Но он не проснулся. Ни от раската грома, ни от того, что я встала с постели.

Я пошла в детскую, села в кресло у окна и смотрела, как бушует море, как дождь стекает по стеклу. Я потерялась в шторме, в своих мыслях, в будущем.

— Ты не должна вставать с постели без меня, — тихо прорычал голос.

Я не удивилась, так как ожидала, что Кип в конце концов придет.

— Если я буду будить тебя каждый раз, когда встаю, ты никогда не сможешь заснуть. Твоя дочь пинается о мой мочевой пузырь, — ответила я, потирая живот.

— Но ты встала не пописать. Ты здесь, — указал Кип. Затем он сдвинул меня с места, правда, только для того, чтобы сесть, а затем усадил меня к себе на колени. Кресло большое в нем просторно даже нам двоим. Троим, если учесть мой живот.

Я вздохнула.

— Я хотела дать тебе поспать.

Он поцеловал меня в висок.

— Я не хочу без тебя, — согласился он.

Некоторое время никто из нас не произносил ни слова, позволяя буре говорить за нас. В конце концов Бу вошел в комнату, встал у подножия стула, оценивая, хватит ли ей места, затем решил не делать этого и запрыгнул на пеленальный столик, потом на кроватку, чтобы устроиться в ней. Это было одно из его любимых мест. Наверное, мне следовало запретить ему спать там до рождения ребенка, чтобы не привык, но это было так мило.

— Я знаю, что технически, теперь моя очередь откровений, — сказала я, нарушая тишину. — Но ты расскажешь мне о них? Габби и Эвелин?

Руки Кипа крепче сжались вокруг меня, когда я произнесла их имена.

— За последние несколько месяцев я слышу их имена чаще, чем за последние пять лет, — пробормотал он, уткнувшись носом мне в шею и потирая живот.

Я поджала губы, новость не стала для меня сюрпризом. Кип, которого я знала до того, как мы поженились, был беззаботным, самоуверенным и законченным распутником. Тот Кип не намекал на трагическое прошлое. Ни капельки.

Потребовалось бы довольно сильное отрицание, чтобы заштукатурить такую толстую внешность. Мне было интересно, думал ли он вообще о них за пять лет.

— Если это слишком… — сказала я, не желая давить на него. Я все еще была напряжена из-за того, что он закрылся от меня.

— Это слишком, — сказал он. — Но именно поэтому я должен сказать тебе. Мне нужно дать тебе повод доверять. Узнать меня, — он погладил меня по волосам.

— Мы с Габби влюбились в старших классах, — объяснил он. — Она была милой. Ей нравилось жить в нашем маленьком городке. Но она также была бунтаркой, — я слышала улыбку в его голосе.

Несмотря на то, что она была мертва, маленькая часть меня завидовала Габби. За то, что она существовала в прошлом Кипа, за то, что умерла, потому что в его памяти она всегда будет идеальной, и он никогда не сможет испытывать ко мне таких чувств, какие испытывал к ней.

Крайне грубая и горькая мысль, но она вертелась у меня в голове.

— Она была девушкой, которую все хотели, и лишь мне удалось ее заполучить, — сказал он. — И… Эвелин, — он выдавил ее имя, и после это прогремел гром, словно подчеркивая.

— Она была идеальна, — сказал он. — У нее были голубые глаза. Темные волосы от матери. Она была любопытной. Любила ужастики.

— Ужастики? — удивленно спросила я.

Он усмехнулся. Это был теплый звук.

— Да, она любила зомби, вампиров — чем страшнее, тем лучше. Бесстрашная.

Его обожание дочери было ослепительно очевидным. Его погибшей дочери.

— Я сломался, когда они умерли, — прошептал он. — Разорвался на кусочки, которые больше не подходили друг к другу. Я хотел умереть. Много раз хотел, чтобы это произошло.

Мне пришлось проглотить сдавленный всхлип при одной только мысли о том, что Кипа не существует в этом мире. Ему удалось пережить это. Я кое как держала себя в руках, слушая это.

Кип погладил меня по животу.

— Роуэн спас мне жизнь, — сказал он. — И Каллиопа. Их семья, — он прислонился головой к моему виску. — Моя мама пыталась. Черт, она пыталась. Она хотела сохранить им жизнь ради меня. Она хотела запомнить их, увековечить их память. И я чертовски ненавидел ее за это.

Я услышала ненависть к себе и сожаление в его голосе.

— Вот почему я ушел в отставку — слишком поздно — и вот почему переехал сюда, — он прочистил горло. — Мы переехали сюда, — поправил он. — Роуэн поехал со мной точно так же, как пересек со мной океан в гребаную зону боевых действий. Он хороший человек.

— Ты тоже, — мягко сказала я ему, услышав то, что он оставил недосказанным.

Он снова погладил мой живот, и наша дочь лягнулась, как бы подтверждая мою точку зрения.

— Нет, — возразил он. — Посмотри, что я с тобой сделал.

— Ты имеешь в виду, обрюхатил? — спросила я, поддразнивая своим тоном.

— Обрюхатил и оставил разбираться со страхом и травмой от всего, что было раньше, — поправил он.

Я вздохнула.

— Ты преуспел самобичевании, — сообщила я ему. — Ты здесь. Мы здесь. Пребывание в прошлом только отравляет будущее. Поверь, я знаю. И все еще работаю над этим.

Кип не ответил, а буря продолжала бушевать.

— Спасибо, — прошептала я. — За то, что рассказал.

Он поцеловал меня.

— Спасибо, что простила меня, — гром прогремел снова. — Ты простила меня, не так ли, женушка?

— Да, — сказала я без колебаний. — Я простила тебя.

Это правда. Но мы еще не выбрались из леса страхов. Я это чувствовала.