Изменить стиль страницы

Глава 6

Вытри слезы и иди дальше.

Отдохнешь, когда умрешь.

Прогремел гром и сверкнула молния, озаряя небо. Град бил по крыше нашего дома, шторм в конце лета принес ледяной дождь и сильный ветер.

Я чувствовала себя побитой. Опустошенной. Как будто все хорошее, что было во мне, удалили, остался только рубец и тошнотворный слой вины. Я продолжала прокручивать в голове то, что мама говорила мне на протяжении многих лет.

«Надежда подобна ростку. Во тьме он погибает, а при свете цветет».

«Как легко любить любимых. Настоящее испытание на прочность — любить нелюбимых».

«Грязная долларовая купюра не теряет своей ценности. Каждая жизнь имеет ценность».

Я отчаянно нуждалась в свете, моя надежда угасала.

Зеркала продолжали звать меня. «Еще разочек. Посмотри. Узнай.» У меня было много вопросов. Почему умерла мама? Где был Николас и что он делал? Увижу ли я когда-нибудь Трули и Фарру снова? А Рота? Как я могу помочь Хартли? Она впала в уныние.

Что мне делать дальше? Каждый день я общалась с зеркалом в течение часа. Проблема была в том, что я продолжала видеть уродливую версию себя, а она лишь молча изучала меня, что было жутковато.

Отчаявшись найти ответы, я ходила по дому, проводя кончиками пальцев по любимым маминым картинам. Яблоневый сад. Корона, сделанная из яблочных косточек. Стеклянный гроб, внутри которого спит Белоснежка.

Мои уши дернулись, когда я услышала тихий стон. Тихий, да, но он прорвался сквозь мое спокойствие, как разрушительный шар. Я побежала в гостиную, где на диване крепко спала Хартли. Как невинно она выглядела, свернувшись калачиком, прижав подушку к груди, с Тором, который отдыхал рядом.

С момента нашего возвращения из больницы… где нам объявили о смерти мамы… Хартли устроила здесь лагерь, время от времени засыпая, словно ждала родителей, которые могли бы разбудить ее от этого кошмара.

Колючая проволока обвилась вокруг моего сердца и сдавила его. Если я сломаюсь, то буду чувствовать себя как Шалтай-Болтай; ни одна королевская лошадь, ни одна королевская особа не сможет собрать Эверли Морроу воедино.

С каждым днем Хартли все больше слабела… а я становилась сильнее. По крайней мере, физически. Мысленно и эмоционально я стояла на краю бездны.

Осторожно, чтобы не разбудить свою драгоценную сестру, я легла рядом с ней. Тор зарычал — его новая реакция на меня, но Хартли не проснулась. Не обращая внимания на собаку, я проверила ее температуру. Горячая, но не сильно. Я укрыла ее одеялом. Одно из множества одеял, которые мама вязала на протяжении многих лет.

Я откашлялась, чтобы избавиться от комка в горле.

— Ты поверишь, если я скажу, что Питер приходил к нам сегодня утром? Я ему не открыла. — Я заправила влажную прядь ее волос за ухо и вздрогнула. Под глазами у нее красовались синяки. Ее кожа была бледной, губы потрескались, и она похудела. Слишком сильно, слишком быстро. — Что с тобой, Хартс?

Я заставила ее сходить в больницу рано утром. Врач поставил диагноз «ситуационная депрессия» и выписал рецепт, помогающий заснуть. У меня не было медицинского образования, но я все равно не поверила ему. Что, если она заразилась тем, что убило маму?

Что убило маму? Вирус? Сердечный приступ?

«Эверли опасна для тебя».

Я потерла виски, пытаясь прогнать голос Николаса. Злясь с каждой секундой, я достала мобильный телефон и написала ему: «Где ты? СКАЖИ МНЕ! Пожалуйста, вернись домой!»

Я написала ему тысячу сообщений, но не получила ни одного ответа. Знал ли он, что случилось? Неужели он не понимает, что мы по нему скучаем? Неужели колдун не чувствует, когда нам нужен?

Вдруг с ним случилось что-то ужасное?

Из больницы продолжали звонить, надеясь поговорить с кем-нибудь о результатах вскрытия и о том, кто заберет тело мамы. Кто-то должен был заказать поминальную службу и оплатить ее. Я не подходила ни по одному из этих пунктов.

Я не знала, сколько у нас осталось времени до появления социальной службы.

— Чем я могу помочь тебе, Хартс? — Могу ли я помочь ей? Как нам жить дальше без нашей матери?

У некоторых сказок был счастливый конец. Но почему не у нашей? Честно говоря, я сомневалась, что когда-нибудь снова буду счастливой.

Что мама хотела сказать перед смертью? «Мать, тетя. Отец, колдун. Сестра, кузина. Любовь, ненависть. Будет все, что сердце пожелает».

Хартли издала еще один стон, и я поднесла ее слабую руку к своей щеке. Я не могла потерять и ее. Без нее я умру.

— Я здесь. Я сделаю все, что захочешь.

Она ничего не ответила.

Наклонившись, я взяла с журнального столика тряпку и бутылку ледяной воды. Все необходимое лежало под рукой. Намочив тряпку, поставила бутылку без крышки… куда она подевалась?.. и охладила ее разгоряченную кожу.

Я осмотрела гостиную. Сколько раз наблюдала, как мама убирается здесь? Сколько раз она улыбалась, когда мы вязали? Сколько раз она вышагивала, читая нам лекцию?

