От радости душою встрепенулся

Вмиг Африко, такую слыша речь:

Всех мыслей строй в ней сразу повернулся,

Амур успел в пей как пожар зажечь.

Черт ангельских лобзаньем он коснулся,

Ее в объятья поспешил привлечь,

Сказал: «Послушай моего ты слова

И будь одна остаться здесь готова.

Я жду, склонись, о роза молодая,

Перед разлукой к милости одной.

Ты знаешь, как, одну тебя желая,

Искусно изощрял я разум свой,

Чтоб овладеть тобой, звезда златая,

Теперь велишь расстаться мне с тобой.

И вот молю: по своему влеченью

Со мной на миг предайся упоенью,

Довольней я п прочь тогда пущусь,

Раз воля такова теперь твоя.

О разреши, тебя я вновь коснусь —

Да насладимся вместе — ты и я.

А завтра я сюда к тебе вернусь —

Увидеть вновь тебя, любовь моя:

В тебе одной ведь все мои услады.

Позволь — и жизнь исполнится отрады».

«Чего еще ты от несчастной хочешь, —

Сказала Мензола, — по какой

Усладе с обездоленной хлопочешь?

Ты счастлив был. Молю, дай мне покой,

Уйди — и тем ты лишь себя упрочишь.

А я останусь ждать тебя с тоской.

Смотри, уж поздно, скоро солнце канет

И кто-нибудь нас тут вдвоем застанет».

«Ты знаешь хорошо, какой явилась

До сей поры с тобой услада мне,

И что меж нас обоих совершилось,

И сколько было горечи на дне, —

Так разве полным счастьем сердце билось?

Теперь спокойны оба мы вполне —

Нам будут неотравленной отрады

И пыл полней, и сладостней услады».

«Ах, не желай мне, юноша прекрасный,

Чтоб худшее за злом вершила зло.

Ведь если б ты нашел меня согласной,

Мое страданье только б возросло —

Лишь разразись Дианы гнев ужасный.

Отчаянье мне душу облегло.

Молю, как дара, уходи. Моя

Печаль не будет меньше, чем твоя».

«Душа моя, не горше сокрушенье,

Чем от всего, что нами свершено,

Получишь ты. Ведь это преступленье

Осталось для Дианы так темно,

Как и для всех. И ты ни на мгновенье

Не пострадаешь. Нам сейчас дано

Все сделать втайне. Кто же нас обидит?

Ведь если кто, так бог один увидит.

И твердо знай: уйдя в глухие дали,

Не одаренный ласково тобой,

Умру я скоро от большой печали.

О, сжалься хоть немного надо мной!»

И раз, и два уста ее лобзали,

Шепча: «Целуй же, цветик вешний мой!

Доверься мне; будь радостной и ясной,

Не дай мне умереть с любви несчастной!»

Со множеством прельщений и молений

Пред Мензолой тут Африко поник —

Раз во сто больше наших исчислений;

Так жадно целовал уста и лик,

Что много раз, и все самозабвенней,

Пронзительный ему ответил крик.

Ем подбородок, шею, грудь лобзая,

Он мнил — фиалка дышит полевая.

Какая башня твердо возвышалась

Тут на земле, чтобы, потрясена

Напорами такими, не шаталась

И, гордая, не пала бы она?

Кто б, сердцем женщина, тверда осталась,

Его броней стальной защищена,

Лобзаньям и прельщеньям недоступна,

Что сдвинули б и горы совокупно?

Но сердце Мензолы стальным ли было,

Колеблясь и борясь из крайних сил?

Амура восторжествовала сила,

Он взял ее, связал — и победил.

Сначала нежный вкус в ней оскорбила

Обида некая; но милый — мил;

Потом помнилось, что влилось в мученье

Желанье нежное и наслажденье.

И так была душой проста девица,

Что не ждала иного ничего

Возможного: ей негде просветиться,

Как человеческое естество

Рождается и человек творится:

Слыхала вскользь — не более того;

Не знала, что двоих соединенье

Таит живого третьего рожденье.

Целуя, молвила: «Мой друг бесценный,

Какой-то властной нежною судьбой

Влекусь тебе предаться непременно

И не искать защиты никакой

Против тебя. Сдаюсь тебе — и пленной

Нет сил уж никаких перед тобой

Противиться Амуру: истиранил

Меня тобой — глубоко в сердце ранил,

И я исполню все твои желанья,

Все, что захочешь, сделаешь со мной:

Утратила я силы для восстанья

Перед Амуром и твоей мольбой;

Но лишь молю — яви же состраданье,

Потом иди скорей к себе домой:

Боюсь, что все же буду здесь открыта

Подругами моими — и убита».