Он провел большим пальцем по губе.

— Спроси другого.

Я моргнула.

— Нет. Это мой вопрос, и ты должен ответить.

Он пожал плечами.

— Тогда я пас.

— Фу, мне следовало догадаться, что ты мошенник, — проворчала я. — Хорошо, я задам другой вопрос.

Чувствуя себя нелепой, как ребенок, загнанный в угол, я пристально посмотрела на него и спросила:

— Ты предпочитаешь собак или кошек?

Он рассмеялся — над моим вопросом или надутым видом, я не знала. Я слушала его глубокий смех, от которого по телу пробежала дрожь, все время пытаясь притвориться, что это очень важный вопрос для меня.

— Думаю, собаки.

— Почему не кошки?

— Они не слушают.

Я задумчиво кивнула.

— Я могу себе представить, как это тебя обеспокоит, — я прикусила губу и, расстроенная своим напрасным вопросом, придумала решение: — Тогда мы сможем пройти только три раза. Используй это с умом, — предупредил я.

Он не выглядел таким уж обеспокоенным новым правилом. Это я должна была беспокоиться. Кто знал, что я выбегу раньше него?

И вот мы сыграли еще один раунд.

Мы подбрасывали в воздух пять камней, ловя как можно больше тыльной стороной ладони.

Когда я побеждал, во мне расцветал триумф. Мне было все равно, позволял он мне победить или нет, хотя мне нравилось представлять, что он просто не так хорош, как я. Однако я предположила, что если бы он играл так, как будто это было настоящее соревнование, это больше не было бы игрой. Выражение его глаз сказало мне, что это могло быть более точным, чем моя честная победа. Я бы все равно согласилась.

— Ты собираешься участвовать в турнире?

— Нет.

— Почему бы и нет? Ты бы победил, — выпалила я.

Будь проклята моя честность ...

Хитрая улыбка тронула его губы.

— Ты так уверена во мне, принцесса?

Дрожь пробежала по мне от этого дурацкого прозвища.

— Ну, все, что я хочу сказать, это то, что ты не человек, и поэтому у тебя есть преимущество, — я пожала плечами. — Конечно, ты бы победил.

— Я не хочу убивать своего брата.

О... Я предполагала, что Ролдан войдет в это. Я содрогнулась при мысли о том, что он будет править городом. И тогда я не могла не почувствовать, как в мою грудь просачивалось негодование из-за того, что Уэстон не убил Ролдана за то, что он сделал со мной. Что он этого не сделал бы. Я сглотнула, отгоняя опасное чувство.

— Значит, только твой отец?

Он покачал головой.

— Кроме того, у меня впереди не такое будущее.

Я запнулась. Как я могла забыть? Он казался таким нормальным... таким здравомыслящим, сидя здесь со мной, что я упустила из виду тот факт, что у него не было стабильного будущего впереди. Прежде чем я успела осознать это, он уже занял свою очередь.

— Какие у тебя дела в городе? — спросил он.

— Пас.

Я не думал, что он знал о судьбе. И я, конечно же, не собиралась ему говорить.

Его глаза сузились.

Я пожал плечами.

— Ты сдал, могу и я. Спроси еще что-то.

Он посмотрел на меня, и точно так же, как я делала раньше, когда чувствовала себя обманутой из-за того, что он ушел от ответа, он задал глупый вопрос.

— К какому цвету ты неравнодушна?

Смех застрял у меня в горле, когда я обдумала это.

— Розовый, я думаю.

Он приподнял бровь.

— Что? — спросила я, поудобнее устраиваясь на коленях. — Розовый — яркий... и вселяющий надежду.

— Хорошо, принцесса, — сказал он, забавляясь. — Твоя очередь. И на этот раз не жульничай. Ты никогда не бросала один из этих камней, ты держала его между пальцами.

Да, да. . .

— Что означает красное кольцо?

Не сдавай. Не сдавай.

К моему изумлению, он этого не сделал.

— «Т» получают все Титаны, когда приносят присягу. Каждое черное кольцо означает другое выигранное нами испытание. Чем толще кольцо, тем престижнее соперник...

— Для чего нужны испытания?

Он пожал плечами.

— Власть. Что еще?

Действительно.

Он продолжил.

— Красное кольцо — знак стыда. Когда мне было восемнадцать, я покинул Титан на несколько лет, и когда я решил вернуться, мне пришлось принять клеймо бесчестия и наказание, которое за этим последовало.

— Куда ты ходил? — спросила я.

Его глаза сузились, когда он понял, что я задавала больше вопросов, чем позволено.

— В другом месте.

— Это дополнительный вопрос. Все знают, что это разрешено, — объяснила я.

— Ты не можешь просто придумывать правила по ходу дела.

Я фыркнула.

— Ладно. Но, по крайней мере, скажи мне, каким было наказание.

Он бросил взгляд в другой конец комнаты.

— Мы просто скажем, что, когда я сказал тебе, что предпочту две недели пыток, чем услышать твои мысли, я был там.

У меня сжалось горло. Воздух в комнате сгустился, и, чтобы поднять настроение, я пошутил:

— Мои мысли были настолько плохими, да?

Он бросил на меня напряженный взгляд, от которого мое сердце забилось в груди так неровно, что я отвернулась и потянулась за камнями, чтобы сыграть еще один раунд.

К сожалению, на этот раз он победил.

