41.

41.

ДАТЧ

Баскетбольная площадка за школой пуста, что меня удивляет. Я думал, что здесь будет прятаться больше людей. Похоже, эта школа из тех, где спорт преобладает над музыкой.

— Одного ученика зарезали под сеткой на выпускном вечере. — Говорит Бриз, заметив, куда устремился мой взгляд. — Копы установили камеры. — Она показывает пальцем на углы парка, где на нас направлены красные мигающие фонари. — Так что здесь больше никто не прохлаждается.

— Ты знаешь, где Каденс? — Грубо спрашиваю я.

— Даже если бы знала, думаешь, я бы тебе сказала?

Бриз плюется. Ее глаза полны ненависти ко мне.

— Ты хотя бы знаешь, все ли с ней в порядке?

В моем тоне звучит нотка отчаяния. Мне все равно. Я схожу с ума, думая обо всем плохом, что могло случиться с Кейди. Я не смогу дышать, пока не узнаю, что с ней все в порядке.

— О? Теперь ты беспокоишься о ней?

— Бриз. — Рычу я, мое терпение лопнуло.

— Ей не следовало влюбляться в тебя.

Я замираю. Я впервые слышу, как кто-то подтверждает чувства Каденс ко мне. Даже она еще не признавалась мне в этом.

Ветер усиливается, и порванная сетка колышется взад-вперед.

— Раньше мне нравилась твою группа. — Тихо говорит Бриз. — Я слышала гнев и боль в твоей музыке, и это трогало меня, потому что я тоже чувствовала этот гнев. Я просыпалась каждый день, сгорая от него.

Она облизывает губы.

— Но после того, как я услышала, что ты и твои братья сделали с Кейди, я не могла этого не видеть. Каждый раз, когда я слушала твою музыку, каждый раз, когда я слышала этот гнев, я представляла, что сделает эта ярость, если она будет направлена на невинного человека.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

Чувство вины вонзается мне в грудь.

— Короли, группа, Redwood... Было время, когда я хотела быть ближе к этому свету. Я никогда не говорила ей, но я завидовала Кейди. Пойти в школу с вами четырьмя стало моей мечтой.

Выражение ее лица ожесточается.

— Но иногда мечты должны оставаться там, где они есть. Если они присоединяются к тебе в реальном мире, ты понимаешь, что при свете они уродливы и презренны.

— Ты знаешь, где Кейди или нет? — Выдавил я из себя.

— Зачем она тебе, Датч? Чтобы ты мог управлять ею?

Мои глаза метнулись к Бриз.

— Думаешь, раз она бедная, раз здесь... — Бриз жестом показывает на заборы с цепями, граффити, камеры, — то есть там, откуда она родом, она должна быть тебе благодарна, даже если ты причинишь ей боль?

— Я никогда не причиню ей вреда. — Я сделал паузу и добавил: — Больше нет.

— Ты не можешь давать такие обещания, потому что даже не знаешь, что такое любовь. Кто сказал, что она тебе не надоест? Может быть, через несколько недель она перестанет быть интересной, и ты найдешь другую бедную, беспомощную студентку, с которой будешь играть.

— Веришь ты мне или нет, но моя любовь к Каденс настоящая. И она не изменится. Мне нужно знать, где она.

— Чтобы ты мог мучить ее еще больше? Ты думаешь, что управлять ею и одержим ею... ты думаешь, что все это — любовь? Нет. Это заблуждение. Это контроль. Это зло.

Мои губы нахмурились, и я огрызнулся:

— Если ты не собираешься мне сказать, то мне больше ничего от тебя не нужно.

Я кручусь на месте, мой гнев клокочет под кожей и просится наружу. Обвинения Бриз, словно когти, рвут ткань моего сознания.

Неужели она права? Неужели моя любовь причинила Кейди боль, а не сделала ее жизнь лучше?

— Я рада, что она сбежала от тебя.

Все мое тело замирает. Я кручусь. Бросаюсь вперед. И в мгновение ока оказываюсь перед Бриз.

Нависая над ней, я рычу:

— Что ты имеешь в виду, говоря, что она убежала от меня? Ты хочешь сказать, что Кейди никто не похищал. Она сама решила уйти?

Бриз насмехается:

— Почему бы тебе не спросить своего отца?

Я вваливаюсь в двери отцовской студии, не обращая внимания на то, как Люсьен смотрит на меня, а Рон пытается меня остановить.

— Мистер Кросс, вы не можете...

Мой кулак сталкивается с лицом Рона, прежде чем он успевает схватить меня за руку. Я сминаю кожу, кость и плоть и слышу, как что-то трескается.

Волна удовлетворения захлестывает меня.

Люсьен рычит. Он бросается на меня, ничего не сдерживая, глаза горят так, будто он всю жизнь мечтал об этом моменте. Рон поднимается с того места, где он, пошатываясь, стоял у отцовского стола. Вместе они с силой сгибают мои руки за спиной и опускают меня на колени.

Я улыбаюсь, несмотря на боль. Я знал, что успею нанести только один удар, и рад, что успел его засчитать. У Рона кровь идет сильнее, чем у меня.

Жаль только, что я не успел поприветствовать Люсьена.

Может быть, в следующий раз.

— Что все это значит?

В комнату входит отец, одетый в водолазку, джинсы и с самодовольным выражением лица. Он окидывает взглядом своих телохранителей, оба тяжело дышат.

— Привет, папа. — Мрачно говорю я.

— Разве ты не должен быть в школе...

— Где. Она?

— Кто?

Одно слово. Один взмах бровью. Но я вижу правду так, словно она вошла в комнату вместе с нами.

