- Проснулась, да? Ну и дрыхнешь же ты!

Стоя на нижней ступеньке лесенки, Маринка заглядывала на печку. Ее большие зеленоватые, русалочьи глаза смотрели на Дину участливо.

- А мы тебя тут поджарили. Я Сашке говорю: "Давай хлеб в пекарне возьмем", а она: "Тесто куда денем? Сырым съешь?" Вот и поджарили. Зажарилась, да?

- Ничего, - ответила Дина, выбираясь из-под одеяла.

Печка дышала жаром, рубашка прилипла к взмокшей спине. В кухне было светло, вовсю светило солнце.

- Ой, мокрая вся! - Маринка шершавой ладошкой провела по Дининой щеке. - Купаться пойдешь? Я тебя до речки провожу и сама скупнусь. Ладно?

- Ладно.

Маринка соскочила с лесенки и на одной ноге, держа больную на весу, допрыгала до табуретки, села.

- Перевяжи, а? А то прошлый раз мне мама перевязывала, да она у нас в район за лекарствами уехала. А Сашке я не дамся.

- Сейчас.

Дина слезла с печки, натянула на себя платье и, опустившись на колени возле Маринки, принялась перебинтовывать ей ногу.

Маринка вздохнула, еще раз дотронулась ладошкой до Дининого лица и сказала:

- Ты не беспокойся. Папа все выяснит. Он все знает. Вот приедет и выяснит. А Сашку ты не слушай. Мы сейчас купаться пойдем, а потом обедать. А потом я тебя к нашим огуречным девчонкам поведу. А завтрак ты проспала, соня.

- Я не спала, - сказала Дина, - я просыпалась. Я даже слыхала, как вы за завтраком беспокоились о Барбансоне. И чего он вам дался, этот Барбансон!

- Еще как дался! - пожаловалась Маринка. - Он сумасшедший. Он может что-нибудь учудить по дороге. Барбансоном-то его из-за дедушки назвали, а у него от дедушки-то ничего и не осталось - ни породы, ни характера. Дедушка-то у него спокойный был. - Маринка вздохнула. - А уж с бугра-то он обязательно понесет.

- С какого бугра? - тихо спросила Дина.

- А с того самого, где я тебя встретила. Его давно надо было срыть, он же на самой дороге. Да раньше не догадались, наверно, да и села никакого тут не было. А теперь уж нельзя. Теперь там памятник.

- А я знаю, кто там, - вдруг вырвалось у Дины, и губы у нее пересохли.

- Кто?..

- Прорвался, - глухо сказала Дина.

Маринка сейчас же ухватилась за больную ногу и тоненько взвыла.

- Ой-ой-ой! Зачем же ты его прорвала? Я купаться хотела!

- С нарывом не купаются.

- А я хотела! А я буду! У нас в речке вода чистая! Как в колодце.

- А у нас в Брыковке нет речки, - задумчиво сказала Дина, - у нас пруд. Искупаешься в нем, а потом приходится со спины мазутные пятна отмывать.

Дина сейчас же пожалела, что сказала это, потому что Маринка до краев наполнилась презрением к Брыковке.

- А у нас тоже пруд есть! Только у нас чисто-чисто! Прозрачно-прозрачно! Идем, я тебе и пруд покажу!

- Постой. Дай ногу, покрепче перевяжу. Засоришь.

- А, заживет, - махнула рукой Маринка, - не первый!

Она схватила Дину за руку и потащила на улицу. За калиткой поджидала их целая орава девчонок - босых, загорелых, с разгоревшимися от любопытства глазами. Все разом уставились на Дину.

- Вот они, огуречники! - гордо представила их Дине Маринка. - Мы на малину просились, да нас не пустили. "Саранча", - говорят.

"Саранча" засмущалась.

- Идем! Идем! - воскликнула Маринка. - Там у нас купальное место есть у мостика.

- Я не пойду туда, - сказала Дина.

Она не смотрела ни на речку, ни на зеленеющие за ней сады, ни на лес, ни на огуречных девчонок. Она смотрела, и ей хотелось смотреть только туда - на дорогу, ведущую к холму с деревянным обелиском.

- Так у нас нету другого места! У нас тут кругом глубоко!

- Глубоко! - подтвердила "саранча".

- Вот я и искупаюсь, где глубоко.

- А там не купаются.

- А я искупаюсь.

- Ой, да там же не купаются!

