Современное тоталитарное государство смогло заполнить разрыв между правительством и народом, который был характерен для монархий XVIII и XIX веков, с помощью использования демократических символов, тоталитарного контроля над общественным мнением и политики, реально или кажущейся выгодной народу. Практически вся национальная энергия течет по каналам, выбранным правительством, и отождествление личности с государством, которое мы признали одной из характеристик современной политики, под воздействием тоталитаризма достигает интенсивности религиозного пыла. Поэтому до тех пор, пока тоталитарные правительства дуги или кажутся успешными, или, по крайней мере, могут сохранять надежду на успех, они могут рассчитывать на решительную поддержку своих народов в отношении проводимой ими внешней политики.
То, чего тоталитаризм может достичь только силой, мошенничеством и обожествлением, демократия должна стремиться достичь через свободное взаимодействие народных интересов ^ мудрым и ответственным правительством. Там, где правительство не в состоянии предотвратить перерастание этого взаимодействия в классовые, расовые или религиозные конфликты, ведущие к расколу национального сообщества на враждующие группы, национальный моральный дух, скорее всего, будет низким, по крайней мере, среди пострадавших групп, если не среди всего народа. Политика Франции до и во время Второй мировой войны иллюстрирует этот момент. Также как и слабость внешней политики в мирное и военное время стран, где феодальные аристократии контролируют правительство и угнетают народ, таких как Испания, Португалия и многочисленные латиноамериканские страны. Правительства таких стран никогда не могут решительно выбирать и преследовать свои внешние цели, даже под угрозой войны, потому что они никогда не могут быть уверены в поддержке своих народов. Они постоянно опасаются, как бы внутренняя оппозиция не воспользовалась трудностями и неудачами на международной арене для свержения режима. Однако там, где правительство выступает в качестве рупора и исполнителя народной воли, национальный моральный дух, скорее всего, будет отражать реальное соответствие между народными чаяниями и действиями правительства. Национальная мораль Дании после оккупации Германии – это не менее яркая иллюстрация, чем национальный моральный дух Германии до поражения под Сталинградом.
В конечном счете, сила нации с точки зрения ее национальной морали заключается в качестве ее правительства. Правительство, которое действительно является представительным, не только в смысле парламентского большинства, но прежде всего в смысле способности перевести невнятные убеждения и чаяния народа в международные цели и политику, имеет наилучшие шансы мобилизовать национальную энергию в поддержку этих целей и политики. Поговорку о том, что свободные люди сражаются лучше, чем рабы, можно усилить до утверждения, что страны с хорошим управлением, скорее всего, будут иметь более высокую национальную мораль, чем страны с плохим управлением. Качество государственного управления
Правительство, безусловно, является источником силы или слабости в отношении большинства, от которых зависит национальная мощь, особенно с учетом влияния деятельности правительства на природные ресурсы, промышленный потенциал, среднюю военную готовность.
8. КАЧЕСТВО ДИПЛОМАТИИ
Качество дипломатии нации объединяет эти различные факторы в единое целое, придает им направление и вес, пробуждает их дремлющий потенциал, впуская в них дыхание реальной силы. Ведение внешних дел страны ее дипломатами является для национальной мощи в мире тем же, чем военная стратегия и тактика ее военачальников являются для национальной мощи в войне. Это искусство приведения различных элементов национальной мощи в действие с максимальным эффектом в тех точках международной ситуации, которые касаются национальных интересов самым непосредственным образом.
Дипломатия, можно сказать, является мозгом национальной мощи, как национальная мораль - ее душой. Если ее зрение затуманено, суждения несовершенны, а решимость слаба, то все преимущества географического положения, самообеспеченности продовольствием, сырьем и промышленным производством, военной готовности, численности и качества населения в долгосрочной перспективе мало помогут нации. Нация, которая может похвастаться всеми этими преимуществами, но не дипломатией, соизмеримой с ними, может добиться временных успехов за счет веса своих природных активов. В долгосрочной перспективе она, скорее всего, растратит эти природные активы, используя их неполноценно, с перерывами и впустую для достижения международных целей страны.
В конечном счете, такая нация должна уступить нации, чья дипломатия способна максимально использовать все другие элементы силы, имеющиеся в ее распоряжении, и таким образом компенсировать своим превосходством недостатки в других областях. Используя силовой потенциал нации с максимальной пользой, компетентная дипломатия может увеличить мощь нации сверх того, что можно было бы предположить с учетом всех остальных факторов вместе взятых. Часто в истории Голиаф без мозгов и души был сражен и убит Давидом, у которого было и то, и другое. Дипломатия высокого качества приведет цели и средства внешней политики в гармонию с имеющимися ресурсами национальной мощи. Она задействует скрытые источники национальной силы и полностью и надежно преобразует их в политические реалии. Она в свою очередь увеличивает независимый вес определенных факторов, таких как промышленный потенциал, военная готовность, национальный характер и мораль. Именно по этой причине национальная мощь склонна подниматься на высоту, реализуя все свои потенциальные возможности, особенно во время войны, когда цели и средства политики четко определены.
