ГЛАВА 25

Мы не развиваем мужество,

радуясь ежедневно. 

Мы развиваем его,

переживая тяжелые

времена и бросая

вызов бедам.

Барбара Де Анджелис 

Я неохотно отпускаю его, пока он идет в туалет. Я жду в машине с Ксавье, не удивляясь тому, что Доминик поехал с Ашером. В конце концов, он его личный охранник.

Я ошеломлена, когда дверь машины открывается, и меня резко затягивают в объятия.

— Ты потрясающая, — говорит Ашер. Он снова пугает меня поцелуем, как только заходит в машину.

Он заканчивается прежде, чем я успеваю осознать, что это произошло. Я оглядываюсь по сторонам, почти ожидая, что в машине есть камеры. Но их нет.

Эштон Кутчер? Где ты?

Он впервые с той ночи в переулке «Бродяги» инициировал поцелуй без необходимости. От этого сердце замирает.

— Что это было? — спрашиваю я, задыхаясь.

— Это была благодарность. — В его глазах противоречивые нежность и ярость. Гнев берет верх, и в результате он выглядит диким. — Я не могу поверить, что они говорили обо мне такие вещи, а я просто стоял там, как проклятый идиот.

— Подожди, — начинаю я, не веря своему голосу. — Ты знал, что они говорят?

— Не тогда, когда они это говорили, но теперь знаю.

— Как?

— Переводчик.

— А как ты узнал, как пишутся слова?

— Никак. Я проговорил их, используя функцию диктовки.

— И все?!

— Да. — На мой недоверчивый взгляд он добавляет: — Фотографическая память.

— Ничего себе. Без шуток. — Я колеблюсь. — И что они говорили? До того, как я туда попала.

Его глаза темнеют.

— Я бы не хотел повторять это.

Я понимаю. Я слышала не так уж много, но то, что я услышала, вывело бы из себя кого угодно. Рене назвал Ашера, человека, который к 25 годам создал миллиардную империю, от которой зависят средства к существованию Рене, некомпетентным дураком.

Неужели Рене не знает, с кем связался?

Неужели он настолько одержим жадностью к деньгам и власти, что не понимает, какой достойный противник - Ашер?

Я изучаю выражение лица Ашера. Он выглядит не просто разъяренным. Он также выглядит смущенным.

Мне не нравится выражение его лица, поэтому я говорю:

— Поцелуй меня еще раз, пожалуйста.

Это безрассудно. Глупо. Эмоционально.

Но я не жалею об этом, потому что смущение и гнев на его лице сменяются изысканным жаром.

И он целует меня снова и снова, пока мои губы не становятся красными и потрескавшимися, и мы не осознаем, что уже почти час сидим в машине, припаркованной в его личном гараже, а Ксавье и, может быть, Доминик неловко сидят на переднем сиденье, слушая прекрасную симфонию, которую представляют собой наши губы, прижатые друг к другу.

Когда мы, наконец, въезжаем в наш дом, я сразу же бегу на кухню. Здесь только мы. Ашер отправил Доминика и Ксавьера домой, как только мы вышли из машины. Я роюсь в кладовке под музыкальный саундтрек из смеха Ашера. Разумеется, за мой счет. Мой желудок издает неприятные урчащие звуки с тех пор, как мы вышли из машины. Именно поэтому нам пришлось прекратить целоваться.

Я открываю пачку печенья Famous Amos™ и наливаю себе стакан воды.

Ашер перестает смеяться.

— Не делай этого.

Я ухмыляюсь, медленно макая печенье в воду и отправляя его в рот.

Он стонет.

— Это так мерзко. Не могу поверить, что я целую этот рот.

Мое сердце замирает при слове "целую", сорвавшемся с его губ.

Я целую этот рот.

Я целую этот рот.

Я целую этот рот.

Хотела бы я записать его слова, чтобы слушать их весь день. Я бы поставила это как сигнал будильника, если бы могла.

— Я думаю, это вкусно. — Я откусываю еще кусочек.

У него было несколько месяцев, чтобы привыкнуть к моим привычкам поедания печенья. Я не виновата, что ему требуется много времени, чтобы приспособиться к потрясающей вкуснятине.

— Это потому, — он указывает на печенье и воду, — что для тебя это все равно что макать печенье в молоко. — Он гримасничает. — Ты пьешь обезжиренное молоко без лактозы. А это на вкус как вода.

— Нет, это не так! — возмущенно говорю я. Чтобы доказать свою правоту, я спрыгиваю с табурета и наливаю ему высокий стакан обезжиренного молока без лактозы. Я протягиваю ему стакан. — Попробуй. Обещаю, что это не так!

Он смотрит на меня с отвращением.

— Нет, спасибо.

— Пожалуйста.

Он вздыхает, но на его лице появляется небольшая улыбка... пока он не делает глоток. Его улыбка превращается в гримасу, но он все равно быстро выпивает всю чашку.

— На вкус как вода, лгунья.

Я пожимаю плечами.

— Нет, это не так. — В моем голосе звучит насмешливое возмущение.

Но я улыбаюсь от уха до уха, потому что он выпил всю чашку, несмотря на то что ненавидел ее.

Он изучает мою улыбку.

— Люси?

— Ашер?

— Спасибо.

— Ты уже говорил это.

— Я не думаю, что могу сказать это достаточно.

Я покраснела.

— Это не так уж и важно.

— Перестань. Это было важно.

— Может быть, немного.

— Может быть, много.

— Не за что.

Он молчит некоторое время.

