Эти плачущие глаза.

Они собирались погубить меня.

Глаза Софии превратились в калейдоскоп. Каждый кусочек счастья или частичку боли она выкладывала на всеобщее обозрение в этих шоколадных лужицах. Она ничего не хранила для себя, никаких секретов или скрытых планов.

В этот момент ее глаза были полны такой безнадежности, что я бы сделал все, чтобы избавиться от этого взгляда.

Отпустив ее подбородок, я провел ладонью по ее лицу. У нее перехватило дыхание, когда огненная буря пробежала по моей руке.

Почему я прикасался к ней?

Я не опустил руку.

Жар от моего прикосновения окрасил ее щеки, а грудь вздымалась под тонким свитером. Ее розовый язычок высунулся между губ, увлажняя нижнюю, когда ее глаза встретились с моими.

Безнадежность исчезла — по крайней мере, одного я добился. За исключением того, что похоть в ее взгляде была более опасной.

Ее тянуло ко мне. Я знал это точно так же, как знал, как мысленно подсчитать три кружки пива, водку с содовой и рюмку Джека. Ее тянуло ко мне, а меня тянуло к ней.

Паника заставила мою руку отлететь от ее лица. В мгновение ока я встал, отступив на несколько шагов и хрустя арахисовой скорлупой под ботинком. Затем я повернулся и пошел к бару, держа в руках разделочную доску и нож.

— Когда ты закончишь с полами, ты можешь взять барную тряпку и вытереть все столы.

— Хорошо. — София кивнула и вернулась к работе.

Ей потребовалось в три раза больше времени, чем мне потребовалось бы, чтобы закончить подметать полы. Я израсходовал все остатки терпения, не вырывая метлу из ее рук и не заканчивая работу сам. Мы еще даже не открылись, но мое настроение испортилось к тому времени, как она подошла к тряпке, зажав ее между большим и указательным пальцами.

Ее нос сморщился от запаха отбеливателя, исходящего от белой махровой ткани. Держа его как можно дальше от своей одежды, она подошла к столику у дальней стены и начала вытирать.

Какого черта она так долго? Не могла бы она поторопиться с этим? Последнее, что мне было нужно, это чтобы она потратила час на уборку столов, не только потому, что мы открывались через десять минут, но и потому, что, когда она наклонилась, подол ее свитера поднялся, открывая мне идеальный вид на ее задницу, обтянутую этими чертовски горячими кожаными штанами.

Я сосредоточился на неоновой вывеске в окне, пока она убиралась, но мой взгляд продолжал скользить вниз, к ее заднице.

Когда она перешла от одного столика к другому, то пропусиила все четыре угла столика и оставила лужу в его центре.

Я нахмурился. Мне пришлось бы либо переделывать все самому, либо научить ее, как правильно мыть чертов стол. Моему члену, который умолял стать нянькой Софии, понравилась идея наклониться над ней, накрыть свою руку ее рукой и использовать длинные, уверенные движения, чтобы убрать этот стол.

— Черт, — пробормотал я, поправляя свой член, пока обходил бар. Я подошел к столу, выхватил тряпку из рук Софии и оттолкнул ее с дороги бедром. — Вот так.

Вымыв стол потом еще один, я вернул тряпку.

— Извини. — Ее глаза снова наполнились слезами.

На этот раз я не стал ее утешать. Вместо этого я вышел из бара, прошел по коридору прямо в кабинет Теи, где взял красный маркер и обвел восьмое января.

Десять дней.

С таким же успехом это мог быть год.