Нин Синь была поражена.

― Как... как это может быть...

― Разве вы не знаете? Лу Цзин ― злобный человек. Он готов на все, чтобы заполучить имущество семьи. Он делает это, чтобы заставить герцога развестись с Фужэнь, ― сказал Чжао Си, не жалея сил, чтобы очернить имя Лу Цзина.

Лу Цзин изначально имел холодное выражение лица, но сейчас оно было абсолютно каменным.

Нин Синь не стала опровергать слова Чжао Си. Она лишь слегка кивнула. Госпожа Вэй, должно быть, говорила ей негативные вещи о Шицзы.

― Ваше Святейшество, дело крайне срочное, и Фужэнь Аньго не может покинуть резиденцию. Иначе она не попросила бы меня прийти сюда и умолять вас от ее имени, ― сказал он, его голос звучал искренне. Он встал.

― Буддисты всегда говорят, что спасение жизни делает честь имени Будды больше, чем строительство семиэтажной пагоды. Нерожденный ребенок ― это тоже жизнь, Ваше Святейшество! Полагаю, Вы не будете стоять в стороне, и смотреть, как ребенок погибает в руках злодеев. Кроме того, Аньго ― самая могущественная аристократическая семья в столице. Если вы поможете Фужэнь, герцог, возможно, щедро пожертвуют на храм Цинлянь.

― Но эта скромная монахиня не может сказать, принадлежит ли ребенок герцогу Аньго или нет... ― сказала Нин Синь.

Ее убедили слова Чжао Си, но в то же время она не могла позволить себе обидеть ни Аньго, ни кронпринца―консорта. Один из них был членом высшего дворянства, а другой ― членом императорской семьи!

― Это не сложно. Вам просто нужно записать, когда вы проверяли пульс у Фужэнь, и сколько месяцев беременности она была на тот момент. Достаточно письменного заявления, ― сказал Чжао Си, не давая Нин Синь ни единого шанса отказаться. ― Всем известно, что монахи и монахини не лгут. Пожалуйста, убедитесь, что вы написали истинные факты, ваше святейшество, иначе по отношению к моей кузине будет совершена большая несправедливость.

Сказав это, он достал кисть и тушь.

Нин Синь на мгновение замешкалась. Она чувствовала, что госпожа Чжао говорит правду. Фужэнь герцога Аньго действительно была в затруднительном положении, когда она видела ее в последний раз. Иначе она бы просто попросила императорского врача провести осмотр, а не подходить к ней. Фужэнь сказала ей держать все в секрете, но эта Девятая молодая госпожа из семьи Чжао, очевидно, была ее доверенным лицом, раз она так много знала о ситуации.

― Это письменное заявление ― всего лишь мера предосторожности. Фужэнь планирует найти другие способы справиться с этой ситуацией, и маловероятно, что ей придется прибегнуть к вашему заявлению. Вы не хуже меня знаете, что аристократические семьи могут лечиться только у императорских врачей. Насколько это возможно, Фужэнь постарается не открывать эту банку с червями, ― сказал Чжао Си.

Он обмакнул кисточку в тушь и протянул ей. Жрица Нин Синь выдохнула. Она вспомнила, как Фужэнь герцога всегда щедро жертвовала храму, покупая много благовоний, и все ее остатки опасений исчезли.

Она взяла кисть у Чжао Си и записала необходимые данные, например, когда она проверяла пульс у Фужэнь, и сколько месяцев беременности было у нее на тот момент. Чжао Си даже уговорил ее поставить на заявлении отпечаток своей руки для подтверждения подлинности.

Лу Цзин молчал, выходя из храма Цинлянь. Одно дело ― иметь подозрения, совсем другое ― получить подтверждение своим подозрениям.

Сяо Чэнцзюнь протянул руку и крепко взял руку Лу Цзина в свою.

― Чжоюй...

― Мой отец... это был период траура...

Рука Лу Цзина слегка дрожала. Ребенок был зачат вскоре после смерти его деда, что уже было настоящим позором; к тому же, вместо того, чтобы найти способ избавиться от этого злосчастного существа, отец выдал его замуж, чтобы защитить это мерзкое отродье.