Глава 2

Эсмеральда

– Как прошла твоя поездка?

Моя рука замерла, зависнув у рта, но я так же быстро пришла в себя и опустила вилку с курицей в чесночном соусе обратно на тарелку.

Мой брат Карим мог однажды начать разговор со мной в "красную луну", в тех редких случаях, когда он действительно ужинал со мной, но это не означало, что это было хорошо. С ним никогда так не было.

Я выпрямилась на деревянном стуле с длинной спинкой, который украшал частный обеденный зал дворца Джамаль более двухсот лет. Мой взгляд переместился вперёд, туда, где на другом конце стола сидел молодой король Джахандара. Возможно, между нами было всего пять стульев, но мне казалось, что я сижу за много миль от него.

– Это было очень приятно. Спасибо, что спросили, ваше величество, – сказала я безупречно вежливым тоном принцессы, как будто разговаривала не с собственным братом, а с совершенно незнакомым человеком. Я наблюдала, как он продолжает есть, даже не моргнув глазом в мою сторону. – Ещё раз спасибо, что позволили мне провести свой день рождения в Рейвене с Марией.

Карим промычал что–то невнятное, затем сделал глоток воды из своего стакана.

– На этот раз я сделал исключение, потому что Шехрияр поклялся, что ты будешь готова к презентации.

Ах. Мои затекшие плечи опустились.

Так вот почему Карим согласился. Шехрияр убедил его за моей спиной. Снова. Как бы сильно я ни любила Шехряра за то, что он оказал мне услугу, я ненавидела то, что моей просьбы было недостаточно, чтобы Карим согласился.

Ресницы Карима, наконец, приподнялись, подвергая меня его пристальному, пустому взгляду. Не было никаких сомнений, что он был моим братом. Все всегда делали одно и то же замечание, куда бы я ни пошла с ним или без него. Мы были детьми своего отца.

Тот же тёплый золотистый оттенок кожи. Те же шоколадно–каштановые волосы, хотя у Карима они были менее волнистыми, чем у меня, и были коротко зачесаны назад. У нас были тонкие носы, как у нашего отца, ни тонкие, ни полные губы, и высокие скулы. Но в то время как на моём лице черты выглядели красивыми и женственными, на Кариме они выглядели элегантно и по–мужски.

Единственная разница между нами — кроме роста — заключалась в том, что у Карима были глаза покойной королевы, нашей матери. Насыщенно–карие, которые отливали золотыми оттенками на солнце, но становился резким и холодным всякий раз, когда он смотрел на меня. В них не было той теплоты, которая всегда была в глазах матери.

– Ты попросила провести презентацию экологической стратегии в этом году, – сказал он. – Так что, даже несмотря на то, что поездка в Рейвен доставила столько хлопот, я ожидаю, что ты полностью сосредоточишься на том, чтобы сделать её идеальной.

Я тяжело сглотнула.

– Да, ваше величество. Я сделаю всё, что в моих силах.

– Я не просил тебя делать всё возможное, – я чуть не вздрогнула от того, как быстро слова слетели с языка Карима. – Я не ожидаю ничего, кроме совершенства. Мне не нужно напоминать тебе, что твоя работа отражается не только на правительстве Джахандара. Она отражается и на мне. И то, что ты представишь на Праздновании Мира, никоим образом не может подорвать мой авторитет перед всем миром.

Я поняла. Да. Я поняла, почему он придавал большое значение совершенству.

Однако то, что я знала, что у него есть работа, которую нужно было сделать, не означало, что его резкие слова и сомнения не ранили меня. Они всегда причиняли боль, выкапывая ещё одну дыру в моём сердце ещё до того, как у меня появлялся шанс заполнить предыдущую. Я бы никогда не сказала ему — я не могла, — но вместо этого я просто хотела услышать от него хоть слово поддержки. Подтверждение того, что у меня всё было хорошо. Какую–нибудь похвалу. Просто улыбку. Что–нибудь. Что угодно.

Я приму даже жалкие крохи. Но даже надеяться на это было бы слишком.

– Да, ваше величество, – натянуто ответила я, проглотив дрожь в голосе и опустив взгляд.

Я не заплакала. Принцесса не плачет перед другими. Я держалась храбро, ничего не показывая, ничего не чувствуя. Я выпрямила спину и продолжила есть в совершенно привычной манере, несмотря на то, что полностью потеряла аппетит. Жую. Глотаю. Повторяю.

Не в состоянии ощутить во рту ничего, кроме липкого жара нескончаемой печали.

***

Карим пропустил наш поздний ужин и взял десерт в свой кабинет, позволив мне отказаться от основного блюда и отказаться от десерта у расстроенного дворецкого, который настоял, чтобы я его съела, но потом он признал поражение, поняв, что я не собираюсь сдаваться.

Я поднялась в свою спальню на втором из четырех этажей по широким коридорам мраморного дворца, устланным красными коврами с золотой отделкой и многовековой историей. Вся эта красота представлена в виде резьбы на стенах, картин, старинной мебели, гобеленов, мечей и доспехов.

– Принцесса, – позвала женщина как раз в тот момент, когда я взялась за ручку гравированной двери моей спальни.

