Аллилуйя.

Она забралась на меня верхом и наклонилась вперед, приблизив свой рот к моему, когда я наклонился, направляя свой член к ее входу. Она опустилась в тот же момент, когда я толкнулся вверх, ее напряженное тело обхватило меня. Я застонал ей в рот, а она тихо ахнула.

— О Боже, это хорошо.

Какое-то мгновение мы просто дышали друг другу в губы, наши глаза открылись одновременно и взгляды встретились... Между нами воцарилась тишина, что-то одновременно тяжелое и легкое, как воздух. Это поразило меня прямо в живот. В сердце. Глаза Хейвен расширились, а затем она моргнула и сглотнула, как будто каким-то образом услышала мою мысль. Ее голова наклонилась, руки потянулись к моим плечам и сжались, как будто она боялась упасть. Она выглядела... Она выглядела... так, как я, скорее всего, выглядел на антикварной ярмарке ранее, когда мой мир уходил у меня из-под ног. Она выглядела так, словно ей внезапно захотелось убежать, но наши тела были соединены.

— О чем ты сейчас думаешь? — прошептал я.

Она втянула воздух, тряхнув головой, как будто для того, чтобы рассеять мысли, которые вызвали это выражение на ее лице, — удивление. Страх. Ее пальцы впились в мои плечи, и она начала двигаться, ее глаза закрылись, пока я наблюдал за ней. Сквозь дымку удовольствия у меня возникло странное чувство, что она убегает от меня, хотя мы не могли быть еще ближе. Я наклонился к ней навстречу, приблизив свои губы к ее губам и глубоко целуя ее.

Останься.

Она растаяла рядом со мной, ее тело расслабилось, когда она продолжила свои медленные движения.

Боже, это было хорошо. Это было сладко и горячо, и я не хотел, чтобы это заканчивалось.

Она сказала, что не очень хорошо танцует, но она явно умеет двигаться. Я наблюдал за ней, охваченный благоговейным трепетом. Вид ее медленных, эротичных движений бедрами. Легкое покачивание ее идеальной груди. То, как ее внутренние мышцы сжимались и скользили.

Я собирался умереть от удовольствия.

Ее хватка на моих плечах усилилась, и в течение нескольких минут она медленно двигалась на мне. Тихие, наполненные блаженством вздохи срывались с ее губ с каждым опускающимся движением.

Она слегка откинулась назад, и несколько мгновений мы оба наблюдали, как твердые пики ее сосков терлись о мою грудь.

— О, Трэвис. Боже. Все. Я просто...

Я тоже. Я тоже.

Несмотря на медленный ритм, я почувствовал, как во мне нарастает оргазм, и сжал подлокотники кресла, отчаянно пытаясь не кончить раньше, чем это сделает она.

— Хейвен, — выдохнул я, и, как будто, услышав мое отчаяние в этом единственном произнесенном слове, она ускорилась, впиваясь ногтями в мою кожу.

Я провел руками по ее телу и, обхватив ее задницу, снял часть веса с ее бедер, которые, должно быть, уже болели. Подушечки моих пальцев прижались к коже вокруг того места, где мы были соединены. Она была скользкой, соки не только помогали мне без усилий входить и выходить из ее тела, но и стекали по ее бедрам. Осознание степени ее похоти вызвало головокружительный водоворот возбуждения, пронесшийся каскадом по моему телу, напрягая мышцы живота и посылая ударные волны к моему члену.

Я был потерян. Больше не контролировал себя...

Если я вообще когда-то контролировал себя с ней.

Я ничего не мог сделать, чтобы остановить нарастающее блаженство, у меня не было выбора, когда оно достигло вершины и сорвалось. Мои бедра дернулись, когда я кончил за несколько секунд до нее. Ее голова откинулась назад, и она издала тихий вскрик.

Хейвен упала вперед, ее гладкая кожа соприкоснулась с моей, после чего нас обоих затрясло. Наши сердца бились друг о друга, а ее дыхание обдавало холодом мою кожу. Я обнял ее и крепко прижал к себе, наши тела все еще были соединены. Мои губы прошлись вдоль линии ее волос, когда я пробормотал ее имя, целуя и успокаивая ее, потому что я чувствовал, что она нуждалась в этом каким-то образом. Мы оставались так в течение долгих минут, наши сердца замедлялись, а реальность нисходила.

— Аллилуйя, — прошептал я, поворачивая голову и целуя ее в висок. Я почувствовал, как ее улыбка коснулась моего горла.

И хотя я произнес это слово с некоторой долей легкомыслия, оно показалось мне уместным таким образом, что я не смог бы это точно описать. Было что-то почти... священное в том, что я только что пережил. Но в тот момент мой мозг был слишком затуманен удовольствием, чтобы слишком глубоко задумываться об этом или о чем-то еще.

— В самом деле, аллилуйя, — прошептала она в ответ.

***

Я натянул одеяло ей на плечо, и она прижалась ко мне.

— Мне нравится этот сексуальный пальчик, — сказал я, поднимая ее руку и целуя вышеупомянутый большой палец, обхватывая его губами и нежно посасывая.

