– Я не брала, – её голос повысился на несколько тонов, скорее мягко, чем защищаясь. – Я не брала его розу.

– Я видел это. Он дал тебе розу, и ты приняла её, – она поджала нижнюю губу, но это не помогло скрыть румянец на щеках. Я стиснул зубы.

– Ты думаешь, это смешно?

– Нет, – она быстро покачала головой, но её улыбка стала шире. – Нет, я...

Хриплый смешок сорвался с её губ, прежде чем она быстро поймала его в ладонь, но было слишком поздно. Я услышал это. Я увидел неприкрытый восторг, танцующий в её глазах, и это отравило мою кровь другой горячей эмоцией, отличной от раздражения и собственничества.

Я быстро поймал себя на том, что мне больше хочется положить её к себе на колени и выпороть, прежде чем трахнуть, вместо того, чтобы бросаться обвинениями, которые, как я знал, не имели глубокого смысла. Между ней и Пьером ничего не было. Но я всё ещё был чертовски раздражен из–за розы, и моя маленькая паршивка думала, что это забавно.

Прекрасно. Тогда она получит именно то, что заслужила.

Широко расправив плечи, я крадущимся шагом направился к ней. Её нижняя губа дрогнула, отделившись от верхней, и грудь слегка приподнялась от прерывистого дыхания.

– Ты приняла розу от кого–то другого до меня на наш первый совместный Праздник Жизни, – я продвинулся ещё на шаг вперёд.

– Нет, – выдохнула она. Её щеки покраснели от волнения. – Она жёлтая, пудра на розе желтая. Желтый означает дружбу. Это не...

– Дело не в этом. Ты приняла её, – я сделал ещё больший шаг, угрожая прижать её к дереву.

Она заглотила наживку. Она отступила на шаг, предлагая мне себя, играя со мной в эту игру.

– Кай, подожди, я... – я подался вперёд. Она отлетела назад. – Кай, – я двинулся; она двинулась, её руки поднялись, чтобы удержать меня, в то время как её расширенные глаза призывали меня подойти ближе. – Кай.

Вперёд. Назад.

– Кай... – каждое заикающееся произнесение моего имени из её мягких губ, когда мы танцевали друг вокруг друга, лишь ещё больше выводило меня из себя.

– Если ты не приняла её, – прохрипел я, мой голос был настолько хриплым от первобытной похоти, что я почти не узнавал его. – Почему ты отдаляешься от меня, Бэббл?

– Потому что, – пролепетала она, обходя пакеты с красками. – Потому что ты преследуешь меня.

Отравленная кровь в моих венах ударила мне в голову и прилила прямо к члену, заглушая разумный голос, который велел мне помнить, что мы были на улице, в окружении людей, трое из которых были королевскими фотографами. Не было ничего разумного в том, что этот голос велел мне сделать с Эсмеральдой.

Я хотел, чтобы она убежала. Я хотел догнать её. Поймать её. Трахнуть её так сильно, что она не смогла бы стоять прямо до конца дня, не чувствуя меня глубоко внутри себя.

– Я ещё не начал преследовать тебя, – сказал я, прежде чем смог остановить себя. – Но я это сделаю.

Её дыхание отчетливо сбилось, и моя кожа вся вспыхнула. Именно тогда я заметил красную пудру краем глаза, и вспомнил о забытых мешках рядом с нами. Один взгляд на них, и меня пронзила острая необходимость.

Я хочу раскрасить её тело в форме своих рук, пока буду трахать её.

Разрисовать её, чтобы все видели, что она моя.

Не раздумывая ни секунды, я сунул правую руку в порошок и вытащил пригоршню красного. Пудра осыпалась на белую одежду, портя чистый цвет.

– Кай, – прошептала она, её яркий взгляд лихорадочно метался между моим кулаком и лицом.

– Если я поймаю тебя, – прорычал я. – Я помечу тебя. Внутри и снаружи. И когда я закончу, мне не нужно будет дарить тебе розу, чтобы весь мир увидел, что ты принадлежишь мне.

– Кай...

– Беги, Бэббл.