На стенах, рядом с ее картинами, висели ее фотографии. На книжных полках стояли миллиарды вариантов «Белоснежки». Множество ваз переполнены засушенными цветами, источающими сладкий аромат. Все это подарки от Николаса.

«Красота для моей красавицы», — говорил он.

Я не хотела вспоминать. Не хотела забывать. Желала уничтожить вазы и книги. И сохранить каждый предмет.

— Мне нужно, чтобы ты поправилась, Хартс, — сказала я. — Пожалуйста, выздоравливай. Ты — вся моя жизнь. Энчантиа существует, и ведьма… настоящая ведьма… придет за нами через семьдесят два часа, так что нам нужно принять важное решение. Мы уйдем без мамы? Или останемся здесь, в единственном доме, который мы когда-либо знали? Без Николаса мы, скорее всего, окажемся в приемной семье и потеряем все, что когда-либо знали.

Опять тишина. Я вздохнула.

— Значит, пойдем в Энчантию. — Фарра упоминала магических целителей. Возможно, они могли бы помочь Хартли. — Мы сможем увидеть тетю Вайолет и Трули и попутешествовать. Насколько я поняла, есть четыре территории. Эйрария — райский уголок в пустыне. Севон — деревня, с горами и птицами. Провинция Флер — это страна цветов. А Династия Азул — это вода и острова. Мне так хочется о них узнать.

И снова никакого ответа.

— Есть один птицоид, стражник, — сказала я. — Ты могла бы встречаться с ним, а я могла бы встречаться с… ох, не знаю… просто на ум приходит конкретный человек… принц. — У меня не было никакого желания сейчас с кем-то встречаться, но я хотела дать Хартли надежду на что-то.

— Ты обалдеешь, когда увидишь Трули, — продолжила я. — Она наш гибрид, и у нее есть тайная подружка по имени Фарра. Принцесса Фарра. Очевидно, мы, девочки Морроу, любим гоняться за золотом. Ну, кроме меня. Положив глаз на Питера, я выбрала ржавчину.

Пока я болтала Хартли моргнула, открыв глаза. Меня охватило облегчение, но через секунду оно пропало. Если глаза — это зеркало души, то ее душа превратилась в океан боли.

В них я видела свое отражение. «Никогда не испытывала такого горя».

«Улыбнись. Притворись, что все хорошо».

— Почему шесть боится семи? Это ложь. Числа не способны испытывать эмоции.

Несмотря на то, что ее глаза оставались мрачными, ей удалось улыбнуться.

— Что маленькая кошка сказала большой кошке? Мяу. — Ее голос был хриплым. — Прости, что заставила тебя беспокоиться. Я пытаюсь прийти в себя, правда, но очень устала. — Нахмурившись, она склонила голову набок. — Птицы говорят, что он идет.

— Кто идет? Какие еще птицы? — У нас в доме не было птиц. А те, что снаружи, разлетелись еще до начала бури.

— С тех пор как мама… — Ее подбородок задрожал. — Голоса были тихими. Теперь я слышу их снова.

«Улыбайся».

Входная дверь распахнулась и ударилась о стену, и я чуть не упала. Ледяной ветер ворвался в гостиную, и мои аккуратно сложенные тряпки слетели с журнального столика. За ними последовала бутылка тайленола. Вода без крышки опрокинулась, жидкость вылилась на пол.

Дыхание перехватило, застряв в горле. На пороге стоял Николас, тяжело дыша, а дождь и град били по крыльцу. Напряжение отражалось в его покрасневших глазах. Его золотистые волосы и темный костюм промокли насквозь. Почему-то от этой сырости он казался еще более грозным, чем прежде, как будто был продолжением теней и живым воплощением шторма. Ярость в человеческом обличье.

За несколько секунд я прочувствовала множество разных эмоций. Облегчение, радость, тревога, смятение, еще больший гнев. Мой отчим вернулся здоровым и невредимым. Почему не пришел раньше? Почему не писал и не звонил?

Когда я встала, молния озарила небо, освещая его ярким светом. Капли дождя прилипли к его ресницам. Или это были слезы? Или и то, и другое?

Он прищурился, источая чистую злобу. Когда он увидел Хартли, которая изо всех сил пыталась держать себя в руках, злость усилилась. Я отпрянула назад, каждый удар сердца был подобен пушечному выстрелу.

Это был Николас, мой отчим. Мне нечего было бояться.

«Эверли опасна для тебя и для Хартли. Более сильная магия требует… больше энергии, которую она будет выкачивать из тебя».

Неужели каждый раз, когда смотрела в зеркало, я выкачивала у матери? У сестры?

Внутри меня разразилась буря. Хартли не была такой бледной впервые за несколько дней. Потому что я больше не смотрела в зеркала?

Нет. Я не могла выкачивать у нее. Я даже не знала как.

Ну, я и не знала как дышать, но все же мне удавалось это делать несколько раз в минуту.

Я втянула воздух… доказывая это… а затем покачала головой. Я бы никогда не причинила вреда своим близким.

— Где ты был? — крикнула я, чуть не подавившись словами. — Ты был нужен нам. Ты был нужен маме. Она… она умерла, а тебя здесь не было, и… и…

Он сказал:

— Я делал все, чтобы спасти твою мать и помочь тебе. Я не думал… — Его ярость удвоилась. Втрое.

«Я приобрету для нее альтилиум».

Он был в ярости, когда сделал шаг ко мне.

— Ты пользовалась магией, Эверли?