Кэти кивнула, затем зашаркала за занавеску, без сомнения подслушивая.

Поэтому я придвинулся поближе к кровати Розали и сел на ее край.

— Я отвезу ее домой. Дай мне знать, что скажет доктор.

Она кивнула, закрывая глаза. По щеке скатилась слеза. Это была самая трудная часть всего происходящего. Может быть, она была больна. Может быть, это был ее аппендикс. Может быть, с ней все было в порядке.

Я не знал, что для нее сделать. Никогда не знал. В такие моменты, как этот, часть меня желала, чтобы мы были в лучших отношениях. Но произошло слишком многое. Доверие было подорвано.

— Могу я позвонить кому-нибудь вместо тебя? — спросил я.

— Моя мама скоро приедет.

— Хорошо. — Я положил руку ей на плечо, чтобы сжать, затем встал. — Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.

Кэти была именно там, где я и ожидал, когда проходил мимо занавески, ее ухо было почти прижато к ткани. Поэтому я протянул руку, взял ее за руку, затем вытащил нас к чертовой матери из отделения скорой помощи и отправился домой.

— Ты хочешь пообедать? — спросил я.

— На самом деле я не голодна. Я вроде как просто хочу поиграть в своей комнате.

— Мы поедим примерно через час.

— Хорошо. — Она повернулась, собираясь подняться наверх, но остановилась. — Спасибо, что приехал за мной.

— Я всегда буду приезжать за тобой.

— Я знаю.

Я подождал, пока она поднимется наверх, и не закроет дверь, чтобы вытащить телефон из кармана. Я вышел на задний двор и позвонил Делле, просто чтобы услышать ее голос.

— Привет. — Ее голос звучал так, словно она плакала.

Не тот голос, на который я надеялся.

— Что не так?

— Лука. — Она испустила долгий, разочарованный вздох. — Он сказал мне, что это опасная игра — трахаться с отцом ученицы.

— Что? Откуда ему вообще знать?

— Он не знает. Он просто думает, что знает. И он прав, не то чтобы я собиралась говорить ему, что он прав, поэтому я проигнорировала его. Но…

— Но он что-то подозревает. — И это было огромной чертовой проблемой. Если у Луки есть какое-то извращенное чувство собственничества по отношению к Делле, если его самолюбие было задето из-за того, что она ушла, он ни за что не станет держать наши отношения в секрете. — Черт.

— Ага. Черт. — Слышать, как она говорит «Черт», было бы восхитительно, если бы не эта дрожь в ее голосе. — Он прав.

Нет. Мой желудок сжался.

— Делла…

— Что мы делаем? Что я делаю?

Я прошел через двор к очагу и сел на груду кирпичей, которые еще нужно было уложить.

— Что ты хочешь сделать?

— Я учительница Кэти. Это моя работа. Я подумала, может быть, мы могли бы сохранить это в секрете, но Джефф, если кто-нибудь узнает…

— Итак, мы подождем. — Это был единственный вариант.

— Я пойму, если ты этого не захочешь. Если я прошу слишком многого. Мы едва знаем друг друга.

— Не так уж много. — Может быть, ее сосед и не смог бы прожить два месяца без женщины, но этот тупой ублюдок все это время был слеп к тому сокровищу, которое лежало перед ним. Ради нее я бы ждал, не задавая вопросов. — Это всего лишь на два месяца.

Два несчастных месяца без нее. Может быть, я доубираю гараж. Может быть, я закончу этот двор. Может быть, я сделаю здесь все, что откладывал, чтобы через два месяца она завладела всем моим вниманием.

Боже, какой чертовски плохой день.

— Как ты? — спросила она.

— Я в порядке, — солгал я. — Но я отпущу тебя.

— Ты будешь звонить мне? — спросила она.

Да, я буду звонить ей.

— Каждый день.