— 29-

Вода капала, эхом отражаясь от стен.

— Проснись, Роуэн.

Этот голос. Все тело напряглось, когда я открыла глаза.

Меня встретил сердитый взгляд Калеба.

— Думаешь, что можешь сбежать от меня? Что можешь просто продолжать жить своей жалкой маленькой жизнью?

Я вскочила с койки. Я снова оказалась в том ужасном месте. В том, куда я поклялась никогда не возвращаться.

Калеб теперь был со мной в камере, прижимая руки к бокам. Он был не совсем так собран, как обычно. Рубашка была застегнута неправильно, а волосы растрепаны. Но ничто из этого не притупило ярость, кипевшую в его глазах.

Я с трудом сглотнула. Ребята разбудят меня. Как только они поймут, что происходит, я уйду отсюда.

— Ничего не хочешь сказать в свое оправдание? — надавил Калеб.

— Если моя жизнь такая жалкая, то у тебя не должно возникнуть проблем с тем, чтобы оставить меня в покое.

Костяшки пальцев Калеба отчетливо хрустнули.

— Ты — моя дочь. Ты будешь соответствовать своим способностям, вместо того чтобы растрачивать их с партнерами, которые тебя недостойны.

Единственная причина, по которой он думал, что парни недостойны меня, заключалась в том, что он не мог их контролировать, но я держала рот на замке по поводу этого мнения.

— И кто был бы достоин меня?

Калеб замер, его взгляд стал оценивающим.

— У меня есть несколько кандидатур, готовых к рассмотрению. Может управлять электричеством. Думаю, это была бы интересная пара, учитывая твой дар.

Я боролась с желанием вздрогнуть. Мысль о сближении с кем-либо, кроме моих пяти парней, вызывала у меня физическую боль.

— Разорви связь, и у тебя будут все возможности мира.

— Я не могу. — Это было нечто большее. Это убило бы меня. Возможно, физически я все еще была бы здесь, но моя душа уже никогда не была бы прежней.

Калеб подкрался ко мне.

— Ты можешь, и ты сделаешь это.

— Почему?

Это был самый простой вопрос, ответ на который я никак не могла получить. Да, было то глупое пророчество, которое Калеб слышал от провидца. Но в том же самом видении говорилось, что я представляю для него опасность. Зачем раскрывать себя передо мной? Его планы продолжались бы беспрепятственно, если бы он этого не сделал.

Взгляд Калеба слегка переместился. Там что-то было. Что-то, о чем мы не знали.

— Чего ты хочешь от меня?

Мускул в его челюсти дико задергался.

— Ты — моя дочь. Тебе предназначено править рядом со мной.

— Твоя идея о связи отца и дочери — это дружеская пытка, так что сомневаюсь, что это все.

Калеб ухмыльнулся мне, но это были только зубы.

— Мы можем повторить это еще раз, если хочешь.

— Думаю, я пас, папуля.

Он усмехнулся.

— Отлично. Ты права. Я лучше убью тебя и покончу с этим.

Небрежность, с которой он произнес эти слова, была такой, словно он говорил о том, чтобы выбросить пару туфель, которые, по его мнению, не соответствовали стилю, но думаю, это действительно было все, чем я была для него. Легко заменяемый аксессуар.

— Тогда почему ты этого не делаешь?

Это был опасный вызов, но Калеб еще не убил меня. На это должна была быть причина.

Мускул на его челюсти снова подрагивал.

— Есть те, кто не поддерживают монархию.

Я фыркнула. Ни хрена себе, Шерлок.

— Люди обычно не любят, когда их волю подчиняют. — И я должна была надеяться, что его сдержанность в отношении тех, кто был против него, означала, что они представляли собой грозную силу. Но они также не были готовы, потому что никто не верил, что Калеб способен на такое.

— Я знаю, что для них лучше.

— А как насчет девушек, которых ты похитил? Или перевертышей, которых ты убил, чтобы забрать девушек? Это было лучше для них? — Ярость горячей и быстрой волной струилась по моим венам.

На лице Калеба промелькнул намек на удивление. Он не понимал, что я знала о том, что он сделал.

— Это было необходимо. Быть правителем — значит принимать трудные решения.

— За исключением того, что ты не правитель. — Никто не ставил его во власть. Никто, кроме него самого и его мании величия.

— Это моя судьба, — прорычал он.

— Если бы это было твоей судьбой, то тебе не пришлось бы убивать людей, чтобы становиться им.

— Ты уверена в этом, маленький любитель энергии? Ты убила человека прямо там, в бою, чтобы заявить о своей судьбе.

Ладони вспотели, а желудок скрутило. Я все еще могла видеть широко раскрытые глаза перевертыша, когда он падал. Пустой взгляд, который больше никогда не моргал.

— Я защищалась.

— И я тоже. Я защищаю свой образ жизни. Защищаю наши дары. Если мы продолжим идти по нынешнему пути, то потеряем всю нашу силу.

Он действительно верил в это, но я начала задаваться вопросом, не исчезла ли сила потому, что среди нас были те, кто так жаждал ее, кто готов был на все, чтобы получить больше, вместо того чтобы использовать ее во благо. Эта мысль заставила меня задуматься о моих собственных проблемах с даром. Я так сильно давила, пытаясь заставить себя это сделать, может быть, именно поэтому оно ускользало от меня. Я была слишком сосредоточена на силе, а не на том хорошем, чего пыталась с ее помощью достичь.

— Тебе нравится твоя сила, не так ли, Роуэн? — надавил Калеб.

— Иногда. — Это была правда. Временами это приводило меня в ужас, а иногда приводило в благоговейный трепет. — Но я бы никогда не причинила вреда людям, чтобы сохранить ее, особенно тем, кто ничего не сделал, чтобы заслужить это.

— Слабачка, — выплюнул он. — Не могу поверить, что родил такую трусливую дочь.

Я напряглась, прижав руки к бокам.

— Единственный трус здесь — ты. Тот, кто крадет чужие силы и притворяется, что они его собственные. Но это не так. Просто потому, что ты заставил их вступить в свою армию, это не значит, что ты владеешь их дарами. Это не делает тебя сильным. Это делает тебя самым слабым из них всех.

— Думаешь, я слаб? — Голос Калеба с каждым словом становился все напряженнее.

Он поднял руки, и ветер закружился вокруг нас. Это не был легкий ветерок, который он использовал в комнате Холдена, чтобы замаскировать наш разговор. Это было сродни урагану.

Волосы закружились вокруг меня, хлеща по лицу.

— Я покажу тебе слабость. И ты будешь молить меня о пощаде.

Из кончиков его пальцев вырвалась молния.

Я попыталась отскочить, но ветер удерживал меня на месте. Он мчался прямо на меня, и я ничего не могла с этим поделать. Потом не было ничего, кроме боли.