ДА. Мне никогда не нужен был воздух, мне нужно было это.

Под моей кожей вспыхнули искры, волна тепла разлилась по моей крови, и я поцеловала его в ответ, как будто планировала это годами, запустив руки вверх по его куртке, вокруг шеи и в волосы.

Его губы играли с моими снова и снова, его язык проникал внутрь и сплетался с моим, как будто он был зол на меня и на самого себя, и единственный способ выплеснуть это наружу был через наши рты. Он был в ярости. Я чувствовала это в его движениях, слышала это в его дыхании. И мне это нравилось.

Каждое теплое, влажное прикосновение его языка посылало горячую вибрацию давления по ленивой дорожке между моих ног.

Тепло его рук скользнуло вниз, к моему заду, сжимая так сильно, как только могло поместиться в его ладонях, прежде чем притянул меня к себе, в положении, в котором нам так было намного лучше.

Я прижалась к нему, придвигаясь так близко, как только могла; даже самые незначительные прикосновения вызывали вспышку удовольствия, обжигая еще жарче: прикосновение его пальцев к бокам моих обнаженных бедер; скольжение моих грудей по его груди каждый раз, когда мы сливались в очередном поцелуе с открытым ртом; мягкое, но грубое давление его губ на мои собственные.

Я думала, что сильное давление внутри меня взорвалось бы, когда он потянул за волосы у меня на затылке, чтобы провести своим ртом по моему горлу. Стало еще жарче, стон вырвался между двумя отчаянными вдохами, когда он прикусил мочку моего уха, после чего нежно пососал за ухом.

Он поднял меня, а затем бросил на штабель ящиков, его руки скользили все дальше и дальше вверх по моим бедрам, задирая платье по ходу движения. Каждое нервное окончание внезапно напряглось в этом месте; каждое мельчайшее движение заставляло меня раскачиваться, побуждая его руки задирать мои юбки до упора.

Мне было жарко везде. Так жарко. Ленивое давление в нижней части моего живота превратилось в жгучую тяжесть, которую нужно было потушить. Он оторвался от моего горла, чтобы крепко поцеловать меня, и я отдалась его рту, прижимаясь к нему бедрами.

Искры вспыхнули у меня под кожей, когда он целовал меня так долго, что я не знала, где заканчивалась я и начинался он. Куда бы ни касались его руки, мои нервные окончания обжигали, как дождь на раскаленном камне.

И когда мои движения стали отчаянными, мои руки потянулись к пуговицам на его куртке, мои ноги обвились вокруг его ног, побуждая его крепко прижаться ко мне, с грубым, сердитым звуком он отстранился, хотя его руки все еще, как два огня, лежали по бокам моих бедер.

Я втянула в себя воздух, его пылающий взгляд был прикован ко мне. Звуки нашего дыхания на несколько мгновений наполнили воздух. В голове у меня светло, зрение все еще затуманено бессмысленной дымкой.

Его слова были тихими и грубыми.

— Кто ты?

Внутри меня расцвела улыбка воспоминания. Я наклонилась, касаясь своими губами его губ.

— Меня зовут Каламити, — прошептала я, повторяя то же самое, что сказала ему почти год назад.

Когда наши губы уже соприкасались, было слишком трудно сопротивляться — он зажал мою верхнюю губу между своими. Я просунула язык ему в рот и застонала, когда он нежно пососал его.

А затем он отстранился, его руки полностью оставили меня.

— Черт. Черт, — прошипел он.

Он повернулся, его спина была напряжена, он положил руки на затылок, как будто что-то снимал.

Я посидела там мгновение, чувствуя себя опустошенной без его рук на мне. Соскользнув с ящиков, я сделала шаг в его сторону, но остановилась, когда в мой адрес прозвучало:

— Каламити, не надо.

Но потом я сделала всего лишь еще один шаг, и еще, и еще.

Он резко обернулся.

— Ты что, не понимаешь по-английски?

Так вот что было все это время? Предполагалось, что слова были резкими, но они прозвучали устало и грубо.

— Я только забыла выучить некоторые слова, — сказала я, встав прямо перед ним. — Например, "не надо’. Я понятия не имею, что это значит.

На его лице промелькнуло веселье, как будто он не хотел находить это смешным, но это было так.

Пока мы стояли там, социальная пропасть между нами росла, огромная и предполагающая, что я не хотела, чтобы это заканчивалось, пока нет. Я просто хотела немного большего, чтобы, найдя своего кузнеца, я могла быть довольна этим, мы с Уэстоном расстались, забыли друг друга. Нашли завершение.

Когда выражение лица Уэстона внезапно посуровело, его глаза сузились, я поняла, что в какой-то момент, пока он целовал меня, стены в моем сознании рухнули. Я быстро заставила их подняться обратно.

— Кузнец, да? — его безразличный тон не соответствовал тому мрачному взгляду, которым он смотрел на меня.

Я прикусила губу, кивнула и подошла ближе к нему, проводя пальцем по клейму на его руке.

— Ты убил своего отца, — тихо сказала я, обводя пальцем букву Т

— Никогда по-настоящему не любил этого ублюдка.

Смех подступил к моему горлу. Это было не смешно — это серьезно встревожило. Но то, как он это сказал, было похоже на то, что принять решение было несложно.

— Я не думаю, что покаяние поможет в этой ситуации, — задумчиво сказала я, представляя, как он сидел рядом с отцом Мэтьюзом и признавался во всех своих грехах. Они пробыли бы там год. Нет, два.

— Нет? — спросил он, и в его глазах вспыхнуло веселье. — Думаешь, у меня не осталось никакой надежды?

Покачав головой, я полностью прислонилась к нему, грудью к животу, глядя ему в глаза.

— Я в это не верю. Но поскольку я знаю, что ты этого не сделаешь, я покаюсь за тебя.

Мое сердце подпрыгнуло на ступеньку выше, когда я покаюсь за тебя... повисло в воздухе вокруг нас, как самая грязная фраза, когда-либо сказанная. Это превратилось в тяжесть, наполненную ожиданием. Мое дыхание стало прерывистым, когда его руки коснулись моего лица, его большой палец скользнул по моей щеке, прежде чем его губы поймали мои, с силой отталкивая меня назад, когда он сделал шаг вместе со мной.

Со стоном его руки обхватили мой зад, поднимая меня на ноги и прижимая к себе. Я прижалась спиной к стене, тепло его тела плотно прижималось ко мне. Наконец-то.

Это было более рваным, грубым, неистовым, чем предыдущий поцелуй. Но это был худший вид поцелуя: такой, что ты задавался вопросом, если бы он никогда не прекращался, куда бы он делся. Насколько по-другому мог бы выглядеть ваш день, если бы вам дали шанс узнать об этом.

К сожалению, я этого так и не сделала.

Прерывисто вздохнув, Уэстон отстранился, сказав:

— Я слышал тебя можно поздравить.

Я моргнула, выныривая из тумана, озадаченная тем, что он имел в виду, но затем знакомый смешок за спиной Уэстона заставил меня понять, что он обращался не ко мне.

Максим.