Он рассматривает меня секунду, эти бездонные темно-синие глаза пронзают меня насквозь. Я смотрю, как он изучает каждый сантиметр моего лица, как бы запоминая его.

― Хорошо.

От предвкушения у меня сводит желудок, и я киваю.

― Полагаю, Беллами рассказал тебе, что я пожертвовал деньги на ремонт библиотеки и открытие ее заново в честь моих родителей, верно?

― Да.

Именно там Беллами проводит свое наказание, сортируя и складывая книги в преддверии торжественного открытия.

― Я еще не смог туда войти.

Это, безусловно, удивительно. Ремонт закончен, и, насколько я понимаю, до торжественного открытия осталось всего пара недель.

У меня сердце болит за него.

Я могу только представить себе, как больно ему было потерять обоих родителей и как тяжело было чтить их память, одновременно учась жить без них.

Это очень тяжелое бремя.

― Как ты думаешь, ты сможешь пойти на открытие?

― Да. Не то чтобы не смогу. Просто никогда не было подходящего времени для этого. ― Он говорит, подсознательно отстукивая ногой по полу бешеный ритм.

Я знаю, что все не так просто. Что это должно быть трудно сделать, хотя на первый взгляд это достаточно безобидная задача.

― Все твои друзья будут там. Я приду. Мы устроим веселую ночь.

Мне лень вставать, я подползаю к нему на коленях и сжимаю его руку.

Он хрипло стонет, когда я сажусь рядом с ним.

― Никогда больше не подползай ко мне вот так.

Я цокаю, звук щелкает у меня во рту.

― Я могу просто хлопать ресницами, и ты станешь твердым, это вряд ли моя вина.

― Осторожно. ― Он предупреждает. ― Всю последнюю неделю я не торопился, не просил, ждал, когда ты будешь готова. Но если ты будешь продолжать провоцировать меня, я прижму тебя к стенке и просто возьму, что хочу.

Я ничего не могу с собой поделать.

Я облизываю губы при этой мысли.

― Конечно, тебе бы этого хотелось, ― говорит он, с желанием глядя на то, как я увлажняю губы. ― Ты так отчаянно хочешь трахнуть меня, что разваливаешься на части каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе. Держу пари, я могу заставить тебя кончить прямо сейчас, просто облизывая, целуя и покусывая твою шею.

Судя по тому, как поднимается температура моего тела при его словах, я думаю, что он мог бы заставить меня кончить, просто рассказывая о том, как он издевается над моей шеей.

Картер. Помни о Картере.

Почему в последнее время мне приходится почти насильно заставлять себя думать о нем?

Как будто мысли о нем, о нас вместе, все дальше и дальше от меня.

― Это ты должен быть осторожен, чтобы не влюбиться в меня, раз уж ты так навязчиво меня преследуешь. ― Говорю я ему.

― Этого никогда не случится. ― Прямолинейно отвечает он.

Я бросаю на него обиженный взгляд.

Мне не очень приятно слышать, что он говорит это так непринужденно, как будто влюбиться в меня было бы самым трудным делом на свете.

Я понимаю, что для меня это нелепость, что мои чувства задеты, учитывая, что я одна в отношениях, но это нисколько не смягчает удар.

Я веду себя иррационально, и мне наплевать.

Резко встаю, раздражаясь на него.

Раздражаюсь на себя за то, что позволила этому сюрреалистическому моменту заставить меня ослабить бдительность по отношению к нему.

― Мы здесь! ― кричу я во всю мощь своих легких в сторону грохота, раздающегося по ту сторону дверей лифта.

― Что, черт возьми, с тобой не так?

― Ничего.

― Ты уверена? Потому что ты только что кричала, как банши, на пожарных.

― Я пытаюсь вытащить нас. Ты должен быть счастлив, через несколько мгновений ты будешь далеко от меня и вернешься к людям, которых любишь. ― Говорю я, делая акцент на слове «любишь».