Его люди уже окружили его, и я стиснул зубы, сжимая в руке пистолет. Я позволил себе отвлечься на желание, наслаждаясь игрой с Катериной, вместо того чтобы сосредоточиться на ее защите, и теперь мы оба можем поплатиться за это. Это, как и действия Франко, приводит меня в ярость. Я знал, что нас ждет, знал, от чего мне нужно ее защищать, но все равно облажался, потому что не смог себя контролировать.

Теперь моя охрана мертва, и я, возможно, не смогу защитить Катерину. На самом деле, похоже, мы уже проиграли. Я мог бы попытаться застрелить Франко, но я был бы мертв еще до того, как попала бы пуля. Если я промахнусь, Катерина все равно будет его, а если мне это удастся, у его людей не будет причин не воспользоваться ею самим, а потом убить ее.

Я должен остаться в живых, если хочу иметь хоть какой-то шанс защитить ее. Сохранить ее, чего я в этот момент с болезненной ясностью понимаю, что хочу больше всего на свете. Не только из-за того, что она мне предлагает, но и потому, что я хочу ее.

Моя идеальная невеста, моя принцесса мафии. Женщина, о которой я и не подозревал, что она может быть такой же идеальной для меня, как она, во всей ее упоительной, упрямой красоте.

Франко дергает головой, и в комнату входят еще двое мужчин, волоча за собой тело. Из него доносится тихий стон, и я чувствую, как яма вины и ненавистного гнева разверзается в моем нутре, когда тело опускают на пол между мной и Франко и переворачивают на спину, чтобы я мог видеть то, что было лицом мужчины.

Лицо Бруно - или то, что от него осталось.

Он почти неузнаваем и, несомненно, почти мертв. Он снова стонет - низкий стон боли, который, я знаю, будет преследовать мои гребаные сны до конца жизни, и я стискиваю зубы.

— Просто убей его, блядь, — шиплю я на Франко. — Какой в этом, блядь, смысл? Ты здесь. Тебе не нужно было показывать мне, что ты сделал с моим гребаным водителем.

— Не только с твоим водителем. — Франко улыбается. — Единственный человек, кроме твоей охраны, которому ты доверил местонахождение Катерины. Я притащил сюда то, что от него осталось, по двум причинам. Во-первых, чтобы ты увидел, на что я готов пойти, чтобы получить эту информацию. Во-вторых, чтобы Катерина увидела, на что я способен. Ну же, девочка. Смотри.

— Катерина, не подходи.

— Посмотри на это! — Голос Франко прорезал воздух. — Сейчас же, девочка, или я начну с пули в ноге Луки, чтобы он встал передо мной на колени, где ему и место.

Катерина медленно выходит из-за моей спины, ее шаги замирают. Увидев тело Бруно, она испускает придушенный крик и почти мгновенно откидывается в сторону, ее тошнит, желчь выплескивается изо рта на деревянный пол.

Франко морщит нос.

— Чертовски слаба, — шипит он. — Посмотри еще раз. Вот что я сделаю с Лукой, если ты не подчинишься. Я превращу его в хнычущий комок плоти на твоих глазах, а потом, когда я буду уверен, что выжал из него все возможное... — Франко протягивает руку, и один из его людей вкладывает в нее пистолет, уже снятый с предохранителя. Небрежно, словно жестом указывая на что-то, что он хотел бы съесть на обед, Франко направляет пистолет на голову Бруно и спускает курок.

Катерина затыкает уши руками и вскрикивает, когда раздается звук выстрела, от которого у меня тоже звенит в ушах.

Дулом пистолета Франко показывает в сторону лестницы.

— Поднимайся в спальню, Катерина. Лука, следуй за ней. Я буду прямо за вами с пистолетом и своими людьми. Одно неверное движение любого из вас, и я позабочусь о том, чтобы Луке пришлось проделать оставшийся путь ползком. Понятно?

Лицо Катерины без кровинки, руки трясутся, но она кивает, вытирая рот тыльной стороной ладони. Ее позвоночник напряжен, плечи расправлены, и она смотрит на Франко с ненавистью в глазах, которую я никогда раньше не видел, но она поворачивается к лестнице и медленно поднимается по ней.

— Брось пистолет. — Франко жестом указывает на "Глок", который я все еще держу в руках. — Сейчас же, Лука, или ты больше никогда не будешь пользоваться этой рукой. Не то, чтобы ты это сделаешь к тому времени, когда я закончу с тобой сегодня. Но я могу сделать так, что тебе будет гораздо больнее или гораздо менее больно, в зависимости от того, насколько вы оба сговорчивы.

Я подчиняюсь. Это противоречит всему, что во мне есть, всем фибрам моего существа, но в данный момент я не вижу другого выхода. Я верю, что он сделает это, и знаю, что должен отложить на как можно более долгий срок любое насилие, которое он планирует совершить по отношению ко мне, если у меня есть хоть какой-то шанс спасти Катерину.

