Глава 10

Ками

Прошлая ночь была как глоток свежего воздуха.

Не из-за инцидента в ночном клубе, а после, когда Макс смотрел со мной фильм.

Он улыбнулся и даже несколько раз рассмеялся.

Его улыбка. Святая сексуальность.

Это сделало его взгляд в миллион раз более напряженным. В нем была искра, словно он пытался разжечь огонь, и у меня возникло ощущение, что если бы это произошло, он был бы неотразим.

Его улыбка превращает его из серийного убийцы в потрясающего красавца.

Интересно, знает ли он вообще, насколько это меняет его черты.

Одетая в джинсы, толстовку с капюшоном и кроссовки, по просьбе Макса, я проверяю свою сумку с фотоаппаратом, когда он спускается по лестнице.

Я поднимаю голову, и воздух со свистом вырывается из легких.

— Господи, — шепчу я, когда вижу серые спортивные штаны, которые на нем надеты. Мои глаза останавливаются на очертаниях его мужского достоинства под тканью.

Святое. Дерьмо.

— Из-за тебя у каждой женщины будет сердечный приступ.

Или взрыв яичников.

Он останавливается у подножия лестницы.

— Почему?

— Ты не можешь носить серые спортивные штаны на публике.

На лбу Макса появляется морщинка.

— А что не так со спортивными штанами?

У меня даже не хватает умственных способностей обдумывать свои слова, прежде чем они слетают с моих губ.

— Они выглядят слишком сексуально, Макс. Это как если бы я ходила по улицам в нижнем белье.

Его бровь приподнимается.

— Я в этом очень сомневаюсь.

— Для женщин серые спортивные штаны на мужчине – эквивалент нижнего белья. Как ты можешь этого не знать?

Не в силах остановиться, мой взгляд скользит по упомянутым спортивным штанам. Покалывание распространяется по моему животу, и я начинаю возиться со своей сумкой для фотоаппарата.

— Я вернусь через секунду, — ворчит Макс.

Я поднимаю глаза и откровенно любуюсь его задницей, пока он возвращается в спальню.

Вздыхая, я прикусываю нижнюю губу.

Черт, надо было сфотографировать его в спортивных штанах. Это разошлось бы за миллионы.

Когда он снова выходит из своей комнаты, я издаю стон, потому что черные брюки-карго не намного лучше.

Он все еще выглядит сексуально.

Он подходит ко мне и спрашивает:

— Лучше?

Я качаю головой и признаю:

— Честно говоря, ты мог бы надеть стариковскую пижаму и, вероятно, все равно выглядел бы сексуально. По крайней мере, все будут слишком заняты разглядыванием тебя, чтобы заметить меня.

Уголок его рта слегка приподнимается.

— Сексуально?

Я закатываю глаза и иду к лифту.

— Не напрашивайся на комплименты.

Макс щелкает ключ-картой, и когда двери открываются, говорит:

— Прикрой волосы капюшоном.

Я вздыхаю и хмуро смотрю на него, когда он подходит и встает рядом со мной.

— Это не сработает. Папарацци заметят меня за милю, и они, вероятно, уже знают, что ты мой телохранитель, так что ты легко меня выдашь.

— Попробовать стоит, — бормочет он.

Макс сказал, что мне следует одеться удобно, так я не буду привлекать внимания. Не думаю, что это сработает, но я готова попробовать, чтобы сохранить мир между нами. Я просто надеюсь, что то, что я в джинсах, не появится завтра на первой полосе.

Натянув капюшон на голову, я улыбаюсь Максу.

Я все еще в шоке от того, что он пытается быть более человечным, и я не лгала, когда говорила, что ценю это. Я чувствую себя менее напряженной рядом с ним.

Лифт на парковке открывается, так что мы можем выскользнуть через черный ход, и я позволяю Максу осмотреть окрестности, прежде чем присоединиться к нему.

— Куда ты хочешь пойти? — спрашивает он, пока мы идем к выходу.

— Куда угодно. Обычно я езжу по городу, пока не увижу что-нибудь, что привлечет мое внимание.

Он останавливается и спрашивает:

— Хочешь взять машину?

Я качаю головой.

— Было бы здорово просто прогуляться. У меня никогда не получается этого сделать.

Кивнув, он кладет руку мне на поясницу. Если в первый раз, когда он сделал это без моего разрешения, меня это раздражало, то теперь его прикосновения заставляют меня чувствовать себя защищенной, и мне приходится подавлять желание придвинуться к нему поближе.

Когда мы выходим на тротуар, Макс не убирает руку и подходит ко мне ближе. Наши бока соприкасаются, и от каждого прикосновения одежды по мне пробегают мурашки осознания.

Хотя я и считаю Макса очень привлекательным, мне никогда не придет в голову начать что-то с ним. Не потому, что он мой телохранитель, а потому, что такие мужчины, как он, не смотрят дважды на таких женщин, как я.

Может, он и посмотрел бы, если бы я сбросила двадцать-тридцать фунтов, чего никогда не случится. Я слишком люблю поесть и отказываюсь морить себя голодом из-за мужчины.

Макс прижимается ко мне боком, когда говорит:

— Поверни налево.

