108
...нужно двигаться осторожно, как старая лиса, идущая по льду... Обдуманность и осторожность — необходимые условия успеха.
«И цзин, или Книга перемен»
Придя на следующий день в половине двенадцатого по адресу Грейт-Джордж-стрит, дом 1, Робин обнаружила, что сильно ошибалась, представляя себе Институт гражданского строительства зданием в стиле брутализма, где функциональность, а не элегантность, ставилась во главу угла. Местом работы Руфуса Фёрнсби было гигантское здание эдвардианской эпохи, отличавшееся особым величием.
Назвав имя человека, к которому она пришла, Робин поднялась по лестнице с алым ковром, которая в сочетании с белыми стенами напомнила ей о фермерском доме на ферме Чапмена. Она прошла мимо мимо изображающих выдающихся инженеров картин маслом, витража с гербом, который поддерживали журавль и бобер, с девизом Scientia et Ingenio92, и, наконец, попала в длинную комнату открытой планировки с рядами столов, где стояли двое мужчин и что-то бурно обсуждали, а остальные сотрудники не поднимали голов.
Удивительным образом, не поддающимся никаким объяснениям, интуиция сразу подсказала Робин, что мужчина, который был выше, злее и более странный на вид, — Руфус Фёрнсби. Возможно, он был похож на человека, который бросил бы телефонную трубку при упоминании своего никчемного отца. Его спор с низкорослым мужчиной, похоже, сводился к тому, должен или не должен был некто Баннерман пересылать электронное письмо.
— Никто не утверждает, что Гриерсон не должен был его копировать, — горячо говорил он, — дело не в этом. О чем я тут толкую, это упорное...
Невысокий мужчина, заметив Робин и, возможно, ища пути к отступлению, сказал:
— Я могу вам помочь?
— …несоблюдение установленной процедуры, что увеличивает риск недопонимания, потому что я мог не понять...
— У меня встреча с Руфусом Фёрнсби.
Как она и опасалась, высокий мужчина прервался на полуслове и сердито сказал:
— Я Фёрнсби.
— Я Робин Эллакотт. Мы разговаривали...
— Что вы здесь делаете? Вам следовало ждать в атриуме.
— Человек на ресепшене сказал, что я могу подняться.
— Ну да, как некстати, — ответил Руфус.
Смуглый, худощавый, в футболке из лайкры и рабочих брюках, с обветренным лицом и жилистым телосложением, характерным для заядлых бегунов и велосипедистов, он обладал, как показалось Робин, самым странным из всех вариантов растительности на лице: бородой на подбородке, но без усов.
— Удачи, — прошептал Робин второй мужчина, уходя.
— Я собирался встретиться с вами в кафе, — раздраженно бросил Руфус, как будто Робин должна была знать об этом и, возможно, уже заказать еду. Он посмотрел на часы. Робин подозревала, что ему было бы приятно обнаружить, что она пришла слишком рано, но поскольку она пришла точно вовремя, он сказал:
— Пойдемте же... нет, подождите! — и Робин остановилась, недоумевая, что на этот раз она сделала не так, но Руфус всего лишь осознал, что все еще держит в руках бумаги. Положив их обратно на стол, он вернулся к ней и вышел из комнаты так быстро, что ей пришлось практически бежать трусцой, чтобы не отстать.
— Очень красивое здание, — заметила она, надеясь завязать знакомство. Руфус, похоже, счел это замечание не заслуживающим внимания.
Кафе на первом этаже было гораздо более высококлассным, чем те, что украшали офисы, где Робин когда-то работала временным секретарем; здесь были кабинки с черными кожаными банкетками, изящные светильники и экспрессионистские гравюры на стенах. Когда они направились к очереди у стойки, Робин, опасаясь, что это будет еще одна обреченная на провал попытка расположить к себе, сказала:
— Кажется, мне следовало поступать на инженерный факультет, если это бонус.
— Что вы имеете в виду? — подозрительно спросил Руфус.
— Приятное кафе, — сказала Робин.
— А.
Руфус огляделся вокруг, как будто он никогда раньше не задумывался о том, приятное оно или нет.
— Да. Полагаю, что так, — нехотя согласился он. У нее сложилось впечатление, что он предпочел бы найти недостатки и здесь.
С того момента, как Руфус согласился встретиться с ней, Робин знала, что к ее главной цели — выяснить, была ли Розалинда Фёрнсби той самой голой девушкой в маске свиньи, — придется подходить тактично. Ей не хотелось представлять, как отреагировал бы кто-нибудь из ее родных братьев, если бы ему показали такую фотографию с изображением Робин. А теперь, встретившись с Руфусом, она боялась, что может произойти настоящий вулканический взрыв, когда она покажет ему фотографии в своем телефоне. Поэтому она решила, что ее второстепенная задача — выяснить, был ли Уолтер тем человеком, которого Цзян узнал как вернувшегося через много лет, — станет первым пунктом ее расспросов.
Купив бутерброды, они сели за угловой столик.
— Большое спасибо за встречу, Руфус, — начала Робин.
— Я перезвонил вам только потому, что хочу знать, что именно происходит, — сурово ответил Руфус. — Неделю назад мне позвонила женщина-полицейский — ну, она представилась полицейским. Спрашивала контактные данные моей сестры.
