ГЛАВА 26

Мужество - это быть напуганным

до смерти, но все равно садиться в седло.

Джон Уэйн

У нас перемирие. Ну, перемирие - не совсем подходящее слово. Оно подразумевает, что мы ссоримся, но это не так. Единственное, что враждует между нами, - это "могли бы быть" и "не должны были". Они постоянно воюют друг с другом, редко соблюдая перемирие, которое мы заключили, когда Ашер с благодарностью согласился забыть мои слова.

Я не бегу от тебя.

Глупо было говорить, но ему нужно было знать, почему я остаюсь. По крайней мере, я смогла сказать ему полуправду. Я никак не могу сказать ему, что не готова отпустить его.

Я чувствую, что могло бы быть, по ночам, когда пространство на кровати между мной и Ашером оседает над нами, как непроглядный туман. Он спит со мной на кровати с тех пор, как мне приснился кошмар, а я все еще не могу заставить себя попросить его не делать этого.

Я чувствую, что не должна, когда он дарит мне сладкие поцелуи для папарацци. После благотворительного матча мы стали чаще появляться на публике вместе, но все еще опасаемся угрозы моей жизни. У полиции нет никаких зацепок, как и у частного детектива Ашера. Поэтому Ашер усилил охрану. У меня постоянно два личных охранника - Ксавьер и тот, кто назначен ко мне в этот день.

Я наполовину заблуждаюсь, а наполовину реалист. Я знаю, что то, что у нас было, на самом деле не было чем-то глубоким, но я также знаю, что это могло бы быть, если бы я позволила. Но как бы то ни было, это был лишь краткий миг, когда два человека, которые не должны быть вместе, поняли, что хотят быть вместе.

А потом все закончилось.

Быстро, но болезненно.

О, так больно.

И я притворяюсь, что этого не было.

Ашер, благослови его душу, подыгрывает мне, помогает бороться с неловкостью вместе со мной, притворяясь, что ее не существует, пока она на самом деле не исчезнет. Мы притворяемся, что для этого нет никаких причин, и через несколько недель оказывается, что это не так. Так что во многом мы вернулись к тому, с чего начинали, до того как он ворвался в свою комнату утром после матча по поло и раскрыл свою неуверенность в том, что зависит от других.

Именно тогда я поняла, что он уязвим. Тот момент, который заставил меня усомниться в его убийственной стороне. Если не будет этого момента, то не будет и следующего нежного момента, и следующего, и следующего. Я боролась за то, чтобы забыть это воспоминание, и когда мне это, наконец, удалось, было легче забыть последующие поцелуи

И интимные объятия.

И разговоры, которые мы вели, просто сжимая руки друг друга.

И взгляды, которые мы до сих пор крадем друг у друга.

И как здорово было защищать человека, которым я глубоко восхищаюсь.

И что время - это всего лишь конструкция, когда мы целуемся.

И как он знает, что я макаю печенье в воду.

И...

Я качаю головой.

Я должна была забыть о нем, а не думать о нем еще больше. Ашер улетает в Италию. Это редкая передышка для меня. С тех пор как Моника облажалась, не узнав о благотворительном матче по поло до последней минуты, Ашер стал чаще бывать рядом. С момента события прошло около месяца, начался новый учебный семестр, но до сих пор Ашер ни разу не покидал пределов штата.

Большую часть времени он проводит в офисном здании "Блэк Энтерпрайз", поэтому большую часть дня пентхаус остается в моем распоряжении, но по ночам я чувствую, как он скользит в кровать рядом со мной. Это и беда, и изюминка моего дня одновременно.

Даже когда Ашер в городе, мы мало разговариваем. Я не стану избегать его, хотя и хочу этого. Я отказываюсь прилагать усилия, чтобы избегать его, потому что это значит признать, что между нами есть что-то, чего нужно избегать. А я пока не могу этого сделать. Все еще слишком сыро.

Поэтому я увеличила объем курсовой работы до двадцати единиц и постоянно погружаюсь в бездумные дела. Когда я не занимаюсь учебой, а я все еще делаю это в пентхаусе, я изнуряю себя физически, будь то тренажерный зал или тир Ашера.

Именно там я сейчас и нахожусь, выплескивая свои эмоции на листке бумаги с нарисованным на нем контуром человека. Громкие выстрелы заглушает поп-музыка. Под звуконепроницаемыми наушниками, которые я надеваю на стрельбище, у меня Bluetooth-наушники. Плейлист, который я получила от «Бродяги», звучит в моих ушах так громко, что я даже не слышу собственных мыслей.

Я нажимаю на кнопку рядом с собой, и бумага с мишенями выдвигается вперед. Отстегнув ее, я изучаю отверстия. Я стала намного лучше, но сомневаюсь, что смогла бы сделать это с человеком. В реальной ситуации у меня, скорее всего, даже не хватит духу нажать на курок, не говоря уже о том, чтобы сделать это с точностью.

Да и не нужно.

Для этого есть Ксавьер.

Войдя в оружейную комнату, я убираю пистолет и выхожу в коридор. Ксавье стоит рядом с дверью, его взгляд сканирует широкий коридор. Он остается здесь всегда, когда я вожусь в оружейной, потому что не может услышать угрозы за звуконепроницаемыми стенами оружейной.

