Трэвис

Пролог

Трэвис, семь лет

— Мамочка? Что случилось? — я медленно подошел, сердце гулко стучало, когда я смотрел, как трясется мамина спина. Ее голова лежала на руках на кухонном столе перед ней, ее тихие всхлипывания были приглушенными.

Но при звуке моего голоса она села. Ее щеки были мокрыми от слез, а рот исказился в гримасе, больше похожей на гнев, чем на печаль. Лицо моей мамы часто так выглядело. Ее глаза говорили одно, а остальное выражение и даже слова — другое. Иногда мама ставила меня в тупик. Я не знал, пытаться ли мне помочь или убежать от нее.

Мой папа так меня не смущал. Папа улыбался во все лицо, а когда ему было грустно, я тоже это понимал.

Папа часто выглядел грустным. Но он любил меня, а я любил его. Он был моим героем, и когда-нибудь я стану полицейским, как он. Тогда он больше не будет грустить, потому что я сделаю его гордым и счастливым.

Плечи мамы поднялись и опустились, когда она тяжело вздохнула.

— Твой папа ушел от нас, — сказала она.

Я уставился на нее, мое сердце сильно стучало в груди.

— Куда ушел? — прошептал я. В путешествие? В город на другом берегу озера по делам полицейских?

— Кто знает куда! — вдруг громко сказала она, ее глаза сверкали с тем же гневом на лице. — Он улизнул, как вор, с твоей тетей Алиссой и кузеном Арчером. Он хочет, чтобы они теперь были его семьей. Мы ему больше не нужны.

Я отступил назад. Подальше от мамы и слов, которые она мне говорила.

— Нет, — прошептал я. — Мой папа не оставил бы меня, — с тобой. Он любит меня. — Он бы не оставил.

— О, он бы оставил, и он оставил, — сказала она, ее слезы остановились, когда она постучала пальцами по столу, длинные ногти издавали резкие щелкающие звуки. Постукивание, постукивание, постукивание. Я хотел зажать уши ладонями и заставить этот звук прекратиться. Я хотел, чтобы мама остановила это. Плач. Крик. Постукивание. Было ощущение, что кто-то давит мне на грудь.

Мне было страшно и грустно.

Он не оставил меня.

Он любит меня.

Но я не плакал. Я был сильным, как мой папа, и не плакал.

Мама посмотрела на свой телефон, лежащий на столе рядом с ней, ее пальцы постукивали, постукивали, постукивали, все сильнее и быстрее.

— Но, может быть, я могу что-то сделать, — пробормотала она, ее губы подрагивали, но глаза оставались суженными.

Она схватила телефон и начала нажимать на кнопки, вызывая кого-то.

— Почему, мамочка? — прошептал я, мой голос срывался, умоляя дать ответ, отличный от того, который дала она. Я отчаянно нуждался в том, что имело бы смысл. — Почему он ушел?

Моя мама перестала набирать номер, подняла голову и посмотрела на меня. Она смотрела на меня несколько мгновений, прежде чем сказать:

— Потому что я второй сорт, Трэвис. Мы оба такие. И всегда были.

Было ощущение, что внутри меня что-то засохло и упало, как сморщенные яблоки, упавшие на землю на нашем заднем дворе. Они были тем, что никто не хотел.

Второй сорт. Второй сорт. Ты не более, чем второй сорт.

И второй сорт даже не заслужил прощания.