Я оглянулась и искренне улыбнулась женщине, неторопливо направлявшейся ко мне, а Шехрияр следовал по пятам. Я чуть не рассмеялась, когда поняла, что у них одинаковые озабоченные хмурые лица. Как мать, так и сын.

– Мама Катия, – сказала я, разглядывая тарелку, накрытую серебряной крышкой, которую она держала в одной руке.

Чёрт возьми, как она так быстро обо всём узнала?

Если Шехрияр был самым близким мне человеком, похожим на настоящего брата, то его мать, Катия, была самым близким мне человеком, похожим на мать. По крайней мере, с тех пор, как скончалась покойная королева.

Мама Катия была старшей горничной во дворце, хотя в основном работала со мной, поскольку была моей няней с самого моего рождения. Она родила Шехрияра, когда ей было девятнадцать, так что ей было всего около сорока пяти. Высокая, гибкая женщина с великолепно располневшей с возрастом фигурой. Помимо того, что они с её сыном одинаково хмурились, их бледно–зелёные глаза тоже были одинаковыми.

– Ты не доела свое основное блюдо и не взяла десерт, – обеспокоенно сказала мама Катия, её глаза блуждали по мне.

– Я ушла из столовой пять минут назад, – пробормотала я с усмешкой. – Как ты узнала?

– Я всегда знаю, моя дорогая, – она приложила тыльную сторону свободной руки к моему лбу, но убрала её, когда, казалось, убедилась, что у меня нет температуры. – Тебя подташнивает?

Я покачала головой.

– Я в порядке, мама. Просто не очень голодна. Я думаю, это из–за смены часовых поясов.

Она вздохнула, приподняв пышное бедро.

– Я понимаю, но, пожалуйста, постарайся есть побольше. Я попросила Нину подать тебе десерт, чтобы ты могла съесть его в своей комнате.

Мама Катия вложила тарелку мне в руки.

– Но... – начала я.

– Ты должна попытаться, моя дорогая. Пожалуйста.

По коридору разнесся жужжащий звук, и когда мама Катия сняла пейджер, прикрепленный к петле на поясе её черного платья, я взглянула на Шехрияра, ища помощи с десертом в моих руках. Но он молча ухмыльнулся мне в ответ.

– Боже мой, я оставила его там всего минуту назад. Что он натворил на этот раз? – женщина фыркнула и прикрепила пейджер обратно к платью. – Моя дорогая, мне нужно идти, но обещай мне, что ты поешь.

То, чего хотела мама Катия, она получала, поэтому я поджала губы и кивнула.

– Хорошо.

– Спокойной ночи, Эсмеральда, – сказала она и поцеловала меня в лоб.

– Спокойной ночи, мама, – ответила я, когда она поспешила прочь.

Как только она завернула за угол, я подтолкнул тарелку с крышкой в сторону Шехрияра.

– Шер, не мог бы ты, пожалуйста, съесть...

– Нет, – он строго покачал головой, сцепив руки за спиной. – Ты знаешь, какая у меня мама. Если она снова узнает, что я съел это вместо тебя, она убьет нас обоих, – я сузила глаза, смотря на него, но он одарил меня ухмылкой. – Прости, принцесса, но я ценю свои уши.

– Прекрасно, – сказала я с понимающей улыбкой, потому что я тоже ценила свои. Они всё ещё звенели с того момента, как мама Катия в последний раз узнала, что Шехрияр съел то, что, по словам мамы Кати, должна была съесть я.

Я ткнула его в грудь.

– Я знаю, ты убедил Карима отпустить меня в Рейвен.

Его улыбка исчезла, и он, защищаясь, шире расправил свои и без того широкие плечи. Но это не придало ему устрашающего вида. Это превратило его в нежного гиганта, мягкого и виноватого, но в то же время безумно любящего.

– Я не буду извиняться за то, что сделал это.

– Я знаю. Но хотела бы я, чтобы тебе не приходилось этого делать.

Его лицо исказилось в той очаровательной манере, в какой мужские лица смягчаются от сочувствия, но в то же время ожесточаются в защитном жесте, с неловкостью, соединяющей эти две эмоции.

– У нас завтра напряженный день? – спросила я, чтобы избавить его от страданий.

Он покачал головой, сразу же приняв профессиональную позу.

– Мы проведем утро, работая над презентацией вашей экологической стратегии с командой консультантов. Затем во второй половине дня мы посетим экскурсию по новому общественному центру в Бейтауне.

– Ладно, звучит неплохо.

– Так и должно быть. Но тебе всё равно следует лечь пораньше и отдохнуть.

Я промычала в знак согласия.

– Я попробую.

Положив руку мне на затылок, он поцеловал мои волосы.

– Спокойной ночи, Эсмеральда.

– Спокойной ночи, Шер.

Он погладил меня по голове с нежностью старшего брата.

– Позвони мне, если не сможешь уснуть.

– Хорошо.

Когда Шехрияр направился обратно по коридору тем же путем, которым ушла его мать, я направилась в свою комнату и начала готовиться к предстоящей ночи.

Удобная толстовка. Закуски. Любовный роман. Сложная экзаменационная работа по математике. И игровая приставка.

Всё, что нужно страдающему бессонницей, чтобы пережить десять часов одиночества в темноте.