, вы нездешний.

– А здесь – это где?

– Город Мейден-Хилл в Кенте.

– А. – Кент? Почему Кент? Саймон приподнял голову и попытался выглянуть в окно, но его закрывала тонкая белая штора.

Мисс Крэддок-Хейз проследила за его взглядом.

– Вы в спальне моего брата.

– Как он добр, – пробормотал Саймон. Поворачивая голову, он почувствовал, что та чем-то обмотана. Пощупал – и пальцы наткнулись на повязку. Наверное, выглядит полным идиотом. – Да уж, не могу утверждать, что когда-нибудь доводилось бывать в милом городке Мейден-Хилл, хотя уверен, он, несомненно, живописен, и церковь – его главная достопримечательность.

Пухлые алые губы ангела вновь очаровательно дрогнули.

– Как вы узнали?

– В таких милых городках всегда так.

Он опустил взгляд – якобы поправить одеяло, а на деле, чтобы избежать странной притягательности этих губ. Трус.

– Большую часть своей растрачиваемой понапрасну жизни я провожу в Лондоне. Мое же собственное, заброшенное поместье лежит к северу, в Нортумберленде. Вы когда-нибудь бывали в Нортумберленде?

Она покачала головой. После чего стала рассматривать его прелестными глазами цвета топаза сбивающим с толку прямым взглядом – почти как мужчина. Если отбросить в сторону, что под мужским взглядом Саймон никогда не чувствовал себя возбужденным.

Он поцокал языком.

– Глушь несусветная. Отсюда и определение «заброшенное». Удивительно, о чем только думали мои далекие предки, когда воздвигали эту старую груду камней в таком отдалении от чего бы то ни было. По соседству лишь туман да овцы. И все же она принадлежала семье веками, потому приходится эту груду сохранять.

– Как мило с вашей стороны, – вполголоса промолвила леди. – И тем интереснее, отчего же мы нашли вас лишь в полумиле отсюда, ежели вы в этих краях сроду не бывали?

Ты подумай, какая сообразительная! Его болтовня ничуть не увела ее в сторону. Умные женщины – сплошная головная боль. Вот поэтому-то не стоит подпадать под чары эдакой разумницы.

– Не имею даже туманнейшего представления. – Саймон распахнул глаза. – Видимо, выпало мне такое счастье, и на меня набросились слишком уж усердные воры. Им показалось мало оставить меня валяться там, где я упал, они похитили меня и приволокли сюда, чтобы дать мне посмотреть мир.

– Хм. Сомневаюсь я в их желании позволить вам увидеть на свете еще хоть что-нибудь, – примирительно произнесла она.

– Мм. Было бы ужасно обидно, ведь правда? – спросил он с притворной невинностью. – Тогда бы я не встретил вас. – Подняв бровь, леди открыла было рот, чтобы, вне всякого сомнения, применить к собеседнику свои навыки допроса, но Саймон опередил ее: – Вы что-то там говорили насчет чая? Не спорю, прежде я высказывался о нем уничижительно, но, вообще-то, не отказался бы от капли-другой.

Его леди-ангел на глазах покраснела, нежно-розовый румянец окрасил ее бледные щеки. Ах, вот и некая слабость.

– Простите. Позвольте, помогу вам сесть.

Прохладные ладони легли ему на руки – почему-то даже это показалось ему эротичным, – и совместными усилиями прелестная сиделка и Саймон как-то умудрились его приподнять, хотя к тому времени, как они управились, виконт уже задыхался. И не только от близости мисс Крэддок-Хейз. В его плечо будто впились раскаленным железом маленькие дьяволята или, возможно, в его случае – Божьи угодники. На мгновение виконт зажмурил глаза, а когда снова открыл, перед носом уже появилась чашка чая. Саймон потянулся к ней и замер, уставившись на свою голую руку. На пальце отсутствовал перстень с печаткой. Разбойники украли его кольцо.

– Чай свежий, уверяю вас, – неправильно истолковала колебания раненого Люси.

– Премного благодарен. – Голос прозвучал слабо, и это смущало. Руки тряслись. Когда же Саймон взял чашку, то не услышал привычного звяканья перстня о фарфор. Виконт Иддесли не снимал кольцо с самой смерти Итана.

– Проклятье.

– Не беспокойтесь. Я подержу ее для вас.

Тон ангельского создания был ласковым, тихим и интимным, хотя о последнем она, наверно, и не подозревала. Слушая ее голос, можно было предаться отдохновению, унестись прочь и позволить тревогам утрястись как-нибудь самим собой.

Опасная женщина.

Саймон проглотил тепловатый чай.

– Вас не очень затруднит написать для меня письмо?

– Конечно, нет.

Она поставила чашку и отступила под защиту своего кресла.

– Кому мне следует написать?

– Думаю, камердинеру. Меня, пожалуй, поднимут на смех, если побеспокою кого-то из знакомых.

– А это, конечно, недопустимо. – В ее голосе послышалось веселье.

Виконт внимательно взглянул на собеседницу, но широко распахнутые глаза смотрели на него совершенно невинно.

– Рад, что вы понимаете, в чем загвоздка, – сухо заметил Саймон. На самом деле его больше беспокоило, как бы враги не прознали, что он все еще жив. – Мой камердинер сумеет доставить сюда самые необходимые вещи, вроде чистой одежды, коня и денег.

Она отложила в сторону все еще открытую книгу.

– Как его зовут?

Саймон наклонил голову, но из этого положения не смог рассмотреть, что там, на книжной странице.

– Генри. Кросс-роуд, двести семь, в Лондоне. Что вы писали прежде?

– Простите? – Глаз она не подняла.

Вот досада.

– В вашей книге. Что вы писали?

Люси замешкалась: перо застыло в воздухе, но все же голова ее осталась склоненной.

Саймон продолжал придерживаться легкомысленного тона, хотя любопытство виконта возросло сверх меры.

Мисс Крэддок-Хейз молчала, пока не закончила выводить адрес, потом отложила листок в сторону и взглянула на собеседника:

– Вообще-то, я делала наброски.

Потом потянулась за открытым фолиантом и положила на колени своего подопечного.

Левую страницу заполняло множество эскизов, одни крупнее, другие мельче. Несущий корзину сгорбленный человечек. Голое дерево. Ворота с поломанной петлей. Справа же имелся единственный набросок спящего мужчины. Саймон узнал себя. Смотрелся он не лучшим образом, учитывая повязку и прочее. Но что за странное чувство – знать, что эта мисс художница наблюдала за ним, спящим.