Глава 18

Алекс

Когда я медленно прихожу в себя, мои чувства начинают пробуждаться, вытаскивая меня из глубин бездны в дезориентирующую реальность моей ситуации. Мой разум затуманен, а тело кажется тяжелым. Паника вспыхивает во мне, когда я осознаю, как сжались мои запястья, осознав, что мои руки связаны. Я пытаюсь открыть глаза, но дымка остается, застилая мне зрение.

Я больше не стою, ощущение движения указывает на то, что меня несут. Раскачивающееся движение усиливает мою дезориентацию, затрудняя сбор мыслей. Я все еще обнажена и чувствую смесь уязвимости и предвкушения, мое тело все еще пульсирует от интенсивности нашей встречи.

С каждым его шагом я чувствую изменение инерции, мое тело мягко покачивается в ответ. Мои конечности чувствуют слабость и шаткость, остатки удовольствия и напряжения проходят через меня. Тупая пульсирующая головная боль царапает края моего разума. Это как будто я зажата между остатками моего оргазмического тумана и суровой реальностью моего затруднительного положения.

Внезапно движение останавливается, и я чувствую изменение в атмосфере. Мое тело перемещается, маневрирует в новом положении. Я чувствую, как мои связанные руки поднимают, а затем прикрепляют к чему-то, холодный металл впивается в мою кожу. Мое тело медленно перемещается, пока не выпрямляется, и мой вес начинает давить на запястья, прежде чем он отпускает меня. До меня доходит, что я на чем-то вишу. Осознание этого посылает дрожь по моему позвоночнику, смесь трепета и извращения пробегает по мне.

Мое сердце бешено колотится в груди, когда напряжение в комнате становится ощутимым. Я не могу видеть его, но я чувствую его присутствие, тяжесть его взгляда, устремленного на меня. Смесь уязвимости и предвкушения переполняет мои чувства, когда я вишу там, мое тело в его власти.

Боль в моих конечностях усиливается по мере того, как нагрузка моего веса все больше ложится на запястья. Я пытаюсь сдвинуться, чтобы немного ослабить давление, но оковы удерживают меня на месте. Мои мышцы протестуют, и порезы на коже пульсируют, когда мое тело растягивается.

Мой разум лихорадочно работает, борясь с мириадами эмоций. Остатки удовольствия все еще остаются во мне, но теперь они переплелись со страхом и растущей неуверенностью в том, что ждет меня впереди.

Когда туман рассеивается из моего зрения, я начинаю различать то, что находится передо мной. Стена моей собственной спальни.

Я чувствую, как острие лезвия касается кожи на моей спине, и я вздрагиваю. Меня сейчас накажут? Неужели он действительно ожидал, что я буду держать руки неподвижно, когда мне будет трудно дышать?

Я не могу сдержать тихий стон, вырывающийся из меня, когда нож продолжает двигаться ниже. Но затем нож покидает мою кожу.

Мое зрение проясняется, и я вижу, как руки в перчатках опираются на стену по обе стороны от моего тела, в одной из них свободно зажат нож. И затем я чувствую, как он прижимается своим одетым телом к моей спине. Он твердый.

— Ты снова проснулась, Малышка? — Его модулированный голос грохочет у меня за ухом.

Я слегка киваю, прежде чем дважды пытаюсь заговорить, в конце концов выдавив «Да» сквозь першение в горле.

Он мычит в ответ.

— Ну, этот голос неприемлем, — говорит он, прежде чем исчезнуть. Я понятия не имею, где он, но я слышу, как он ходит позади меня. Я не могу достаточно пошевелить головой или телом, чтобы посмотреть.

Он появляется так же быстро, как и исчез, протягивая руку, чтобы схватить меня за подбородок и рот и с силой приподнять их. Затем жидкость заливает мой рот.

Его слишком много, и как бы я ни пыталась сопротивляться натиску, через несколько секунд я разбрызгиваю и давлюсь им, рефлекторно глотая. Последняя капля стекает по моему горлу, прежде чем он снова отпускает меня.

Это не просто вода, по ее вкусу я могу сказать, что в ней есть что-то еще. В ней была какая-то сладость. Насколько я знаю, он потенциально отравил меня.

— Это потому, что я пошевелила руками? Ты отравил меня в наказание? — Выпаливаю я. По общему признанию, мое горло действительно чувствует себя лучше, даже если оно было отравлено.

Он хихикает, возвращается и встает у меня за спиной, упершись руками по обе стороны от меня.

— О, я уверен, что у Дэра есть что-то восхитительно злое, запланированное, чтобы наказать тебя за неподчинение, но это ему предстоит осуществить. Я просто хочу иметь возможность слышать, как ты кричишь.

Черт.

На мгновение мне кажется, что мое сердце перестает биться. Мне даже в голову не приходило, что сейчас я имею дело с Тру, а не с Дэром.

Он продолжает посмеиваться:

— Ты думала, я Дэр, верно? Ты думала, у тебя будет небольшая отсрочка, поскольку он уже кончил в эту прелестную киску сегодня вечером? Угадай еще раз, Малышка. Хотя я слышал, что сначала у тебя есть ко мне вопрос.

