— Тебе придется смириться с тем фактом, что какая-то часть твоего состояния — это то, что ты получил за идею украденную у глупой, излишне оплачиваемой, — она переводит взгляд на Хейса, — пустой траты кислорода. Одно это стоит больше, чем все деньги в мире.

Мне хочется завернуть ее в одеяло и защитить, уберечь от жестокой словесной атаки, которая я чувствую надвигается. Но ей не нужно, чтобы я ее спасал. Лиллиан чертовски хорошо умеет спасать себя сама.

Август открывает рот.

— Если думаешь, что мне не все равно...

— Стоп. — Она поднимает ладонь вверх. — Я больше не обязана слушать твой голос. Я не работаю на тебя. — Она смотрит на меня, и гордость, которую я вижу в ее глазах, заставляет меня любить ее еще больше. То, что я считал не возможным. — Мы можем пойти? Я умираю с голоду, и мне действительно пора на работу.

Я предлагаю ей свой локоть.

— Конечно, детка.

Она кладет свою руку на изгиб моего локтя, и мы поворачиваемся, чтобы уйти.

— Кишка тонка, — бормочет Август себе под нос.

Лиллиан останавливается, оглядывается через плечо на старика.

— Не зли меня. А то я могу проснуться утром и передумать.

— Хейс, — говорит Август. — Составь соглашение о неразглашении и попроси мисс Джиллингем...

— Я не подпишу его. — Она преувеличенно вздыхает, чтобы все слышали. — Ты не можешь контролировать меня, Норт. Это должно быть больно.

— Джиллингем. — Хейс встает и осторожно подходит к ней. — Как адвокат «Норт Индастриз», я должен посоветовать...

— Отвали, Аид.

Александр открыто и громко смеется, и я следую его примеру. Я бросаю на Хейса взгляд, предупреждающий его держать язык за зубами, и то, что он видит в моем выражении, заставляет его кивнуть. И если я не ошибаюсь, мне кажется, он почти улыбнулся.

— Давай заглянем в пекарню по дороге, — говорит Лиллиан.

— Как хочешь, любимая. — Я сладко целую ее в губы, надеясь передать, как горжусь ее силой и как сильно я ее люблю.

— Да, и кстати. Хадсон хочет жениться на мне. — Она показывает Августу средний палец. — Как тебе это, козел?

Август выкрикивает угрозы нам в спину, когда мы выходим за дверь. Хейс говорит старику заткнуться на хрен таким братским тоном, что заставляет меня думать, что Лиллиан заслужила его преданность.

В жилах Нортов течет бурная кровь, и мы позволяем Августу верить, что он в центре. Но когда дело доходит до настоящей семейной верности, на первом месте стоит братство. Всегда.

— Это. Было. Потрясающе! — Ее возбужденный визг эхом отражается от стен вокруг нас. — Не знаю, почему ты не сказал мне раньше, но мне все равно. — Она сжимает мой бицепс.

— Я знал, что если скажу тебе, ты возьмешь ночь, чтобы все обдумать, или испугаешься, или будешь слишком нервничать, чтобы ответить честно. Мне действительно нужно было знать, что ты чувствуешь.

— Ты так хорошо меня знаешь.

Мы заходим в лифт.

— Я учусь.

— Я сказала Хейсу отвалить. — Она прижимается к стене лифта. — Это было так приятно. Ты видел его лицо? — Она сильно смеется.

— Ты уверена, что тебя все это устраивает? Это солидные деньги.

— Хм... Насколько?

— Только за идею, я думаю, пятьсот.

Она отмахивается от меня.

— О, это ничего...

— Тысяч. Пятьсот тысяч. И мы могли бы договориться, чтобы ты была консультантом проекта. Тогда речь пойдет о миллионе с лишним.

Ее лицо бледнеет.

— Это много.

— Ты всегда можешь передумать.

Цвет возвращается на ее лицо.

— Да, могу. — Двери лифта открываются в вестибюль. — Подумать только, у меня есть то, что висит над Августом Нортом.

— Тебе нравится, как это звучит, да?

— Очень нравится.

— Ты имела в виду то, что сказала? О том, чтобы стать Норт? — Моя грудь вздымается от надежды.

Она пожимает плечами, но уголок ее рта поднимается вверх.

— Ты всегда можешь взять мою фамилию. Хадсон Джиллингем — неплохо звучит, а?

Я целую ее в макушку, улыбаясь, улыбаясь.

— Все, что захочешь, детка.