Она не имеет права просить меня отдать ей часть себя, когда она не в состоянии сделать того же. Она может быть моей невестой и однажды станет моей женой, по крайней мере, насколько она знает, но она моя только благодаря договору.
На самом деле она принадлежит Астору, и я не заинтересован в том, чтобы быть братом, на которого ей пришлось согласиться.
— Что? — испуганно спрашивает она.
— Развяжи меня. — Я требую. — Сейчас же.
Она не развязывает. Лишь стоит и натягивает на себя одежду сердитыми, взлохмаченными движениями.
— Не принимай мою доброту за слабость, Феникс. Я позволяла тебе плохо обращаться со мной, потому что понимаю, что ситуация с Астором тяжела для тебя, но она тяжела — и была тяжела — и для меня. Если ты не хочешь открыться хотя бы в малейшей степени, тогда я не знаю, что мы делаем.
— Мы трахаемся, вот что мы делаем, — резко отрезаю я. Я снова дергаю за наручники, на этот раз более решительно. Металл лязгает, дерево стула скрипит, но ни один из них не поддается.
— Больше нет.
Я поднимаю голову и смотрю на нее, пока она надевает рубашку.
— Что это значит?
Она не отвечает мне, поднимает одну туфлю и надевает ее, затем берется за другую.
— Сикстайн, — рявкаю я. — Что, мать твою, это значит? — повторяю я.
Надев обе туфли, она встает и смотрит на меня.
— Мой отец хочет, чтобы я вернулась домой раньше. Я уезжаю сегодня вечером, вот что я пришла тебе сказать. — Она говорит совершенно серьезно. — Меня не будет до Нового года, и тогда будет объявлено о нашей помолвке, а время нашей договоренности закончится.
Внезапно в горле у меня так пересохло, что кажется, будто оно вот-вот разорвется, если я не сделаю глоток воды в ближайшие тридцать секунд. Я так увлеклась нами, что не заметила, как подошел срок.
— Сикс...
— Ты хочешь пригрозить, что все закончится, потому что я попросила тебя физически обнажиться передо мной, как я делала это для тебя снова и снова, делая себя уязвимой и отдавая себя тебе? Отлично. Тогда считай, что все официально закончено. Хороший, чистый разрыв перед праздниками без всяких чувств, как мы и договаривались, верно?
У меня в груди поднимается паника, которую я никогда не испытывала раньше и с которой не знаю, как справиться сейчас.
Она бросает пару крошечных ключей на землю у моих ног.
— Я больше не твоя любовница, и уж точно не твой друг, ты сам в этом убедился, так что найди кого-нибудь, кто относится к одной из этих категорий, чтобы освободить тебя. Мне надоело отдавать тебе часть себя, не получая ничего взамен.
Она собирается уходить, но останавливается и оборачивается, чтобы бросить на меня неуверенный взгляд. На мгновение она замирает, а затем грустно улыбается.
— Будь счастлив, Феникс.
Я рычу и дергаю правую руку с такой силой, что кресло разлетается на куски. Этого недостаточно, чтобы освободить меня, но это дает понять, насколько я в ярости.
— Вернись, Сикс! — кричу я.
Она не оборачивается, хотя я зову ее еще два раза.