Теперь мое сердце внезапно бешено колотится в груди. Я совершенно забыла о двух истинах, которые мне были дарованы в обмен на эту встречу, хотя теперь, вспоминая об этом, две истины определенно не были честным обменом.

Его руки снова исчезают, и его тепло покидает мою спину, прежде чем я чувствую, как нож снова начинает скользить по коже на моей спине.

— Лучше думай быстрее, Малышка, я тем временем собираюсь поиграть.

От жала ножа, вонзающегося в плоть на моей спине, у меня перехватывает дыхание, но вскоре сменяется удовольствием.

Я закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями среди смеси боли и удовольствия. Лезвие продолжает вырисовывать замысловатые узоры на моей коже, оставляя за собой обжигающий жар. Я прикусываю губу, сдерживая стон, когда противоречивые ощущения пронзают меня.

Нож на мгновение исчезает, а затем я испытываю совершенно другие ощущения. Я чувствую его язык на своей коже, когда он проводит долгую медленную линию вверх по моему позвоночнику. Учитывая расположение порезов на моей коже и положение моего тела, было бы невозможно, чтобы у него во рту не было моей крови.

А затем он облизывает один из и без того чувствительных порезов на моей коже. Горячее наслаждение пронзает меня насквозь и бежит прямо к моему клитору, и на этот раз я не могу сдержать стон, срывающийся с моих губ.

Его голос, наполненный садистским весельем, прорезает воздух мгновением позже. Он, должно быть, сменил положение своей маски, поскольку она снова модулирована.

— Скажи мне, Малышка, какой животрепещущий вопрос у тебя есть ко мне? Я весь во внимание, пока рассматриваю твое прекрасное тело.

Несмотря на туман возбуждения и боли, мне удается обрести дар речи.

— Что... Что заставило тебя начать убивать?

Его движения на мгновение замирают; я чувствую, как нож парит прямо над моей кожей. Я чувствую тяжесть его взгляда, обдумывающего его ответ. Наконец, он заговаривает, его голос низкий и наполненный мрачным весельем.

— Ах, моя Малышка, ты надеешься на определенное событие, не так ли? Какой-то великий катализатор, который направил нас по пути убийства. Но, видишь ли, все было не так просто. Нас сюда привел не один момент или событие, — говорит он.

Он снова прислоняется к стене, его тело снова близко к моему, а его маска касается раковины моего уха, и я чувствую момент передышки. Его слова повисают в воздухе, пока он продолжает говорить, его голос наполнен смесью горечи и меланхолии.

— Ты слышала об этом вопросе, над которым размышляют все криминальные психологи и профайлеры. Монстры такими рождаются или они результат окружающей среды? Что я могу тебе сказать, так это то, что детская травма может изменить человека, превратить его во что-то неузнаваемое. Она может посеять семена тьмы глубоко в его душе.

Его слова несут бремя его прошлого опыта, и я чувствую слои боли, скрытые под его тщательно созданным фасадом.

— То, что мы видели и пережили в детстве, было предметом ночных кошмаров. Это порождает негодование, злость и желание возмездия. Это породило внутри нас тьму, от которой мы не могли убежать.

— Но это был не просто наш индивидуальный опыт, — продолжает он, и в его голосе слышится нотка печали. — Именно коллективные неудачи, системные недостатки подтолкнули нас дальше по этому пути. Неудача тех, кто должен был защищать и служить, правоохранительных органов, которые закрывали на это глаза, а иногда даже способствовали страданиям невинных.

Глубоко внутри себя я чувствую укол понимания, осознание того, что мир может быть жестоким и неумолимым местом, способным плодить монстров после невыполненных обещаний. Он сильнее прижимает свою маску к моей голове, прежде чем продолжить, как будто ища утешения.

— Мы не монстры, созданные за одну ночь. Нет, дорогая моя, это было постепенное падение, вызванное кульминацией событий, шрамами и гноящимися ранами нашего прошлого. Мы были сломлены разрушенным миром, вынужденные искать свою собственную справедливость.

Вес его слов повисает в воздухе, тяжелое осознание того, что мы оба являемся продуктами общества, которое нас подвело. Воспоминания и события моего детства - это то, что подтолкнуло меня к тому, чтобы стать агентом ФБР.

— Но хватит о прошлом, моя Малышка, — говорит он, его голос возвращается к низкому, соблазнительному шепоту. — Есть еще одна отметина, которую мне нужно оставить на твоем прелестном теле.

Он отодвигается от меня, и лезвие снова находит свою цель, с рассчитанной точностью разрезая плоть на другой моей ягодице. Боль смешивается с удовольствием, и я не могу не задаться вопросом, как далеко мы оба зашли по этому темному пути.

— Теперь ты будешь думать о нас обоих всякий раз, когда садишься.

Ради всего святого. Как я могла не двигаться каждый раз, пока какая-нибудь часть меня не исцелится от этого? Я могу сказать, что порезы, которые они сделали, были не слишком глубокими, но они все равно не заживут за ночь.