Глава 7. Руни

Плейлист: Taylor Swift — It’s Nice To Have A Friend

У меня было три дня на обдумывание этого брака, на который я согласилась. Думаю, я удивила себя не меньше Акселя, когда вызвалась на такое.

Поначалу я думала, может, всё дело в том, что хоть я всегда буду немного романтиком, я не питаю иллюзий насчёт брака, поэтому брак из практических соображений — это для меня ерунда. Но потом я начала думать. И осознала, что правда немного сложнее.

Я предложила выйти замуж за Акселя, потому что в данный момент я чувствую себя беспомощной, находящейся во власти моего непредсказуемого тела и моих отложенных планов. И сделать что-нибудь, иметь цель, возможность быть полезной дало моей жизни упорядоченность и цель, которой я жаждала. Я чувствовала себя такой потерянной, когда мои дни не были от рассвета до заката заполнены занятиями и напряжённым темпом жизни последних нескольких лет.

Но теперь уже нет. Теперь у меня снова есть намерение и план, которым я восхищаюсь, пусть даже ненадолго. Я абсолютно счастлива получить от этого не наследство, а то, в чём я отчаянно нуждаюсь: направление, цель... и что странно, ощущение принадлежности. Дело не только в том, что Аксель спасает шалаш, любит свою семью в такой манере... дело в нас. Вместе. Не как любовники, и наверное, даже не совсем как друзья, а как партнёры. Этот план требует, чтобы мы оба полностью были привержены ему. И я сама не осознавала, как сильно хотела этого ощущения связи, пусть даже практической и стратегической, пока оно не оказалось прямо передо мной.

Так что вот она, я, выглядящая чуть более похожей на прежнюю себя, благодаря льстящему моей фигуре платью и лучшему в мире консилеру под глазами. Готовая выйти замуж.

Замуж.

По крайней мере, когда я разберусь с радостным и грязным собачьим объятием.

— Что ж, — стоя позади меня на пороге хижины, с крохотным пучком фиолетового вереска в руках, Скайлер вздыхает. — Ты запачкала платье.

— Запачкала. Ничего такого, чего нельзя исправить мыльной водой и полотенцем, наверное.

— Держи, — она передает мне вересковый букетик, затем вприпрыжку убегает в дом. Мгновение спустя она возвращается с мягким полотенцем, смоченным водой, и капелькой жидкого мыла.

— Спасибо, Скайлер.

— Не за что, — склонив голову, она наблюдает за мной, пока я вполне успешно стираю грязь с платья. — Ты поцелуешь дядю Акса?

Я пищу и чуть не роняю полотенце.

— Эм. Ну. Я не совсем.

— Я просто говорю, ему не помешает поцелуй, — она протягивает руку, чтобы забрать полотенце.

Я нерешительно возвращаю его ей.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что он ворчливый. А поцелуи прогоняют любую ворчливость.

Я прикусываю губу, стараясь не рассмеяться.

— Я не думаю, что он ворчливый.

Она бросает на меня взгляд, полный неверия.

— Он такой ворчливый.

— Он серьёзный. И вполне возможно, очень стеснительный. Не все такие общительные, как ты и я.

— Почему нет? Я не понимаю.

Обернувшись через плечо, я наблюдаю, как Аксель поправляет манжеты и откашливается. Он выглядит нервничающим.

— Я тоже не понимаю. Но это не значит, что мы не можем попытаться.

— Я всё равно думаю, что поцелуй сработает, — говорит она, уходя в дом с полотенцем. — Но я же всего лишь ребёнок. Откуда мне знать?

Мягко скуля, пёс бодает головой мой локоть и смотрит на меня снизу вверх. Я ласково глажу его по голове и жду, когда Скайлер снова вернётся и возьмёт меня за руку.

— Давай сделаем это, — говорит она, утягивая меня за собой.

Мы вместе пересекаем поляну, и я пытаюсь насладиться красотой увядающей осени — дождь золотых листьев падает на землю, лучи солнца, льющиеся через ветки, создают кружево отсветов на земле — я вижу лишь Акселя, и лучи солнца создают бронзовые искры в его густых каштановых волосах и заставляют его насыщенно-зелёные глаза светиться.

Глядя на него, я чувствую, как моё сердце совершает кульбит, дикий и счастливый, совсем как пёс, который прыгнул мне в руки. Моё сердце вообще не должно чувствовать себя так. Поэтому я резко дёргаю его, приструнив нежным, но твёрдым напоминанием: этот брак — всего лишь взаимовыгодная договорённость и ничего больше.

Остановившись напротив Акселя, я улыбаюсь ему и очень стараюсь не окинуть его долгим взглядом с головы до пят, но на нём тот костюм, в котором он был на лос-анджелесской выставке, так что устоять невозможно. Он побрился, так что его лицо вновь гладкое, и все черты отчётливо видны — длинный прямой нос, высокие скулы, губы, задумчиво и нахмуренно поджатые. Его взгляд блуждает по моим волосам, моим губам, затем опускается к земле, и его щеки розовеют. Он откашливается и бросает взгляд на распорядителя церемонии — Аксель сказал, что это кузен Паркера, Ллойд.

— Ллойд, — я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку. — Приятно познакомиться.

