Коммод улыбнулся.

- Действительно, это так! Отцы имеют привычку желать своим сыновьям того, что, по их мнению, является лучшим, даже если их мнение иногда противоречит тому, что предпочли бы их сыновья. Мой собственный отец, да упокоят боги его смиренный дух, настоял на том, чтобы я учился у нескольких наставников, хотя все, что мне действительно хотелось, — это научиться лучше владеть мечом.

Ободренный замечанием  императора, Марк сделал последний комментарий.

- А для меня, Цезарь, обучение обращению с оружием всегда было важнее философических занятий.

Император рассеянно кивнул, отойдя еще до того, как расспрос молодого центуриона был окончен, и указал на Марка рукой.

- Именно такие люди, захотевшие служить в самых тяжелых условиях, защищая наши границы, и привели Империю к успехам, которых она достигла,. И ты, Переннис,  безрассудство очерняешь доброе имя этого человека, принимая его за известного предателя!

Его ноздри раздулись, когда он непроизвольно втянул в легкие воздух, Марк боролся со своим рефлексом броситься на императора, в то время как Коммод неосознанно повторил ложное обвинение, в результате которого вся его семья была убита. Как раз в тот момент, когда он уже собирался поддаться непреодолимому желанию вырвать руку и раздавить императору горло, Коммод повернулся, взяв импровизированный штандарт легиона одной рукой, и опять подошел к Переннису, в его голосе нарастал гнев. когда он приблизился к съежившемуся пленнику.

- Я отправился с отцом в Германию около десяти лет назад вместе с полдюжиной легионов и хорошо помню парад победы после того, как мы разгромили маркоманов. Перед своим легионом стоял знаменосец, одна  его рука была на перевязи, а другая держала Орла, гордо поднятого вверх, а мой отец подошел к нему и положил руку ему на плечо, повернувшись ко мне спиной с гордой улыбкой.  «Вот это настоящий солдат, Люций, — сказал он, — человека, который будет сражаться насмерть за своего Орла, даже когда враги будут роиться вокруг него».

Он сделал паузу, повернул древко, чтобы показать свой импровизированный штандарт всем в тронном зале.

- Видишь ли, этот аквилифер, несмотря на то, что его правая рука была сломана, продолжал сражаться и расправился с полдюжиной варваров своим щтандартом, размахивая им, чтобы разбивать им головы. Но это было не все, что он сделал, не так ли, Переннис? Я уверен, что ты  тоже помнишь эту историю?

Голос префекта задрожал, когда  он попытался ответить.

- Цезарь?

- Я думаю, ты точно знаешь, о чем я говорю, не так ли, Переннис? Этот благородный знаменосец также воспользовался своим штандартом в полной мере и яростно!

Император перевернул штандарт, показав им блестящий металлический наконечник древка, полированный железный конус, предназначенный как для предотвращения раскола деревянной оконечности оружия, так и своего рода оружие в случае потери его острого наконечника.

- Конечно, шип обычно ни на что не годится по сравнению с лезвием.  Греки называли его зауротером,  (Σαυρωτή)    хвостом ящерицы, но, как доказал этот знаменосец, можно убить человека  и хвостом ящерицы, если ты достаточно жесток.

Он развернулся и с громким ворчанием пробежал вперед, вложив всю свою силу в древко штандарта, когда железный шип с влажным стуком вонзился в нижнюю часть живота Перенниса, кровь брызнула по обе стороны от преторианца, когда копье вырвалось наружу. через его спину, пронзив его насквозь. Переннис рефлекторно ахнул, в ужасе глядя вниз на древко, торчащее из его тела, и его глаза закатились, когда он упал вперед.  Коммод театрально взмахнул окровавленными руками, отпустив штандарт, и отвернулся, когда его опальный префект, шатаясь, сделал несколько шагов вперед и растянулся во весь рост на мозаичном изображении бронированного тела секутора, в медленно растекающейся луже крови,  а его голос повысился до пронзительного всхлипа от отчаяния.

- Ты приказал убить достаточно людей, Тигидий Переннис, так что меньшее, что ты можешь сделать, это встретить свой конец, как мужчина.  - Император пролаял свой последний приказ и направился к маленькой двери в свои личные покои в дальнем конце зала. -  Пускай он остается лежать там, пока не умрет. И любой человек, решивший преждевременно прекратить его страдания, должен будет  умереть точно таким же образом.

Мужчины, оставшиеся в зале, уставились друг на друга, их глаза были обращены на префекта преторианцев, который, тяжело дыша, лежал на кафельном полу, его руки терзали древко копья, пронзившим его пах.

- Ну, кто мог предсказать, что все закончится так хорошо? -  Клеандр повернулся к своим спутникам с широкой улыбкой. - Мой единственный серьезный соперник умирает, с проткнутыми  копьем кишками, а я  остаюсь с сотней миллионов сестерциев золотом. И еще я имел удовольствие быть свидетелем того, как ты, трибун, совершенно безрассудно рисковал своей жизнью, чтобы восстановить честь человека, которого он никогда не знал. Совершенно удивительно…

Он снова повернулся к Переннису, грустно улыбаясь умирающему.

- Что касается тебя, Тигидий Переннис, то, боюсь, мне придется выполнить приказ Коммода относительно твоей возможной смерти.  Преторианцы, очистите зал!

