— Не знаю, как другие мужчины, но я не особенно заинтересован в отложенном удовлетворении. — Его рука поднимается к моему бедру. — Но я сам справлюсь с этим, если хочешь. Разве это не то, для чего нужно вон то?

Он кивает на салфетки, и у меня подскакивает давление. Это ловушка? Он увидел меня? Я очень осторожно засовывала их туда, каждый раз. Это тщательная ловкость рук, но меня никогда не ловили, и этот человек не настолько орлиный глаз, чтобы я думала, что он заметил, что я делаю.

— Ты выглядишь раскрасневшейся. — Его темные глаза снова переходят на мои. — Нервничаешь из-за чего-то?

Я наклоняюсь вперед и скольжу к нему на колени, нависая над ним. Его рука все еще лежит на моем бедре, но я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания. Если он продолжит нарушать мои границы, я что-нибудь скажу, но пока лучше промолчать, как бы сильно это меня ни расстраивало.

— Нечасто сюда заглядывает такой красавчик, как ты. Ложь легко соскальзывает с моего языка, это не совсем ложь, но это точно не причина того, что я раскраснелась и нервничаю.

Он ухмыляется — неудивительно, но его самолюбие это поглаживает.

— Осторожнее, Ангел. Я могу подумать, что начинаю тебе нравиться. Может быть, если ты будешь очень милой со мной, я вернусь. — Его пальцы задевают край моих трусиков, и мне остается только скрипеть зубами. — Тебе бы этого хотелось?

— Конечно. — Это ложь. Но я хорошо в этом разбираюсь. Все это время я двигаюсь под музыку, покачиваясь и потираясь, не прикасаясь к нему, кроме рук на его плечах. Я уверена, что он возбужден — игра, в которую он играет, вероятно, заводит его больше, чем что-либо еще, и я избегаю подходить слишком близко. Последнее, чего я хочу, это почувствовать, как он прижимается ко мне.

— Может быть тогда, я вернусь и увижу тебя снова. Ангел.

Это сценическое имя срывается с его языка как ласка, и мне становится не по себе. Песня почти закончилась, и я рада этому, потому что не знаю, сколько еще смогу выдержать.

— Я уверена, что тебе всегда будут рады. — Мурлычу последние слова, заставляя себя их произнести. Его рука скользит к моей попке, на его лице появляется понимающий взгляд, который говорит мне, что он знает, что не должен прикасаться ко мне таким образом, но я не могу найти в себе силы сказать ему, чтобы он остановился. Песня почти закончилась, он скоро уйдет, и я не хочу давать ему повод затягивать время. Я не хочу давать ему повода остаться, чтобы расстроить меня еще больше, чтобы я сорвалась и сказала что-то, что доставит мне неприятности.

— Нам просто придется это выяснить, не так ли? — Он смотрит на меня, в его глазах хищное желание, и я вижу в них жажду погони. Даже если он и подозревает меня в чем-то, я понимаю, что сегодня он не скажет об этом прямо. Он хочет охотиться на меня, играть в игру, вытягивать все это ради собственного удовольствия. От страха у меня кружится голова, и едва успевает доиграть последние несколько тактов песни, прежде чем я отступаю назад, сохраняя на лице манящую улыбку.

— Тогда до следующего раза. Если только ты не хочешь заплатить за еще один танец. — Пожалуйста, не надо. Мое сердце сильно бьется в груди, я боюсь его реакции, но я должна это сказать. Если Дик узнает, что я выпроваживаю клиента, когда он, возможно, хотел бы остаться, меня ждет адская расплата.

— Не сегодня, я думаю. Но мы еще встретимся, Ангел. — Он встает, бросает сложенные купюры, чтобы оплатить танец, на столик рядом с диваном, а затем идет ко мне. Я остаюсь неподвижной, пока он не оказывается достаточно близко, чтобы дотронуться до меня: между его пальцев сложена еще одна купюра. Он протягивает руку и заправляет ее в мой бюстгальтер. — Очень скоро.

Мое сердце замирает в груди. На мгновение я не могу пошевелиться, пока мужчина, он так и не назвал мне своего имени, выходит из комнаты. То, что он положил деньги туда, где я храню таблетки, почти наверняка совпадение… но может и не совпадение.

Дрожащими пальцами я вытаскиваю деньги. Пятидесятидолларовая купюра. В обычной ситуации я была бы в восторге, но это похоже на ловушку. Еще одна часть игры.

Тяжело сглотнув, я трясущимися пальцами достаю таблетки и заправляю их обратно в лифчик. Мне следует вернуться на паркет, но вместо этого я бегу в сторону гардеробной, нуждаясь в еще одном моменте для себя. И вот, когда я уже подхожу к двери, ведущей к моему минутному побегу, я слышу, как кто-то прочищает горло.

Я останавливаюсь почти слишком быстро, покачиваясь на каблуках, и еще до того, как поворачиваю голову, понимаю, что там Лоренцо. Я чувствую запах его одеколона, дорогого, цитрусового и травяного, поверх дешевого тумана в комнате, но это нечто большее. Когда он в комнате, в ней ощущается некое присутствие, слишком сильное, чтобы его можно было игнорировать. Как будто что-то смещается в воздухе, и я знаю, где он, еще до того, как увижу его.

— Мила. — Его голос низкий и тихий, и я вздрагиваю при звуке своего настоящего имени.