— Что последнее в твоем списке?

Я поджала губы.

— Пас.

Он приподнял бровь, его интерес возрос.

— Ты уверена, что хочешь использовать для этого один из своих пропусков?

Я решительно кивнула.

Он прислонился к полке, положив руку на колено, и наблюдал за мной, точно так же, как делал это много раз до этого в промежутке между этим местом и Элджером. Мое дыхание стало поверхностным.

— На что это было похоже?

Такой неопределенный вопрос, но по его грубому, почти раскаивающемуся тону я точно поняла, о чем он спрашивал. Я посмотрела в потолок.

— Это было... четыре месяца... темноты и холода. Это казалось бесконечным. Я все еще мечтаю об этом, иногда мне кажется, что это призрак, который преследует меня, — закончила я, приподняв плечо.

Я не умела выставлять себя напоказ, и мне всегда казалось, что мне нужно поднять настроение, принизить момент. Другие купились бы на мое безразличие. Я не верила, что Уэстон это сделал, и это вызвало во мне прилив неуверенности.

Передавая ему камни, я почувствовала, как по моей коже пробежала дрожь, когда пальцы Уэстона коснулись моих собственных. Он настороженно посмотрел на меня, прежде чем начал свой ход.

До этого момента я не осознавала, как уклонялась от некоторых важных вопросов, которые у меня были: кто он такой и что собирался с этим делать. И о том, что он здесь делал, и я думала, что все это взаимосвязано.

Раскрытие мрачной правды об этом разрушило бы этот волнующий момент, а я не хотела этого делать. Но каким-то образом, когда я выиграл этот раунд, я вспомнила то, что рассказал мне Ролдан, об их народе, об их неизбежной скуке. И до сих пор, видя, как Уэстон всегда наблюдал за мной, словно я была каким-то развлечением, я поймала себя на том, что спрашиваю:

— Я забавляю тебя, не так ли?

Это был простой вопрос. Безобидный, как я думала. Требующий простого ответа "да" или "нет".

Но когда воздух стал тяжелым, тишина превратилась во что-то громкое и самонадеянное, я поняла, что незатейливый вопрос был для него чем-то совершенно другим.

Его взгляд метнулся ко мне, когда слова слетели с моих губ, и пока тишина душила меня, я чуть было не собрала камни и просто не ушла.

— Пас.

Мое сердце забилось с явным облегчением, неглубокий вздох сорвался с моих губ. И, найдя в себе решимость продолжать эту игру, я подумала о том, что занимало мои мысли в последнее время.

— Тебе нравится моя лошадь, не так ли?

Он бросил на меня тяжелый взгляд, но не сказал ни слова. Одна секунда превратилась в две, которые превратились в три.

— Что-то в этом роде.

Мое сердцебиение замедлилось, и просто, чтобы разрядить обстановку, я кивнула и сказала:

— Ты любишь его, — я прочистила горло. — Еще один раунд, прежде чем я пойду к Галанту?

И вот мы сыграли последний раунд, когда нам следовало уйти, пока мы были впереди. Возможно, если бы я выиграл, все сложилось бы по-другому. Но, увы, я проиграла, обвинив проблему в том, что была слишком увлечена, чтобы увидеть Галанта.

Камни выпали из моей руки, рассыпавшись по полу вокруг нас. И со вздохом разочарования, но с энтузиазмом оттого, что я снова увидела бы свою лошадь, я даже не подумала, прежде чем перегнуться через Уэстона, чтобы схватить камень рядом с ним.

Я стояла поперек него на четвереньках, его нога касалась моего пупка, а моя сторона — его живота. Мою кожу покалывало, посылая теплую дрожь по телу от легчайшего прикосновения, и поза, в которую я себя поставила, нахлынула на меня.

Остаток воздуха из моих легких вышел неглубоким вдохом, когда я замерла, точно так же, как тогда, в холле. Мой пульс трепетал, как крылья бабочки, мое сердцебиение билось в унисон. Я была так спокойна, как будто если бы я сдвинулась хотя бы на дюйм, то не выбралась бы из этой комнаты живым.

У меня перехватило дыхание от легкого, как перышко, прикосновения к моим ребрам, посылая хаос покалывающих мурашек по всему телу. И когда он провел своей грубой рукой от моей щеке к затылку, убирая завесу волос с моего лица, я вздрогнула. Мурашки побежали по моим рукам. Напряжение в моем животе, пустота между ног, хотя я никогда не знала ничего другого, заставили меня повернуться к нему, положив ладонь на пол между его ног, чтобы я могла подойти ближе.

Стоя на четвереньках, наклонившись к нему, я могла только представить, что в этом платье я выгляжу так, словно мне заплатили за то, чтобы я обслуживала его так же, как та женщина в холле обслуживала того мужчину. Вместо того чтобы от этой идеи мне стало стыдно, она заставила меня затрепетать в предвкушении, заставила почувствовать себя могущественной, важной.

Я была всего в нескольких дюймах от его губ, но его взгляд был устремлен куда-то еще — вдоль изгиба моего позвоночника, моей спины; жар его взгляда скользил по низкому вырезу моего лифа. Он встретился со мной взглядом, полным смятения и разочарования.

— У меня все еще есть вопрос.

Я ждала.

Его пальцы запустили пальцы в волосы у меня на затылке. Это действие притянуло меня ближе; так близко к его губам, что наше дыхание смешалось.