110

 

Сильная черта на пятом месте. Летящий дракон находится в небе. Благоприятна встреча с великим человеком.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Еще до прибытия в «Олимпию» в пятницу поздно вечером Страйк знал, что Всемирная гуманитарная церковь распространена по всему миру, а ее членами являются десятки тысяч человек. Кроме того, посмотрев несколько видеороликов с проповедями Джонатана Уэйса на Ютубе, он знал, что этот человек несомненно обладает харизмой. Тем не менее, он был поражен огромным количеством людей, направлявшихся к викторианскому фасаду огромного конференц-центра. В толпе были люди всех возрастов, включая семьи с детьми.

Примерно пятая часть собравшихся была одета в спортивные костюмы ВГЦ темно-синего цвета. В основном это были симпатичные люди, хотя и заметно худее тех, кто носил обычную одежду. Их волосы не были окрашены, на них не было украшений или видимых татуировок, как и не было среди тех, кто носил спортивные костюмы ВГЦ, семей. Если они и были каким-то образом сгруппированы, то только по возрасту, и, приблизившись ко входу, он обнаружил, что следует за компанией двадцатилетних молодых людей, возбужденно переговаривающихся на немецком языке, который Страйк знал достаточно хорошо (со времен службы в Германии), чтобы понять, что один из них еще никогда лично не бывал на выступлениях Папы Джея.

Около двадцати молодых людей в спортивных костюмах ВГЦ, которые, судя по всему, были отобраны по их крепкому телосложению, силе или и тому, и другому, стояли неподалеку от дверей, а их взгляды постоянно перемещались, сканируя толпу. Вспомнив, что сотрудника Паттерсона без промедления выдворили из храма на Руперт-корт, Страйк предположил, что они высматривают известных им нарушителей порядка. Поэтому он постарался встать чуть прямее, максимально отделившись от группы немцев, и намеренно поймал взгляд чуть криво посаженных глаз невысокого плотного парня со слегка волнистыми волосами, который подходил под данное Робин описание Цзяна Уэйса. Увлеченный далее толпой, Страйк не успел заметить никакой реакции на свое появление.

За входными дверями охранники обыскивали сумки. Страйка направили к очереди для заранее купивших билеты, а не к ряду симпатичных молодых девушек из ВГЦ, продающих билеты менее организованным людям. Он не преминул широко улыбнуться девушке, проверявшей его билет. У нее были коротко подстриженные торчащие в разные стороны черные волосы, и кажется, ему не показалось, что внезапно ее глаза округлились от удивления.

Пройдя дальше, Страйк услышал звуки незнакомой ему рок-песни, которые становились все громче по мере приближения к Большому залу.

 

…еще один диссидент,

Забери свои доказательства…⁹⁴

 

Поскольку ему нужно было только одно место, Страйку удалось купить билет во второй ряд быстро заполняющегося зала. Протиснувшись с извинениями мимо вереницы молодых людей в спортивных костюмах, он наконец добрался до своего места и сел между молодой блондинкой в синем спортивном костюме и пожилой женщиной, стоически жующей ириску.

Через несколько секунд после того, как он сел, девушка справа от него, которой, по его предположению, было не больше двадцати, обратилась к нему с акцентом, выдававшим в ней американку:

— Привет, я Санчия.

— Корморан Страйк.

— Первый раз на службе?

— Да, все так.

— Ого. Ты выбрал очень удачный день. Вот увидишь.

— Звучит многообещающе, — сказал Страйк.

— Почему ты заинтересовался ВГЦ, Корморан?

— Я частный детектив, — ответил Страйк. — Меня наняли для расследования деятельности церкви, особенно в связи с сексуальным насилием и подозрительными смертями.

Он как будто плюнул ей в лицо. Открыв рот, она несколько секунд смотрела на него не моргая, а затем быстро отвела взгляд.

Из колонок по-прежнему громко звучала рок-песня:

 

…иногда тяжело дышать, О боже.

На дне моря, да, да…

В центре зала, под высоким изогнутым белым потолком из железа и стекла, находилась блестящая черная пятиугольная сцена. Над ней располагались пять огромных экранов, которые, несомненно, позволят даже с самых дальних кресел увидеть Джонатана Уэйса крупным планом. Еще выше располагались пять ярко-синих баннеров с логотипом ВГЦ в форме сердца.

Немного пошептавшись со своими спутниками, Санчия встала со своего места.

Волнение в зале нарастало по мере его заполнения. По оценкам Страйка, здесь собралось не менее пяти тысяч человек. Зазвучала другая песня — «It’s The End of the World as We Know It» группы «R.E.M.». Когда до официального начала службы оставалось пять минут, и почти все места были заняты, свет начали постепенно приглушать, раздались преждевременные аплодисменты и несколько восторженных криков. Они возобновились, когда ожили экраны над пятиугольной сценой, и все присутствующие в зале смогли увидеть короткую процессию людей в накидках, идущих в свете прожекторов по проходу к передним креслам на противоположной стороне зала. Страйк узнал Джайлза Хармона, который вел себя с достоинством и серьезностью, подобающими человеку, собирающемуся получить почетную степень; Ноли Сеймур, чья накидка слегка поблескивала от умеренного количества блесток и выглядела так, словно была сшита на заказ специально для нее; высокого и красивого доктора Энди Чжоу со шрамом; девушку с блестящими волосами и идеальными зубами, которую Страйк узнал по фотографии на сайте церкви как Бекку Пёрбрайт, и еще несколько человек, среди которых были пучеглазый член парламента, чье имя Страйк и не знал бы, если бы Робин не сообщила его в письме с фермы Чапмена, и мультимиллионер-упаковщик, который махал рукой ликующей толпе в манере, которую Страйк отнес бы к разряду нелепых. Это, как он знал, были Главы церкви, и он сфотографировал их на телефон, отметив отсутствие Мазу Уэйс, а также тучного Тайо с крысиным лицом, которому он разбил голову кусачками у забора на ферме Чапмена.