Быстро, в два шага, я сокращаю расстояние между нами.

— Не произноси здесь мое настоящее имя, — пробормотала я, и мне захотелось остановить дрожь в своем голосе. Встреча с полицейским слишком выбила меня из колеи, и я не успела восстановить самообладание до того, как увидела Лоренцо.

— Что-то случилось? — Он нахмурился, и я тяжело сглотнула.

— Не здесь. Встретимся на заднем дворе.

Я проскальзываю мимо него в гардеробную и хватаю платье, чтобы накинуть его поверх нижнего белья, пока никто не успел мне ничего сказать. Дик будет в бешенстве, если узнает, что я взяла два перерыва так близко друг к другу, но в данный момент я не могу заставить себя беспокоиться.

Он еще больше разозлится, если я расстрою клиента из-за того, что так нервничаю.

Когда я выскользнула на заднюю аллею, Лоренцо там не было, и я выдохнула с облегчением. Это дает мне возможность успокоиться. Но в конце концов это не имеет значения, потому что, когда он появляется в здании минуту спустя, я чувствую, как мой пульс снова скачет в горле.

— У тебя такой вид, будто ты сейчас выпрыгнешь из кожи, — замечает он. Его взгляд задерживается на моем лице, и мне почти хочется рассмеяться. Единственный мужчина, который я действительно хочу, чтобы смотрел на меня так, как смотрят многие другие мужчины, как бы это ни было неразумно, и он не так восприимчив ко мне. А если и восприимчив, то гораздо лучше это скрывает.

— Почему ты здесь? — Я не уверена, что хочу рассказывать ему о копе. Я уверена, что должна рассказать ему обо всем, особенно если есть хоть малейший шанс, что это может быть связано с ним, но что, если он решит, что риск слишком велик? Я не знаю наверняка, может этот человек был не кем иным, как любопытным копом, который хотел домогаться меня без всякой причины, но вероятность всегда есть. Лоренцо может решить, что подозрение — это уже слишком, особенно спустя всего неделю, и отменить нашу сделку. И где тогда буду я?

— Я пришел узнать, как идут дела. — Его голос низкий и прокуренный, без труда соблазняющий, даже когда я знаю, что он не пытается этого сделать. Судя по нашим предыдущим встречам, он, скорее всего, пытается сделать прямо противоположное. Но он все равно посылает в меня жар, и моя кожа покрывается колючками. Он на расстоянии вытянутой руки от меня, и здесь никто не увидит нас, если он протянет руку и коснется меня.

— Я почти продала все таблетки. — Я прикусила губу. Слова прозвучали более защитно, чем я хотела, но мои нервы расшатаны, и мне вдруг захотелось просто пойти домой. Ночь едва ли закончилась, но от нахлынувшей усталости у меня подгибаются колени.

Лоренцо хмурится и подходит ближе. Я прижимаюсь спиной к стене, и то, как он стоит передо мной на расстоянии вытянутой руки, навевает мысли о том, как легко он мог бы сократить это расстояние. Тепло распространяется, и я вспоминаю, каково это, когда он прижимает меня к стене в темном коридоре, его рука на моей руке, теплый запах его кожи и цитрусовый аромат его одеколона окружают меня.

— Я не сомневался, что ты справишься. — Его взгляд сужается, приковывая меня к себе, при этом его руки не касаются меня. — Но что-то не так. Не лги мне, Мила.

В его тоне звучит слабое предупреждение. Конечно же, он видит, как я нервничаю. Конечно, он хотел бы, чтобы я сказала ему правду, он не может допустить, чтобы на него работал кто-то, кому он не может доверять. Я чувствую страх, когда думаю о том, что случится с тем, кто солгал ему.

То, что он заставляет меня чувствовать, позволяет забыть о том, насколько он опасен. А это само по себе опасно.

— Сегодня вечером здесь был полицейский. — Я говорю это шепотом, глядя на него сверху вниз. — Один мужчина хотел потанцевать в задней комнате. Он спросил мое настоящее имя. Когда я отказалась, он сказал, что может узнать его в любом случае, если захочет… раз уж он работает на полицию Лос-Анджелеса.

Лицо Лоренцо мгновенно потемнело.

— Он угрожал тебе?

Выражение его лица совершенно неожиданно для меня. Лоренцо выглядит разъяренным, и на мгновение мне хочется поверить, что это от моего имени. Что он злится, что кто-то угрожает мне.

Не будь идиоткой. Он злится, потому что угроза от копа, крутящегося вокруг меня, может угрожать его бизнесу. Это может поставить меня перед выбором: сдать его или сохранить его секреты, и он хочет быть уверен, что я не сделаю первое. Я тут совершенно ни при чем.

С чего бы это?

— Это не было прямой угрозой. Но он… — Я не знаю, как объяснить это Лоренцо, как тонко мужчина может угрожать женщине, не произнося этого вслух. Рука на моем бедре, на моей заднице, когда он знал, что лучше не прикасаться ко мне. Предложение подрочить, пока он смотрит, как я танцую. Он намекнул мне, что может узнать мое имя, если захочет. Все это не было реальной угрозой, не было прямым намеком на то, что он будет преследовать меня, причинит мне боль или подозревать в чем-то… но это все равно была угроза. И это похоже на то, что, сказанное вслух, звучит как чрезмерная реакция.