Если возникает угроза, он нажимает кнопку на двери, и в полигоне и оружейной, куда можно попасть только через полигон, раздается сигнал тревоги. Когда это произойдет, я должна буду войти в оружейную комнату, которая одновременно служит и комнатой тревоги. Там я должна нажать последовательность цифр, и двери заблокируются таким образом, что их можно будет открыть только изнутри.

С потолка будут спускаться мониторы, показывающие, что происходит снаружи. Они будут высокой четкости, в реальном времени и со звуком. Согласно протоколу, я надену пуленепробиваемое снаряжение, закрывающее руки и ноги, и вызову полицию, если в течение пятнадцати минут от Ашера не будет никаких вестей.

Я уже говорила и повторюсь: охрана - это излишество.

Даже после двух перестрелок я все еще так думаю.

Когда он видит меня, я протягиваю Ксавьеру уничтоженную бумажку с мишенью. Он ухмыляется и говорит что-то похожее на "Лучше", но я все еще в наушниках и ничего не слышу. Я говорю ему, что собираюсь принять ванну, и он остается за дверью спальни, когда я вхожу в комнату.

Я раздеваюсь, оставляя на полу следы ткани, пока не остаюсь совсем голой. Я уберу это позже, до возвращения Ашера. Я танцую в такт музыке, наслаждаясь свободой и тем, что это место снова в моем распоряжении, когда захожу в ванную и вижу Ашера.

Я замираю. Он в душе, совершенно голый. Рукой он опирается на мраморную стену, а другая лежит на его затвердевшем члене. С закрытыми глазами и головой под струями воды он еще не заметил меня, поэтому я не ухожу.

Если вы когда-нибудь увидите, как Ашер поглаживает себя, а вода стекает по его мускулистой груди... вы соврете себе, если скажете, что не остановитесь, чтобы поглазеть.

Я стою, прилипнув к полу, пока его рука гладит вверх и вниз по длине его увеличившегося члена. Я чувствую, что задыхаюсь, но не слышу этого из-за звука музыки, доносящегося из моих наушников. Ашер замирает, его рука останавливается на полпути к члену, и поднимает голову.

Когда его глаза встречаются с моими, я думаю, что он остановится, но он этого не делает.

Он рассматривает мою обнаженную фигуру, его глаза путешествуют вверх и вниз по моей длине, сверкая от вожделения и признательности. Затем он продолжает гладить себя, глядя на мое тело. Его губы раздвигаются, и мне кажется, что из них вырывается стон, но я не слышу.

И, черт возьми, как же мне хочется услышать.

Я вырываю наушники из ушей, небрежно бросая их на пол вместе с остатками своего достоинства. Магнитное притяжение, которое всегда существовало между нами, тянет меня, пока я не оказываюсь прямо перед душем, и стеклянная дверь - единственное, что нас разделяет.

Когда я кладу одну руку на стекло, он делает то же самое, прямо поверх моей, смещаясь так, что оказывается лицом к лицу со мной. Я могу открыть дверь и через секунду окажусь там вместе с ним. Это не похоже на ту первую ночь, когда мы еще не знали друг друга. Он знает меня, а я знаю его. На этот раз он меня не бросит.

Но я не могу.

Я трусиха.

А может, я храбрая?

Не знаю.

Но я не настолько храбра, чтобы оставить его, и слишком труслива, чтобы присоединиться к нему.

Вместо этого я замираю от вожделения, наблюдая, как он медленно поглаживает свой член. Мой рот наполняется влагой при виде вены, бегущей по его огромной длине. Его сжатый кулак медленно движется вверх, останавливаясь на головке члена и поворачиваясь, прежде чем опуститься обратно к основанию.

Вода из душевой лейки стекает по его лицу и попадает в глаза, заставляя их закрыться. Когда он открывает их, то видит мои пальцы, которые погрузились в мою ноющую киску. Я провожу пальцами по своей киске, погружая два пальца в свою влажность и используя ладонь, чтобы облегчить пульсирующий клитор.

Его глаза встречаются с моими, и когда он говорит, это выливается в рычание.

— Кончи для меня, Люси. Кончи со мной.

Мое тело немедленно подчиняется его требованию, повинуясь наслаждению, повинуясь ему. Не проходит и секунды, как он присоединяется ко мне, и мои глаза едва могут оставаться открытыми от удовольствия, но я заставляю их открыть, отказываясь пропустить зрелище того, как он кончает для меня. Кончает вместе со мной.

Когда мы кончаем, задыхаясь и едва насытившись, наши руки все еще прижаты друг к другу, разделенные стеклянной дверью. Она прозрачная и тонкая, но с таким же успехом может быть Великой стеной.

Я плыву по крыше, когда понимаю, что Ксавье со мной нет. Я оглядываюсь по сторонам, хмурю губы, когда нигде его не вижу, и выхожу из бассейна. Вода стекает по моему телу в бикини, но я вытираюсь плюшевым полотенцем.

После того как Кэролайн подстрелили и мы решили снова держать меня под замком в пентхаусе, Ашер переоборудовал крышу в площадку для бассейна. Вместо перил или стены высотой по пояс, чтобы я не упала с края башни, он установил пуленепробиваемое стекло по всему периметру крыши. Оно прозрачное, высотой пятнадцать футов и выдерживает многократный обстрел из любой снайперской винтовки.