Сразу за доктором Чжоу, попав в свет прожектора, когда доктор Чжоу занимал свое место, на экране показалась блондинка средних лет, волосы которой были завязаны сзади бархатным бантом. В то же мгновение, когда Страйк попытался получше разглядеть эту женщину, на экране появилась черная заставка с просьбой отключить все мобильные устройства. Пока Страйк выполнял эту просьбу, его соседка-американка вернулась обратно, заняла свое место и наклонилась в другую сторону от него, чтобы прошептать что-то одному из своих спутников.

Свет еще больше приглушили, усиливая нетерпение публики. Теперь все начали ритмично хлопать. В зале скандировали «Папа Джей!», и наконец, когда зазвучали первые такты песни «Heroes», в зале стало темно, и с криками, отражающимися от высокого металлического потолка, пять тысяч человек (за исключением Корморана Страйка) вскочили на ноги, свистя и аплодируя.

Джонатан Уэйс, уже стоящий на сцене, появился в свете прожектора. Уэйс, чье лицо теперь показывали на всех экранах, махал рукой, поворачиваясь к каждому уголку огромного зала, время от времени останавливаясь, чтобы вытереть глаза; он качал головой, прижимая руку к сердцу; кланялся снова и снова, сжимая руки в стиле «намасте». Ничего показного: смирение и самоуничижение выглядели совершенно искренне, и Страйк, единственный, насколько он мог судить, не аплодирующий человек в зале, был поражен актерскими способностями этого человека. Красивый и подтянутый, с густыми темными, слегка поседевшими волосами и крепкой челюстью, и если бы на нем был смокинг, а не длинная накидка темно-синего цвета, он бы вполне естественно выглядел на любой красной дорожке мира.

Аплодисменты продолжались пять минут и стихли только после того, как Уэйс сделал успокаивающий, призывающий к тишине жест руками. Но даже после того, как наступила практически полная тишина, раздался женский возглас:

 

«Я люблю тебя, Папа Джей!»

 

— И я люблю тебя! — сказал улыбающийся Уэйс, и в этот момент раздался новый взрыв криков и аплодисментов.

Наконец, зрители заняли свои места, и Уэйс, надев микрофонную гарнитуру, начал медленно обходить пятиугольную сцену по часовой стрелке, вглядываясь в толпу.

— Спасибо... спасибо за такой теплый прием, — начал он. — Знаете... перед каждой суперслужбой я спрашиваю себя... достойный ли я проводник? Нет! — сказал он серьезно, потому что раздались новые возгласы обожания. — Я спрашиваю, потому что это нелегкое дело — выступать в качестве орудия Благословенного божества! Многие люди до меня провозглашали миру, что они проводники света и любви, возможно, даже верили в это, но ошибались... Как самонадеянно со стороны человека называть себя святым! Разве вы так не думаете? — Он огляделся вокруг, улыбаясь, когда на него посыпался град выкриков «нет».

«Ты святой!» — крикнул кто-то с верхних мест, и толпа засмеялась, как и Уэйс.

— Спасибо, друг мой! — поблагодарил он. — Но это вопрос, который встает перед каждым честным человеком, когда он поднимается на подобную сцену. Этот вопрос мне часто задают некоторые представители прессы, — раздались бурные возгласы неодобрения. — Нет! — сказал он, улыбаясь и качая головой, — не надо их освистывать! Они правы, что задают этот вопрос! Мир полон шарлатанов и мошенников — хотя некоторым из нас хотелось бы, чтобы пресса уделяла больше внимания нашим политикам и акулам капитализма, — раздались оглушительные аплодисменты, — совершенно справедливо спросить, по какому праву я стою перед вами, говоря, что я видел Божественную истину и что я не ищу ничего, кроме способа поделиться ею со всеми, кто восприимчив. Поэтому все, о чем я прошу вас сегодня вечером — тех, кто уже присоединился к Всемирной гуманитарной церкви, и тех, кто еще не присоединился, скептиков и атеистов — да, пожалуй, особенно их, — произнес он с легким смешком, которому услужливо вторила толпа, — это принять одно простое утверждение, если вы считаете себя в силах. Оно ни к чему вас не обязывает. Оно не требует ничего, кроме открытого разума. Как вы думаете, возможно ли, что я видел Бога, что я знаю Бога так же хорошо, как и своих ближайших друзей, и что у меня есть доказательство вечной жизни? Возможно ли это? Я прошу только одного — не верить, не принимать слепо на веру. Если вы считаете, что можете это произнести, то я прошу вас сказать мне сейчас следующее...