Стоявшие вокруг комнаты гвардейцы немного поколебались, прежде чем их дисциплина преодолела их изумление, и по лающей команде центуриона, командующего отрядом, выстроились по стойке смирно и вышли из комнаты, оставив четверых мужчин стоять вокруг извивающегося тела умирающего Перенниса.  Клеандр наклонил голову к двери, через которую они вошли.

- Вы тоже, господа,  можете идти и своих солдат вы можете забрать с собой. Золото, конечно, оставьте здесь.

Скавр с  Альбинусом переглянулись, сенатор пожал плечами и повернулся к двери, жестом приказав своим спутникам следовать за ним. Они молча прошли через дворец в сопровождении преторианца, которому было поручено проводить их к воротам, и вышли из просторов Палатина на ступеньки, выходящие на Большой цирк, где песок ипподрома бледно блестел в лунном свете. Котта и его люди терпеливо ждали у подножия широкой мраморной лестницы, и отставной центурион, перепрыгивая через  две ступеньки за раз, спешил присоединиться к своему патрону.  Преторианский гвардеец повернулся и поднялся на последние полдюжины ступенек, оставив группу.

Альбинус обратился к Скавру.

- У меня есть к тебе претензии, трибун, и я не нуждаюсь в зрителях из любопытных солдат.

Скавр кивнул в ответ на едва сдерживаемую ярость сенатора, а затем повернулся к стоявшим вокруг солдатам.

- Ты, будешь старшим. Отведите этих людей к низу ступенек и построй их для марша. Нам придется вернуться в казармы тем же путем, которым мы пришли, и будьте наготове, в Субуре будет не менее оживленно, чем раньше.

Котта и Марк на мгновение посмотрели друг на друга, ветеран с легкой улыбкой оглядел своего младшего коллегу сверху вниз, как будто прикидывая  его шансы, в то время как Марк просто слегка пожал плечами и развел ладони, наклонив голову и подняв брови. Альбинус, в своем самодовольном гневе, не сумевший обменяться мнениями, ткнул пальцем в лицо Скавру и разразился яростной тирадой.

- Ты предал мое доверие, Рутилий Скавр! Ты спровоцировал гнев императора, который слишком легко мог выплеснуться наружу и тогда бы мы с тобой лежали рядом..,  мертвыми, а что касается этой  дурацкой выходки с Орлом…

Трибун вдруг посмотрел на него глазами, твердыми, как кремень, и Марк понял, что Альбинуса ждет еще один неприятный шок.

- У вас не хватает слов, сенатор? Вы потеряли дар речи от удивления, что я могу пойти на риск, чтобы спасти честь погибшего?  - Он подошел ближе к более крупному мужчине, его лицо исказилось от гнева, столь же сильного, как и Альбинуса.  -  Посмотрите на себя хорошенько, Децим, или вы возомнили себя  Клодием Альбином, имя которого подвергли  «проклятию памяти» теперь, когда я оскорбил «ваше достоинство»? Человек вашего класса умер в Британии в начале восстания, преданный и оставленный, чтобы взять на себя вину за потерю Орла своего легиона, и если вы не видите чести, в том что нужно, восстановив его репутацию, тогда я могу только  вас пожалеть.

Альбинус усмехнулся, покачивая головой в гневном смущении.

- Ты можешь просто называть меня сенатором, когда мы встретимся на улице, трибун, но оказывать мне должное уважение, если не хочешь, чтобы я натравил на тебя  Котту и его людей, чтобы они отплатили тебе хорошими побоями  за неуважение. Не говоря уже о том что вы  слишком долго шли к Риму, мы еще подождем когда любимый вольноотпущенник императора поймет, сколько золота вы забрали из этих сундуков, чтобы освободить место для Орла и головы Гая Соллемниса.

Скавр холодно улыбнулся ему в ответ.

- Является ли ваше негодование продуктом вашей преданности трону или просто уязвленной гордостью за то, что я взял больше золота, чем вам удалось пополнить свой кошелек еще в Дакии, когда мы отбили рудник у Гервульфа и его германцев?

Альбинус покачал головой, на его губах заиграла улыбка превосходства.

- Вы не сможете доказать это обвинение, трибун!

Улыбка исчезла, когда Скавр поднял на него бровь.

- А может, это не так, сенатор? Достаточно ли вы в этом уверены, чтобы рисковать своей жизнью? Когда вы приказали мне передать записи о том, сколько именно золота мы добыли, вы когда-нибудь задумывались, не мог ли я догадаться, какова будет ваша реакция на такое количество золота?  -   Альбинус молча смотрел на него. -  Да, я сохранил копию.  По правде говоря, то, что я вам дал, на самом деле было копией, а оригинал так и остался в моем походном сундуке. Он настоящий, отмеченный официальными знаками шахты, подлинность которых, я уверен, такой умный человек, как Клеандр, мгновенно подтвердит, а то, что я вам дал, имеет некоторые небольшие, но важные недостатки. В моей Первой когорте есть очень находчивый знаменосец, человек с алчностью, не уступающей вашей, хотя и не столь знатного происхождения, и он ловко подделывает любые записи, будь то погребального клуба своей центурии или официальные  документы об имперском золотом руднике.