Соединенные Штаты Америки в период между двумя мировыми войнами представляют собой яркий пример того, как потенциально могущественная нация играла второстепенную роль в мировой политике и использовала свой внешнеполитический потенциал для решения международных проблем.
Если говорить о силе США на международной арене, то географические преимущества, природные ресурсы, промышленный потенциал, размер и качество населения могли бы не существовать вообще, и американская дипломатия действовала так, как будто их не существовало*.
Трансформация, которой подверглась американская внешняя политика в последние годы, не дала окончательного ответа на вопрос, хочет ли американская дипломатия и в какой степени она способна трансформировать потенциал национальной мощи в политическую реальность. В статье, озаглавленной "Империализм или безразличие", лондонский "Экономист" ставит тот же вопрос для нашего времени. После перечисления факторов, которые, взятые сами по себе, сделали бы Соединенные Штаты самой могущественной нацией на земле, Economist продолжает:
Но хотя эти вещи и являются важными составляющими, это еще не все, что нужно для того, чтобы стать великой державой. Необходимо также желание и способность использовать экономические ресурсы для поддержки национальной политики. Правители Советской России ... вряд ли, по крайней мере, в ближайшем поколении, будут иметь на руках такие же хорошие карты, как американцы, но природа их системы сосредоточенной власти и железной цензуры позволяет им вести игру на силу. На руках у американцев все козыри, но будет ли хоть один из них когда-нибудь разыгран? И с какой целью?
Классическим примером страны, которая, будучи в других отношениях безнадежно проигравшей, вернулась к вершинам власти главным образом благодаря своей блестящей дипломатии, является Франция в период с 1890 по 1914 год. После поражения в 1870 году от Германии Франция была второсортной державой, и государственная политика Бисмарка, изолировав ее, сохранила это положение. После отставки Бисмарка в 1890 году внешняя политика Германии отвернулась от России и не желала ослаблять подозрения Великобритании. Французская дипломатия в полной мере воспользовалась этими ошибками немецкой внешней политики. В 1894 году Франция добавила военный союз к политическому взаимопониманию, достигнутому "с Россией в 1891 году; в 1904 и 1912 годах она заключила неофициальные соглашения с Великобританией. Созвездие 1914 года, в котором Франции помогали мощные союзники, а Германия была покинута одним из них и обременена слабостью других, было в основном делом рук плеяды блестящих французских дипломатов.
В период между двумя мировыми войнами Румыния была обязана своей способностью играть роль в международных делах, значительно превосходящую ее реальные ресурсы, в основном личности одного человека, ее министра иностранных дел. Аналогичным образом, такая маленькая и неустойчиво расположенная страна, как Бельгия, была обязана значительной частью власти, которую она смогла реализовать в XIX веке, двум проницательным и активным королям, Липоиду I и Леопольду II. Взлеты и падения британской власти дозировано связаны с изменениями в качестве британской дипломатии.
Что было бы с Францией, если бы не государственная политика Ришелье, Мазарина и Талейрана? Каким было бы могущество Германии без Бисмарка? Италия - без Кавура? А чем могущество молодой американской республики не обязано Франклину, Джефферсону, Мэдисону, Джею, Адамсам, послам и государственным секретарям?
Нации должны полагаться на качество своей дипломатии, чтобы действовать как катализатор различных факторов, составляющих их силу. Другими словами, эти различные факторы в том виде, в котором они привносятся в межнациональную проблему, являются тем, что называется силой нации. Следовательно, это крайне важно, чтобы качество дипломатической службы было постоянным. А постоянное качество лучше всего обеспечивается зависимостью от традиций и институтов, а не от спорадического появления выдающихся личностей. Именно традициям Великобритания обязана относительным постоянством своей власти со времен Генриха VIII до Первой мировой войны. Какими бы ни были прихоти и недостатки ее королей и министров, традиции ее правящего класса и, в последние времена, ее профессиональной дипломатической службы смогли, несмотря на несколько заметных исключений, сформировать предпосылки национальной мощи, которыми была наделена Великобритания, в величие ее фактической мощи. Не случайно, когда, благодаря дипломатии Стэнли Болдуина и Невилла Чемберлена, британская мощь достигла своей низшей точки за многие века, профессионалы Министерства иностранных дел практически не влияли на проведение британской внешней политики, а два человека, в основном ответственные за нее, были, с точки зрения семейных традиций, бизнесменами и новичками в аристократии, которая веками правила Великобританией. В лице Уинстона Черчилля, выходца из правящей семьи, аристократические традиции были вновь применены к национальной мощи Великобритании. Сегодня институциональное совершенство британской дипломатической службы проявляется в умении, с которым Великобритания отступает от Индии и приводит свои обязательства по всему миру в гармонию с уменьшенными ресурсами своей национальной мощи.