— Вы ей их дали?
— У меня их нет. Мы не общаемся, уже много лет. Ничего общего.
Он сказал это с какой-то воинственной гордостью.
— Потом она сказала, что два человека по имени Робин Эллакотт и Корморант Страйк могут связаться со мной, поскольку они пытаются накопать компромат на мою семью. Естественно, я попросил ее уточнить детали, но она сказала, что не может их дать, так как расследование еще идет. Она оставила номер телефона, по которому позвонить, если вы со мной свяжетесь. Когда вы позвонили — ну, вы знаете, что произошло, — бесцеремонно заявил Руфус. Я позвонил по номеру, который мне дали, и попросил позвать инспектора Кёртис. Ответивший мне мужчина рассмеялся и передал трубку той женщине. У меня возникли подозрения. Я спросил номер ее удостоверения и юрисдикцию. Наступила тишина. Потом она повесила трубку.
— Очень осмотрительно с вашей стороны все проверить, — добавила Робин.
— Ну, конечно, я проверил, — произнес Руфус с оттенком удовлетворенного тщеславия. — Если не проверять информацию, для инженеров на карту поставлено нечто большее, чем плохая рецензия в каком-нибудь шутовском журнале по общественным наукам.
— Вы не возражаете, если я буду делать записи? — спросила она, доставая свою сумку.
— Почему я должен возражать? — раздраженно ответил он.
Робин, знавшая из Интернета, что Фёрнсби женат, молча посочувствовала его жене, когда потянулась за ручкой.
— Инспектор Кёртис — так называемая — дала вам номер стационарного или мобильного телефона?
— Мобильного.
— Он все еще у вас?
— Да.
— Могу я его узнать?
— Мне нужно подумать об этом, — ответил он, подтверждая впечатление Робин о том, что он человек, который определенно считает, что информация — это сила. — Я решил перезвонить вам, потому что вы, по крайней мере, сказали правду о том, кто вы. Я проверил вас в Интернете, — добавил он, — хотя в жизни вы не такая, как на фотографиях.
Его тон не оставлял у Робин сомнений в том, что вживую она выглядит хуже. С каждой минутой ей становилось все больше жаль его жену, и она сказала:
— Я недавно сильно похудела. Ну, мы с моим партнером...
— Корморантом93 Страйком?
— Кормораном Страйком, — сказала Робин, не желая, чтобы только за Фёрнсби оставалось право быть занудой.
— То есть не птица?
— Не птица, — терпеливо сказала Робин. — Мы расследуем деятельность Всемирной гуманитарной церкви.
— Почему?
— Нас наняли для этого.
— Газета?
— Нет, — ответила Робин.
— Я не уверен, что хочу разговаривать с вами, пока не узнаю, кто вам платит.
— У нашего клиента родственник в церкви, — Робин решила, учитывая придирчивость Руфуса, не говорить, что этот родственник в действительности уже покинул церковь.
— И какое отношение к ситуации имеет мой отец?
— Вы знаете, что он сейчас...?
— На ферме Чапмена? Да. Он написал мне дурацкое письмо, что вернулся.
— Что вы имеете в виду под «вернулся»? — спросила Робин, ее пульс участился.
— Ясно же, что он бывал там раньше.
— Правда? Когда?
— В 1995 году — в течение десяти дней, — сказал Руфус с придирчивой, но полезной точностью, — а в 2007 году — в течение... возможно, недели.
— Почему такие короткие сроки? Видите ли, моего клиента интересует, что заставляет людей присоединяться к церкви и покидать ее, — соврала она.
— В первый раз он ушел, потому что моя мать подала на него в суд. Второй раз — из-за болезни моей сестры Рози.
Скрывая свой интерес к этим ответам, Робин спросила:
— Что заставило его присоединиться в 95-м, вы знаете?
— Тот парень, который все это затеял, Уэйс, выступил с докладом в Сассекском университете, где работал мой отец. Он пошел туда якобы из научного интереса, — Руфус усмехнулся, — и попался на удочку. Он ушел со своего поста и решил, что посвятит себя духовной жизни.
— Вот так взял и сорвался?
— Что вы имеете в виду под «сорвался»?
— Я хочу сказать, это было неожиданно?
— Ну, — Руфус слегка нахмурился, — на этот вопрос трудно ответить. Мои родители находились в бракоразводном процессе. Наверное, можно сказать, что у моего отца был так называемый кризис среднего возраста. На работе его не продвигали по службе, и он чувствовал себя недооцененным. Вообще-то он очень сложный человек. Он никогда не ладил с коллегами, где бы ни работал. Склочный. Зациклен на чинах и званиях. Он довольно жалок.
— Вот как, — сказала Робин. — Ваша мать подала на него в суд, чтобы заставить его уйти?
— Не для того, чтобы заставить его уйти, — сказал Руфус. — Он увез меня и Рози на ферму.
— Сколько вам было лет? — спросила Робин, ее пульс участился.
— Пятнадцать. Мы близнецы. Это были школьные летние каникулы. Отец нам соврал, сказал, что это будут недельные каникулы в деревне. Мы не хотели его обижать и согласились поехать.