Вэктал кладет руку на плечо Мэ-ди.

— Ты действительно хочешь это сделать? Ты хочешь пойти с ним?

— Что, думаешь, кто-нибудь может заставить меня пойти туда, куда я не хочу идти?

На этот раз фыркает Рокан.

— Ты можешь не отставать? — спрашивает ее вождь.

— Я могу, и я сделаю это. — Измазанное пеплом лицо Мэ-ди упрямо, но решительно. — Тебе не нужно беспокоиться обо мне.

Вэктал поворачивается ко мне.

— Ты будешь охранять ее.

Это не вопрос. Я киваю.

— Я буду защищать ее жизнь своей.

Ваза делает шаг вперед, указывая на меня.

— Он изгнан!

Выражение лица Вэктала становится мрачным.

— Друг мой, сейчас мы все в изгнании.

МЭДДИ

«Клянусь, со мной все будет в порядке», — говорю я Лейле и еще раз ободряюще сжимаю ее руки.

Она вырывает свои руки из моей хватки, на ее лице встревоженное выражение. «Если ты хочешь помочь, ты можешь пойти с нами, — говорит она мне, каждое движение ее тела указывает на ее беспокойство. — Ты не обязана идти с ним».

«Я хочу пойти с ним, — говорю я ей. — Он мой… — я делаю паузу, пытаясь придумать, как лучше это выразить. — Друг, — принимаю я решение. — У него нет никого, кроме меня, и я хочу быть с ним».

Ее брови сходятся вместе, и я могу сказать, что Лейла изо всех сил пытается понять.

«Ты не ненавидишь его?»

Я качаю головой. «Я ненавижу то, что он сделал, но я не ненавижу его. А ты?»

Она на минуту задумывается. «Думаю, что я тоже. Те недели с ним были ужасны, но он не хотел мне зла. И теперь у меня есть Рокан. Это… это безопасно?»

«Он не собирается пытаться держать меня в плену, чтобы вызвать резонанс, если ты об этом». — Я почти уверена, что эта мысль заставила бы Хассена в этот момент покрыться крапивницей. Он увидел, чего он лишился вместе со своим племенем, и это сильно повлияло на него. К тому же, теперь я знаю его, и мне нравится думать, что мы лучшие друзья. Он бы не выкинул такой трюк со мной.

«Нет, это было не то, что я имела в виду. Рокан говорит, что это долгое путешествие. Я беспокоюсь, что это было бы тяжело для любого, а мы, люди, немного более хрупки, чем местные жители».

«Может быть, так оно и есть, но я не могу оставаться здесь и собирать пыль. — Я откидываю свои покрытые пеплом волосы, надеясь, что она уловила шутку. — И я просто лишний рот, который нужно накормить, если я пойду с остальными в Пещеру старейшин. Таким образом, по крайней мере, я могу помочь».

«Но… Хассен?»

«Хассен, — соглашаюсь я. — Он был мне хорошим другом, хочешь верь, хочешь нет».

«Я доверяю твоему суждению. — Выражение лица Лейлы печальное. — Но я все равно буду беспокоиться о тебе».

«О, я тоже буду беспокоиться о тебе», — жестикулирую я. Как я могу этого не делать? Она моя младшая сестра, и не имеет значения, что она может позаботиться о себе, и у нее есть пара, которая прикрывает ее спину. Я всегда буду беспокоиться и захочу взять все на себя и помочь. Может быть, она тоже так ко мне относится. Тревога и негодование, которые я испытывала по поводу счастья Лейлы, исчезли. Это странно, но я постепенно начинаю понимать, что если мне что-то нужно — эмоциональная поддержка, дружба, даже завтрак, — я должна взять ответственность на себя и получить это самостоятельно. Это не упадет мне на колени, и люди не будут оправдываться за то, что я дерьмовый человек. Если я хочу, чтобы что-то изменилось, я должна заставить их измениться. Я просто ненавижу, что землетрясению пришлось разрушить наш дом, чтобы я это осознала.

Перемены — это хорошо. Это не всегда легко, но это хорошо. И пришло время мне внести кое-какие изменения.

«Увидимся в Пещере старейшин, — я делаю знак Лейле. — Я люблю тебя. Не дай себя убить, ладно?»

«Я иду во фруктовую пещеру, — она подает знак в ответ, ее улыбка кривая. — Это не опасно».

Нет, если только вся орда мэтлаксов не переселилась туда, но я этого не говорю. Я даже не хочу выпускать это во вселенную. «Просто будь осторожна в любом случае».

«Я буду. — Она делает паузу, жестикулируя, а затем бросает на меня любопытный взгляд. — Это… что-то происходит между тобой и Хассеном?»

«Почему ты спрашиваешь?»

«Потому что я глухая, а не глупая? — ее губы изгибаются в кривой улыбке. — Я просто знаю, что он может быть настойчивым».

«А я не могу?» — я поддразниваю в ответ.

«Это правда. Думаю, если кто-то и может приручить его, то это ты».

Мысль о том, чтобы приручить кого-то, оставляет неприятный привкус у меня во рту. Укрощение подразумевает, что я собираюсь «исправить» его. Подчинить его моей воле. И это совсем не то, что меня интересует. Мне нравится Хассен таким, какой он есть — импульсивным и властным, конечно, но это потому, что он слишком заботится. Он слишком остро все чувствует. И я не хочу это менять.

«Мы идем на это вместе, как друзья, — говорю я своей сестре. — Если мы закончим чем-то большим, чем это, ты будешь первой, кому я расскажу».

«Справедливо». — Она делает паузу, жестикулируя, а затем заключает меня в крепкие объятия.

И я обнимаю ее в ответ так же крепко, потому что это не может быть последним разом, когда я вижу ее. Этого не будет. Я не могу даже думать об этом, иначе я начну плакать.

Но Лейла должна идти своим путем, а я должна идти своим. Я не могу позволить Хассену уйти одному. Не сейчас, не тогда, когда ему больше всего нужен кто-то за спиной.