Она поднимается по лестнице как можно медленнее, и, даже не видя ее лица, я вижу, как крутятся колесики в ее голове. Я хочу сказать ей, чтобы она подчинялась Франко как можно дольше, чтобы дала мне шанс вытащить нас из этого, а не сопротивлялась сама. Я достаточно хорошо знаю Франко, чтобы понять, что он получит наибольшее удовольствие, если сможет заставить ее сопротивляться ему, если у него будет множество поводов как причинить боль мне, так и сломать ее. Конечно, ему не нужен повод ни для того, ни для другого, но, как все злые люди, он предпочитает чувствовать себя оправданным в своих действиях. Если Катерина будет сопротивляться, это даст ему все, что нужно.

Но я знаю свою будущую жену и знаю, что она так просто не прогнется и не сломается.

— Какая комната его? — Спрашивает Франко у Катерины, когда мы выходим на лестничную площадку. — Мы пойдем туда. Лука ведь не приглашал еще сюда тебя, верно?

Ее лицо вспыхивает.

— Я у него вообще не была — огрызается она. — Я все еще девственница.

Едва ли. Я стиснул зубы, жалея, что у меня не было времени довести до конца то, о чем она умоляла меня раньше. Секс с ней, возможно, не помешал бы Франко сделать все это, никто не смог бы доказать, что я был первым, а после моей смерти он мог бы использовать любые угрозы, чтобы заставить Катерину сказать, что ее девственность была у него, и ни у кого другого.

Но он знал бы правду, и даже такая мелочь была бы для меня утешением.

— Тогда заходи, — говорит Франко, указывая пистолетом на дверь. — И даже не думай что-нибудь попробовать предпринять.

Катерина плотно сжимает губы, но ничего не говорит, толкая дверь и проходя внутрь. Франко жестом подзывает своих людей, которые тут же хватают меня и отводят в дальний конец комнаты, пока Франко садится на край кровати.

— Иди прополощи рот в ванной, — говорит он Катерине. — А потом возвращайся сюда. Быстро, сейчас же.

Он наблюдает за тем, как она подчиняется, и на его лице появляется жестокая улыбка.

— Думаю, сначала я заставлю ее раздеться для меня. Мои люди, конечно, отвернутся, я не могу позволить им увидеть мою будущую невесту обнаженной. Мне придется выколоть им глаза, не так ли, мальчики?

Мужчины, держащие меня, ворчат в знак согласия, а я смотрю на Франко.

— Ты не можешь свалить все это на меня, — шиплю я на него. — Я был жесток с тобой в детстве, я признаю это. Я был неправ. Но ты уже давно прошел тот момент, когда можно использовать это в качестве оправдания. Это не делает тебя сильным человеком, это превращает тебя в посмешище.

— Посмотрим, какую мелодию ты будешь напевать, глядя на собственные пальцы на ковре, — с улыбкой говорит Франко. — А что касается всего остального… ах, вот и она. Иди сюда, Катерина.

Его голос - ровный, четкий приказ, и Катерина повинуется. Ее глаза сверкают злобной ненавистью, но она пересекает комнату и направляется к нему.

— Что? — Спрашивает она, в ее голосе звучит фальшивая покорность, и Франко слышит ее. Он молниеносно встает, его рука внезапно оказывается в ее волосах, причем достаточно сильно, чтобы причинить боль, когда он поворачивает ее ко мне лицом.

— Говори со мной с уважением, девочка, — шипит он. — А теперь скажи мне правду. Он к тебе как-нибудь прикасался?

Катерина качает головой, а я изо всех сил стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Она, конечно, лжет, но еще неизвестно, насколько хорошо ей это удастся и купится ли на это Франко.

— Ты уверена? — Он откинул ее голову назад, а другой рукой провел между ее ног, чтобы погладить киску через джинсы. — Вы оба заверили меня, что его член еще не был здесь, но как насчет его языка? Его пальцев?

Катерина вздрагивает. Она ничего не может с этим поделать, я знаю, не далее, как час назад я отшлепал ее по этому месту и довел пальцами до множественных оргазмов. Она болезненна и чувствительна, а прикосновения Франко слишком грубы. Он сильно шлепает ее по этому месту, и она вскрикивает. Это не крик болезненного удовольствия, как было со мной, а протест, и Франко жестоко усмехается.

— Лгунья, — шипит он ей на ухо. — Конечно, я должен быть зол, и я зол. Но я также доволен. Я хочу причинить вред Луке, и ты даешь мне все необходимые поводы. — Он дергает головой в мою сторону. — Сломайте два первых пальца на его правой руке. Сейчас же.

— Нет! — Кричит Катерина, пытаясь вырваться из рук Франко, но он тащит ее вперед за волосы и удерживает на месте, стоя с ней в футе передо мной.

— Сделайте это, — рычит он, и один из его людей хватает меня за руку.