Я следую его примеру и начинаю оглядываться в поисках чего-нибудь, что можно было бы сфотографировать.

Ничто не привлекает моего внимания, пока мы не доходим до Триумфальной арки. Голубь ищет на земле еду, и, взяв фотоаппарат, я выбираю черно-белую съемку и делаю пару снимков.

Внезапно птица взлетает, и я щелкаю как сумасшедшая, чтобы сделать как можно больше снимков. Как только голубь скрывается из виду, я оглядываюсь в поисках чего-нибудь еще. Я вижу пожилую женщину, которая хочет перейти дорогу, в то время как поток машин проносится мимо нее, и делаю снимок сзади, чтобы не было видно ее лица.

Когда я снова начинаю идти, Макс идет рядом со мной. Наслаждаясь свежим воздухом на закате, я улыбаюсь ему.

— Спасибо, что делаешь это.

На его лице появляется сверхбыстрая вспышка эмоций, прежде чем он кивает.

Мы полчаса гуляем в направлении Эйфелевой башни, и я делаю пару хороших снимков, когда на Париж опускается ночь.

Честно говоря, мне кажется, я никогда не гуляла по городу так долго. Никогда не думала, что это может быть весело.

Мы заходим в кафе и заказываем два кофе на вынос. Потягивая напиток, я смотрю на Макса, затем спрашиваю:

— Ты хотя бы получаешь удовольствие?

Он кивает.

— Я люблю бывать на улице. У меня начинается лихорадка, когда я застреваю в помещении.

Я удивлена этой информацией.

— Тогда, должно быть, меня охраняет адский пес.

Он качает головой.

— Это проще, чем я ожидал.

— А чего ты ожидал?

Мы переходим улицу, прежде чем он отвечает:

— Избалованную светскую львицу, которая каждое утро просыпается, выбирая истерику и насилие.

У меня вырывается взрыв смеха.

— Нет, это была бы Джульетта.

Мое внимание привлекает камера, и, узнав парня, я бросаюсь за спину Макса и почти приклеиваюсь к его спине.

— Папарацци! Он стоит у входа в отель Four Seasons.

— Наверное, ждет, когда кто-нибудь выйдет, — говорит Макс. — Он тебя еще не заметил.

Макс останавливается и, обернувшись, заправляет мои светлые пряди под капюшон.

— Просто не поднимай голову. Ты похожа на случайную туристку.

Мое сердце начинает биться быстрее.

— Хорошо.

— Мы пройдем прямо мимо него. Он не ожидает, что светская львица наденет джинсы и будет ходить по улицам.

— Хорошо.

Макс обнимает меня за плечи, и я крепко прижимаюсь к нему. Должно быть, мы выглядим как близкая пара, когда идем навстречу стервятнику, который продаст мое фото в любой журнал Франции.

Я низко наклоняю голову, и когда мы приближаемся к папарацци, Макс интимно шепчет:

— Что бы ты хотела съесть на ужин, ma chérie?

Я почти спотыкаюсь, услышав, как он называет меня своей дорогой, но, зная, что это притворство, отвечаю:

— Все, что угодно. Я не привередлива.

Мы проходим мимо мужчины, и Макс продолжает обнимать меня, пока мы не сворачиваем налево по улице и не исчезаем из поля зрения папарацци.

Я оглядываюсь через плечо и заливаюсь смехом.

— Мы действительно справились с этим.

— Охотник никогда не ожидает, что его добыча окажется прямо перед ним, — говорит Макс, опуская руку и снова кладя ее мне на поясницу.

Я должна быть обеспокоена тем, как сильно мне начинают нравиться прикосновения этого мужчины.

Я делаю несколько случайных фотографий: машин, стоящих вдоль улиц; огней, сияющих из зданий; и даже мусорной корзины с выброшенным пакетом рядом с ней.

Когда мы возвращаемся в мой пентхаус, я жду, пока Макс проведет свой обычный обыск, прежде чем сказать:

— Спасибо за сегодняшний вечер.

— Не за что.

На его лице нет никакого выражения, и это заставляет меня попросить:

— Улыбнись мне хоть раз, и я оставлю тебя в покое до конца ночи.

Он качает головой, и это наполняет меня разочарованием.

— Ты можешь оставить меня в покое, только если мы посмотрим фильм.

Мое лицо озаряется ослепительной улыбкой.

— Хорошо, я не буду просить тебя улыбаться, если ты хотя бы съешь немного попкорна сегодня вечером.

Он прищуривается, глядя на меня.

— Не испытывай судьбу.

Направляясь к лестнице, я хихикаю:

— Однажды я заставлю тебя съесть закуски. — Я поднимаюсь на второй этаж, затем кричу: — Я только приму душ. Встретимся в гостиной через полчаса.

Я бросаюсь в фотолабораторию и кладу сумку с фотоаппаратом на стол, после чего отправляюсь в спальню. Чувствуя себя расслабленной и счастливой, я улыбаюсь от уха до уха, хватая пару шорт, футболку и чистое нижнее белье.

Если все так и останется, я не буду возражать против того, чтобы Макс был рядом. Когда он немного ослабляет бдительность, он на самом деле милый человек.

Просто не влюбляйся в этого мужчину. Тебе не нужно такое разбитое сердце в твоей жизни.