Дина высвободила свою руку из цепких Маринкиных пальцев и пошла по дороге в сторону холма. Маринка от нее не отстала. Пошла рядом, подпрыгивая, как воробей, то и дело придерживая больную ногу за колено. Ее маленькие смуглые пальцы на босой ноге были похожи на крошечные картофелинки, которые попадаются иногда в земле, когда копаешь картошку на огороде в Брыковке. Огуречная команда двинулась за Маринкой.

- Прорвался, а болит! - заговорила Маринка сердито. - А я тебе сад хотела показать. Через мостик бы перешли - и в сад! У нас сады хорошие.

Внезапно Маринка ойкнула, резко повернулась и, припадая на больную ногу, побежала к речке.

- Барбансон! - крикнула она. - Вон! На бугре! Барбансон выполз!

И она на ходу стала стягивать с себя сарафан.

- Куда же ты?

- Купаться, - ответила Маринка, - а то если не скупнусь, он меня уже потом не пустит! Пока не заживет. Уж я знаю! Он такой, папка!

И она с разбегу бухнулась в речку. Подбежали огуречные девчонки и следом за ней с визгом и гамом стали плюхаться в воду.

Дина тоже увидела Барбансона. Гнедой сильный жеребец торопливой рысью спускался с бугра.

- Вылезай! - беспомощно крикнула Дина.

- Ага! Сейчас! - ответила ей "Маринка и нырнула под воду.

- Вылезай же! Слышишь? - снова крикнула Дина.

Ей вдруг стало страшно остаться один на один с человеком, который знал Ивана Чижикова. А человек этот был уже совсем рядом - Барбансон уже спустился с бугра.

- Вылезай же!

- Ага! - ответила Маринка. - Я сейчас нырну, а ты крикни что-нибудь. Я проверю, хорошо ли под водой слышно. - И она снова нырнула.

Тогда Дина стянула с себя платье и тоже бухнулась в речку. "Зря, ой как зря?" - подумала она, когда ледяные струи коснулись ее тела. Она нырнула в прозрачную глубину. Дно речки было ровным, песчаным. Большие темные раковины лежали в песке. Кажется, что-то учили про них в школе. Мелкие рыбешки, почти мальки, прозрачные и хрупкие, суетились перед глазами.

- ...а-ай! - донесся до нее приглушенный слоем воды крик.

- Выныривай! - кричала Маринка.

Дина вынырнула.

Опасность миновала - Барбансон уже выбрался на Маринкину улицу.

- Ты что же это! - стала ругаться Маринка. - Я уж думала, тонуть хочешь! Нырнула - и нет!

"Саранча" все еще бултыхалась в воде с визгом, плеском и шумом.

- Хорошо скупнулась, - довольным тоном произнесла Маринка, выбравшись на берег и натягивая на мокрое тело сарафан. - Теперь уже надолго скупнулась. Теперь уж он не даст.

Одевшись, она заторопила Дину, которая все никак не могла надеть платье, - так озябла, что руки тряслись.

- Ну идем же! Идем, Чижикова!

- Да, - прошептала Дина, - идем.

У нее тревожно и гулко билось сердце, и вдруг захотелось домой.

- Знаешь что, - сказала она Маринке умоляюще, - ты иди вперед... Ты ему расскажи про меня. А уж я одна дойду потихоньку. А то что же я сразу... Он приехал, а я сразу.

- Хорошо, - охотно согласилась Маринка и побежала к своему дому, попрыгивая по-воробьиному.

Уехать бы! Обратно! Домой! В Брыковку! Ведь увидела же обелиск на бугре! Ведь видела же!..

Но деньги на обратный билет лежали в кармане плаща, оставленного в кухне на вешалке, и чемодан с Лелькиными тапочками тоже остался там, на лавке.

Дина постояла немного на берегу, глядя на купающуюся "саранчу", стараясь заставить сердце биться спокойнее. Но оно не слушалось. Дина коротко вздохнула и пошла к дому...

Во дворе стоял уже распряженный Барбансон. Возле телеги возилась Саша.

Дина погладила Барбансона по шее, и он покосился на нее большим добрым глазом. И вовсе он не сумасшедший.

- Не давай ему воды! - крикнула Саша Маринке, гремевшей где-то в чулане ведрами. - Пусть остынет.

- А он уже остыл! - весело отозвалась из чулана Маринка. - Он спокойно шел. Он ничего не учудил. Правда, папа?

- Правда, - раздался мужской голос, и из дома на крыльцо вышел человек.

Он был высок и широкоплеч, с крупными, загоревшими до черноты руками. Он заслонил темной ладонью глаза от солнца и посмотрел зачем-то на небо. Может быть, его беспокоили облака над лесом. И Дина тоже посмотрела на небо, и снова ей вспомнилась Брыковка - там облакам почти всегда радовались.