Она тихонько засмеялась, и я улыбнулся, ненадолго прижавшись к ее губам, мое зрение на мгновение затуманилось, когда я вспомнил блаженство ее губ вокруг другой части моей анатомии. Но, несмотря на возбуждающую картину в моем сознании, мое тело было тяжелым от удовлетворения, и не думаю, что смог бы пошевелиться, даже если бы завыла сирена, предупреждающая о неминуемой опасности.

Я мог видеть распечатку новостей.

Они были сметены, прямо вместе с гостиницей «Желтая шпалера», парализованные от слишком большого количества умопомрачительного секса, — говорится в отчетах других гостей. Во всяком случае, так звучало перед тем, как остальные нырнули в штормовой погреб, чтобы спастись.

Я слегка повернул голову, мой взгляд упал на растение рядом с моей кроватью, то самое, с которым я разговаривал в первую ночь, когда приехал сюда. Что-то в воспоминании о той ночи вызвало у меня то, что я мог бы назвать только меланхолией. Я одновременно ненавидел и тосковал по тому времени. Надвигается буря. Я почувствовал это в воздухе, как металлический привкус приближающегося удара молнии.

— Как ты перенесешь расставание со своими растениями? — пробормотал я.

Как ты перенесешь расставание со мной?

Она тихо выдохнула.

— Счастливо. Я буду знать, что оставляю частичку себя, и что маленький уголок мира от этого становится лучше. — Она сделала паузу. — Может быть, ты будешь время от времени проверять тех, кто здесь... убеждаться, что у них все в порядке.

— Буду, — тихо сказал я.

Я лениво провел ее большим пальцем по своей нижней губе, не желая размышлять о том времени. Времени, когда ее больше не будет здесь.

— Ты оставила спасенные растения повсюду на своем пути, не так ли? Даже в том месте, откуда ты начинала.

Твой дом. Тот, который вызывает печаль в твоих глазах.

Она сделала паузу, которая, как показалось, длилась очень долго.

— Да, — наконец сказала она, как будто одно это слово потребовало от нее что-то придумать, а что именно, я никак не мог понять.

Часть меня хотела расспрашивать ее, пока она не откроется, а другая часть меня знала, что это была очень плохая идея. Тем ни менее я, казалось, не мог удержаться от желания узнать больше.

— Расскажи мне об этом. О твоем доме.

Снова пауза.

— Что тут рассказывать? Когда мы росли, у нас в квартире не было таких вещей, как растения. Как я уже говорила, у нас даже не всегда была еда. Моя мама... Она боролась с зависимостью. Она обещала остановиться... Но это никогда не происходило надолго. Немногие из ее обещаний когда-либо выполнялись.

— Черт. Мне жаль, Хейвен, — сказал я, проводя рукой по ее руке, желая утешить ее из-за чего-то, что давно прошло. — Мне не следовало спрашивать.

Но она пожала плечами. Внезапно она стала другой. Закрытой. Жесткой. И я пожалел, что мой вопрос привел к этому.

И снова я был в замешательстве. Часть меня хотела легкого поддразнивания. Но другая часть хотела прощупать ее — заставить ее поделиться со мной собой. Дать ей знать, что я справлюсь с этим.

Поднялось то отчаянное чувство, которое я всегда пытался контролировать, когда чувствовал страх или нужду.

— Все в порядке, — сказала она. — Сейчас я в порядке. Все в порядке.

Я пригладил локон, упавший ей на щеку, но он не подчинился мне, упорно возвращаясь туда, где только что был.

— Однажды она целый год не употребляла, — сказала Хейвен внезапно, почти задыхаясь. — Мужчины всегда приходили и уходили. Некоторые из них были приличными. Тот, с кем она была в тот год, — Джонни — научил меня играть в шашки. У него всегда был оранжевый тик-так с собой. Я все еще чувствую вкус тик-така, когда думаю о нем. В любом случае, я научилась не слишком привязываться ни к одному из них, потому что для меня это никогда хорошо не заканчивалось. — Она резко замолчала, по выражению ее лица пробежала легкая усмешка, ее рот скривился, как будто она попробовала то давнее со вкусом апельсина воспоминание о ком-то, кто был добр к ней, возможно, заставил ее почувствовать, что она что-то значит, а затем все равно ушел.

У меня сжалось горло.

Перестаньте нажимать. Она не останется. Тебе не пойдет на пользу, если ты раскроешь ее секреты.

Она слегка покачала головой, поворачиваясь ко мне.

— Извини. Не знаю, почему я это сказала. Можем мы немного перемотать назад? — она улыбнулась, хотя это было мимолетно.

Я колебался, снова разрываясь, но зная, что, по каким бы то ни было причинам, ей нужно было отвернуться от воспоминаний, которые она только что вызвала.

— Перемотать назад? — я наклонился вперед, целуя ее один раз в губы. — В какую часть? Я могу вспомнить несколько моментов, к которым я хотел бы вернуться с того мгновения, как ты постучала в мою дверь.

Она тихо рассмеялась, ее плечи расслабились, складка на лбу разгладилась. Я улыбнулся, многозначительно приподняв брови, и настроение снова улучшилось. А потом я перекатился на нее сверху, на мгновение придавив ее, пока она смеялась и притворялась, что задыхается. Я скатился с нее, ухмыляясь, и провел губами по ее животу, спускаясь ниже, пока ее смех переходил во вздохи, а затем превратился в стоны.