— С моей стороны было неправильно принуждать тебя к этому, — говорит он, шокируя меня до глубины души, — но мне повезло, что я это сделал. И все же я не должен был этого делать, и если ты хочешь, мы можем прекратить этот фарс. Больше никаких одолжений. Больше никакого притворства.

Я задыхаюсь. Вот оно. Моя возможность выйти сухой из воды. Я должна была бы захотеть воспользоваться ею, но не делаю этого. Я наслаждаюсь собой. Мне нравится Ашер. Не знаю, чувствует ли он то же самое, но я знаю, что он хочет меня физически. Я чувствовала, как это желание прижимается ко мне в машине, когда я прижималась к нему во время наших поцелуев.

Но достаточно ли этого?

Могу ли я отказаться от своей свободы, от своего выхода, не зная, нужна ли я ему?

Это было бы глупо.

Но глупость так хороша.

Он молчит еще несколько минут.

— Люси? Я даю тебе выход. Без всяких условий.

— Подожди, — говорю я, прижимая пальцы к вискам. Головная боль стремительно нарастает. — Я думаю.

Я знаю, что сказала бы Эйми. Она бы посоветовала мне сказать "нет", а потом побежать к нему в постель и потребовать, чтобы он меня жестко трахнул. Поэтому я знаю, что должна поступить прямо противоположным образом. В конце концов, Ашер дает мне выход, а не вход.

Боже.

Почему я хочу, чтобы его предложение стало входом?

Приглашение сделать это реальностью.

— Ты можешь оставить одежду. Я могу вернуть тебе твою комнату в Вейзерли Холл. Тебе даже не придется за нее платить. Я все равно напишу для тебя рекомендательное письмо и дам тебе все, о чем мы договаривались.

Я смотрю на него. Он действительно продает это. Как будто он хочет, чтобы я ушла.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — В моем голосе неудивительно много обиды.

— Что? Нет. — Он тяжело выдыхает, хмуро глядя мне в лицо. — Я не знаю.

Я не ожидала этого, но, по крайней мере, он честен, как всегда.

— Что это значит?

— Это значит, что я хочу, чтобы ты осталась, но я также хочу, чтобы ты ушла.

— Почему ты хочешь, чтобы я осталась?

— Потому что ты мне нравишься.

— Почему ты хочешь, чтобы я ушла?

— Потому что ты мне нравишься.

— О.

— О.

Я ему нравлюсь.

Я ему нравлюсь.

Я ему нравлюсь.

Я молчу с минуту, но мое сердце громко стучит. Я слышу этот громоподобный звук у себя в голове.

— Я понятия не имею, что это значит.

— Мы оба не знаем, — бормочет он.

Исчез тот, кто все исправлял, самоуверенный, опасный человек, которого хотел бы знать весь мир, и на его месте оказался настоящий Ашер, ранимый и честный до предела. Просто до сих пор я не понимала, что это и есть настоящий он.

— Ашер?

— Люси?

— Сейчас мне трудно поверить, что ты когда-нибудь кого-то убивал.

Его глаза удивленно расширяются, но он мрачно молчит. Это достаточный ответ.

— Почему? — спрашиваю я.

— Ты не можешь не зн...

Я решительно прерываю его:

— Я не могу этого не знать. Я знаю. Скажи мне, пожалуйста.

— В первый раз... — Я поморщилась. Это значит, что не один раз. — Мне было 18. — Он вздыхает в ответ на мой недоверчивый взгляд, который все еще сохраняется, несмотря на то, что я слышала слухи и помню, что он сказал в L'Oscurità. — Я учился драться в зале UFC, и Винсент решил, что важно продолжить мои тренировки, когда я переехал к нему. Только его тренировки были более интенсивными. Я не просто учился рукопашному бою. Я учился тактике, владению оружием, разработке стратегии...

Я пытаюсь совместить этого Ашера с 18-летним бойцом. И не могу.

— Я никогда не думал, что у меня будет возможность использовать его, и Винсент никогда не хотел, чтобы я это делал. Это была просто мера предосторожности. Но однажды ночью на наш дом было совершено нападение. Оно было скоординировано, спланировано до мелочей, но вот кого они не предусмотрели, так это меня. Винсент держал меня подальше от внимания. Только старейшины семьи знали о нашей связи, поэтому никто не знал, что я живу там.

— Нападавшие убили всех наших охранников. Они потеряли несколько своих, но у них оставалось шестнадцать человек. Они думали, что все в их руках. Шестнадцать человек против великого Винсента Романо. Это был честный бой. Они не знали о моем существовании, не говоря уже о том, что я живу в этом доме. Я расправился с ними еще до того, как они добрались до комнаты Винсента.

— Шестнадцать человек. Ты уничтожил шестнадцать человек? Как?

— Первые несколько были с перерезанным горлом. Я также нанес несколько удачных ударов. Они даже не поняли, что произошло. Остальные были в замешательстве. Они думали, что это Винсент, хотя в темноте не могли быть уверены, но вдруг их осталось всего девять.

— В темноте на них были очки ночного видения, поэтому периферийные устройства были бесполезны. Я убедился, что они меня не видят. А потом я включил свет и пристрелил остальных, прежде чем они успели снять свои ночные приборы. — Он говорит об этом так просто. — Когда Винс проснулся, он увидел дом, полный трупов.

— Он проспал все это?

Ашер кивает.

— Он принимал снотворное. Вот почему у него было так много охранников. На всякий случай. — Он гнусно смеется. — Он больше не принимает таблетки.

Я громко выдыхаю.

— И ты убил всех этих людей? — Я изучаю его. — И не только, — догадываюсь я.