Отец забрал Кейди — независимо от того, добровольно она уехала или нет.

Это он стоит за всем этим.

— Я покончу с тобой. — Рычу я. — Где она, черт возьми?

— Ты должен быть более конкретным, сынок.

Отец подначивает меня, в его тоне сквозит веселье.

Мой отец не может скрыть, когда видит чужую боль. Он питается ею. Как призрак. Как демон.

Я ношу свои эмоции на рукавах, не в силах скрыть отчаяние, а он поглощает их, как жадный ублюдок.

— Я спрошу об этом еще раз. — Рычу я, поднимаясь на ноги. — Где она?

Отец натягивает на лицо безучастное выражение. Медленно подойдя ко мне, он опускается на одно колено. Голосом, похожим на рептилийское шипение, он шепчет:

— Я же говорил тебе не играть со мной в эту игру, Датч. Ты слишком молод и слишком импульсивен, чтобы видеть общую картину.

— Где! — Рычу я.

Мое тело дергается, когда я борюсь со своими человеческими ограничениями, но Люсьен и Рон держат меня в своей хватке.

Отец бьёт меня по ушибленной щеке. Он бьет по ней снова, сильнее. В комнате раздается звук соприкосновения кожи с кожей.

— Теперь ты в высшей лиге, Датч. Это не Redwood Prep. Это реальный мир, и здесь ты просто ребенок без власти.

Мои глаза сужаются.

— Теперь ты понимаешь, почему тебе не стоит идти против своего отца? — Он говорит строгим тоном. — Теперь мне придется выглядеть плохим парнем.

— Ты думаешь, я бессилен? — Я медленно поднимаю голову. — Я собираюсь разрушить твое королевство, кирпичик за кирпичиком.

Он вздергивает обе брови, все еще выглядя забавным.

— Если ты прикоснешься к ней...

— Не трать мое время на угрозы.

Он выпрямляется и идет к мини-бару, уверенной походкой.

Высокомерный.

Всегда чертовски высокомерен.

Как будто ничто в этом мире не может его расстроить.

И даже если бы это случилось, он бы никому не позволил этого увидеть.

— Хочешь верь, хочешь нет, но это она пришла ко мне, сынок.

— Быт...

— Я уверен, что она сама обо всем договорилась, даже если уехала в спешке.

У меня в голове все крутится. Вай сказала, что Каденс велела ей остаться в доме подруги. Она намекнула, что уезжает Бриз.

Если ее похитят против воли, успеет ли она подготовить свой круг?

— Вот почему ты никогда не влюбляешься, Датч. — Отец наливает себе виски. Он колеблется, а потом наливает и мне. — Это делает тебя слабым. Делает тебя уязвимым. И чем сильнее ты пытаешься защитить эту любовь, — он подносит чашку ко мне, — чем крепче ты пытаешься ее удержать, тем сильнее она хочет вырваться.

Отец жестом призывает своих «мясоедов» отпустить меня. Рон убирает руку, но Люсьен, отпустив меня, бросает вперед.

Мои руки шлепаются на землю, рикошетом отдавая болью в локоть и плечи.

Я поднимаю голову и смотрю на него. Люсьен хмурится и вместе с Роном отступает к краю комнаты.

Отец предлагает мне взять янтарную жидкость.

Я беру чашку и переворачиваю ее. Виски вываливается на ковер и пахнет спиртным.

Отец хмурится.

— В одном ты прав. Вся моя жизнь впереди. Но ты... — Я придвигаюсь к нему: — На кон поставлено так много. И твоя жизнь уже наполовину закончилась. Если ты потеряешь все сейчас, возврата не будет.

Его глаза слегка расширяются, что свидетельствует о его дискомфорте.

Я роняю пустой стакан из-под виски на пол. Он подпрыгивает на ковре, но не разбивается.

— Я собираюсь найти ее, и тебе лучше молиться, чтобы никто не повредил ни одного волоска на ее голове. Если у нее будет хоть один сломанный ноготь, я приду за тобой. Посмотрим, какой ущерб я смогу нанести в реальном мире.

Левый глаз отца подергивается, но это единственный внешний признак его недовольства.

Я иду к двери.

— Она знает. — Кричит мне вслед папа.

Мои ноги внезапно приклеились к земле. Я не могу пошевелить ни единым мускулом.

— Не похоже, чтобы она плакала. Она была так холодна, когда спросила меня, правда ли это. Я ответил «да», и она просто... — Отец останавливается для пущего эффекта. — Она просто вздохнула и кивнула. Как будто это наконец-то стало для нее понятным. Почему ты хотел, чтобы она была рядом. Почему ты ее преследовал. — Он усмехается и наливает себе еще один бокал. — Я никогда не видел, чтобы кто-то так трагически настроился после того, как узнал, что их парень видит в них только личную шлюху.

Я разворачиваюсь, мое лицо громоподобно, но папины головорезы слишком быстры. Меня удерживают за руки, и я снова падаю на пол.

— Ты никогда не получишь того, чего хочешь, Датч. Не сейчас. Никогда. — Отец улыбается мне. — Я предлагаю тебе забыть о той девушке. Она давно ушла. И я имею в виду не только физически. Вот здесь. — Он постукивает себя по груди. — Ты так далеко от нее.

— Что ты сделал? — Вырывается у меня.

— Я открыл ей глаза. Я заставил ее увидеть, что есть мир за пределами тебя. Она расширяется, превращается в то, что ты даже не можешь себе представить. — Отец невозмутимо потягивается. — Я говорю серьезно, когда говорю, что это хорошо для нее. И если ты действительно любишь ее, Датч, ты освободишь ее.

Мои внутренности скручиваются в болезненный узел.