— Взаимно, — говорит он мягким голосом, с какой-то оцепенелой улыбкой на лице. На самом деле, мне кажется, он под кайфом. Типа, сильно под кайфом. Не то чтобы я осуждала. Травка была одним из моих решений, когда моему животу было особенно плохо, так что я не возражаю, что он покурил. Просто мне любопытно, как мы будем произносить свадебные клятвы под руководством основательно обдолбанного парня. Пожалуй, это добавит хоть немного лёгкости тому, что начинало казаться серьёзным мероприятием.

Улыбаясь, Ллойд протягивает руку, чтобы пожать мою, но прежде чем он дотягивается до меня, Аксель резко поднимает руку и хватает мою ладонь.

Я смотрю на него, удивлённая и сбитая с толку.

— Акс, — шепчу я. — Что ты...

— Давайте начинать, — говорит он Ллойду отрывистым и низким голосом.

Противореча резкости его слов, его ладонь нежно спускается по моей и переплетает наши пальцы. Я смотрю на наши соединённые руки. Это ощущается так неожиданно приятно. Всё равно что опуститься в идеально горячую ванну и испытать расслабление во всех конечностях.

— Ллойд, — говорит Паркер, — приступай.

Ллойд кивает.

— Ладно. Поехали, — вздохнув, он закрывает глаза и широко разводит руки. — Друзья, давайте сначала выделим минутку, чтобы насладиться великолепной, яркой энергией, наполняющей это пространство. Природа так добра к нам.

— Иисусе, — бормочет Аксель, подняв взгляд к небу.

Я сдерживаю улыбку и сжимаю его ладонь. Его взгляд опускается к нашим переплетённым пальцам, и он смотрит на них, как и я — будто он не совсем уверен, как это получилось и почему. Я жду, что он отстранится, сделает то, что случалось почти всегда при нашем взаимодействии — отстранится от моей близости. Вместо этого он после секундного колебания мягко сжимает мою ладонь.

Беннет передвигается вокруг нас, щёлкая фотографии. Я не фотограф, но учитывая осенние листья вокруг и мягкий, рассеянный солнечный свет, я не могу представить, почему фото могут получиться неудачными.

Ллойд всё это время болтает, поэтично рассуждая о природе, энергии и любви, замыкающей цикл жизни, но я вообще не слушаю. Я слышу лишь щелчки фотоаппарата. Я чувствую лишь ладонь Акселя, такую крепкую, мозолистую и тёплую, и его пальцы, переплетённые с моими.

— И вот так, — говорит Ллойд, — принимая напоминание, данное нам природой, давайте отпразднуем сей фертильный союз...

Беннет хрюкает и едва не роняет камеру.

— Фертильный? — Скайлер морщит носик. — Это что значит?

— Я тебе потом скажу, — бормочет Паркер, прижав её к своему боку и тем самым заслужив её хмурую гримасу.

— Аксель, — говорит Ллойд, не заметив этот обмен репликами, — берёшь ли ты Руни в жены, дабы она была твоим партнёром и товарищем-спутником в путешествии жизни?

Аксель прочищает горло, затем произносит низким и мягким голосом:

— Да.

— Руни, — Ллойд обращается ко мне, — берёшь ли ты Акселя в мужья, дабы он был твоим партнёром и товарищем-спутником в путешествии жизни?

Я медленно вдыхаю, пока нервозность сотрясает моё тело, и стараюсь сделать голос ровным.

— Да.

Мы даём обещания любить и лелеять друг друга, отринуть всех остальных, в болезни и здравии, в богатстве и бедности. Сначала Аксель, потом я, и каждое слово кажется чуть более устрашающим, чем предыдущее.

Может, это мой комплекс чувства вины за ложь. Может, это моя любовь к правде фактам и победе правильного над неправильным, но так неловко давать клятвы, зная, что нарушу их через год. Когда я заканчиваю говорить, мой голос дрожит вместе с моим телом.

И Аксель знает. Он чувствовал каждую дрожь, каждую волну напряжения, пронёсшуюся по мне. Потому что он ни на секунду не отпускал моей руки. До этого самого момента, когда он нежно разжимает хватку и достаёт кольца — мы согласились, что логично будет носить их ради фотографий, которые будут отправлены исполнителю завещания его дяди.

Отдав своё кольцо Скайлер, чтобы та потом дала его мне, Аксель медленно и размеренно надевает на мой палец тонкий ободок из белого золота. Он начинает отпускать, но потом останавливается и наклоняется, нежно поправив кольцо, чтобы оно сидело правильно. В этот момент я вижу, как он, должно быть, отступает на шаг от своих картин, хмурится и изучает, а потом подходит обратно, чтобы сделать всё идеально.

Скайлер мягко поддевает меня и предлагает кольцо. Я принимаю широкий ободок из матового металла, затем беру ладонь Акселя и чувствую, как он напрягается, пока я надеваю кольцо на его палец, и по мне проносится странное ощущение дежавю.

Я чувствую на себе пытливый взгляд Акселя. Мне ненавистно, что я сейчас такая — не могу спрятать все эти уязвимые, непокорные чувства под поверхностью своей привычной яркой улыбки и бодрой энергии. Мне ненавистно, что я выгляжу нетвёрдой, и что мой голос мог звучать неуверенно, тогда как на деле я просто застана врасплох тем, как интенсивно всё это ощущалось.

Надеюсь, я не оскорбила Акселя, не заставила его думать, будто я сомневаюсь или сожалею об этом или о нём или...