Глава 23. Бен Франклин был буржуа и олицетворял собой совершенствование

Такая этика была в XVIII веке естественным проектом для шотландского Просвещения в низинах или, более того, для еще более маргинального американского Просвещения в прибрежных районах. Это можно наглядно увидеть на примере такого деятеля, как Бенджамин Франклин в далекой Филадельфии.

В обоих случаях, как и ранее в нидерландских провинциях Зеландия, Северная и Южная Голландия, они были светскими, торговыми, но при этом не были полностью лишены философских знаний. Теория буржуазии пришла с окраин, вдали от дворов и принцев, от Парижа, Лондона или Брюсселя с их гордыми людьми системы и иерархии. Показательно, что Вольтера, друга королей и их любовниц, побудило в 1726 г. к изучению британской коммерческой добродетели на месте именно изгнание из Парижа и его придворных окрестностей, изгнание (и избиение), вызванное оскорблением аристократа с хорошими связями. Он предусмотрительно разместил свое поместье в далеком Ферни, почти в Швейцарии - не в центральных местах Версаля или Парижа (хотя при дворе Фридриха Великого у него было свободное время), чтобы в случае появления агентов французского короля бежать в Швейцарскую республику. Ферни он приобрел на свои доходы как драматург и хваткий спекулянт. Отсюда он проповедовал буржуазную этику возделывания собственного сада.

Франклин показывает, что эта этика процветает на самых дальних подступах. Его "Автобиография" (а это большая часть того, что знают о Бене посторонние, если они не ограничиваются тем, что слышали о "Пути к богатству"), впервые написанная в 1771 г., была начата как совет сыну (хотя отец через несколько лет окончательно порвал с ним, поскольку сын был тори и губернатором короны, выступавшим против революции). Книга была закончена лишь много позже. Часть 1 впервые увидела свет на французском языке в 1791 г., а затем на английском - в Англии в 1793 г. Части 1, 2 и 3 были опубликованы в неполном виде внуком Франклина в 1818 г., а в полном каноническом варианте - только в 1868 г., со всеми четырьмя частями. Тем не менее, с момента своего появления она выдержала около четырехсот изданий, став символически Первой книгой нации.¹

В 1940 году У. Х. Ауден пел:

Из шума и ужаса, из

Мнения артиллерии ...

. . запах

Бедные оппоненты жарятся, из

О вере Лютера и сомнениях МОНТЕЙНА,

. . .

Возник новый Антропос, новый

Эмпирический, экономический человек,

Городские, предусмотрительные и изобретательные,

Прибыль его рациональный стимул

И проработать весь его экзерсис,

Индивид, вышедший на свободу

Чтобы охранять себя, на свободе

Умереть с голоду или быть забытым, свободным

Чувствовать себя в великолепной изоляции

Или сам себя водит по творчеству

В закрытой кабине Occupation.²

В Филадельфии Бен Франклин вел буржуазную жизнь, к которой Оден относится с презрением, характерным для клерикалов после 1848 года. Но Адам Смит (знавший Франклина) высоко оценил бы эту жизнь. Столетие назад Макс Вебер привел этот пример, используя Франклина из "Автобиографии" как тип секуляризованного кальвиниста, хотя принято считать, что такой франклинист был в основном благоразумным накопителем капитала, а не, как он, смелым провозвестником проверенных торговлей улучшений с помощью прекрасных политических навыков. Это не совсем то, что говорил Вебер, но впечатление сохраняется, что упорный труд и экономия - это все, в чем состоит протестантская этика.³

Примерно в то же время, что и Вебер, Д.Х. Лоуренс считал, что видит во Франклине то, что ненавидит больше всего, - человека буржуазного общества, "маленького резкого человека". . . Образцовый американец, этот сухой, моральный, утилитарный маленький демократ"⁴ "Сухой". Можно сказать, что Лоуренс, обладая худшим чувством юмора, чем многие другие его коллеги-модернисты по литературе, был не очень-то расположен к чтению Франклина. Подобный взгляд на "шаблонного американца" - устойчивая европейская ошибка. Пятьюдесятью годами раньше Шарль Бодлер обрушился на Франклина как на "изобретателя этики прилавка, героя эпохи, преданной материализму"⁵ Эти нападки без юмора продолжаются до сих пор. Литературовед Франко Моретти недавно охарактеризовал Франклина в общепринятой европейской манере как "мрачного" (не исключено, что он читал многие произведения Бена).⁶ Надо признать, что такая характеристика была обычным делом и на родине Франклина, причем началась она довольно рано. Федералисты времен ранней республики ненавидели Франклина. По и Хоторн нападали на него в печати как на вульгарного.⁷ "Сэкономленный пенни - это заработанный пенни", - говорили они. И так до наших дней. При продаже домов для престарелых "Бенджамин Франклин близок" - это аргумент, который приводится сомневающемуся клиенту, что разумно купить такой дом, потому что он является активом, который можно передать своим детям.

Но характеристика его как сухого, мрачного и утилитарного ошибочна. Франклин, безусловно, был успешным бизнесменом. Бодлер утверждал, что "цивилизованный человек ограничивает себя узкими рамками своей специальности ["закрытая кабина профессии" - обычная насмешка канцеляристов над людьми, занятыми производством товаров и услуг для других людей]. . . . [Он] изобрел доктрину Прогресса, чтобы утешить себя тем, что он сдался и пришел в упадок; в то время как первобытный человек, боящийся и уважаемый муж, воин, обязанный личной доблестью, ... приближается к границам Идеала".⁸ Я так не думаю, и Франклин тоже. Работа не была всей его практикой, и он не ездил в закрытом кэбе - не то чтобы занятие было такой уж ужасной практикой. И Бодлер не мог иметь большого опыта общения с "первобытным человеком", если он считал такого человека близким к границам Идеала. Бодлер и Лоуренс - лишь два из многочисленных европейских недооценщиков Франклина: Это и цитируемый Ауден, и Моретти, и, что удивительно, шотландский философ Аласдэр Макинтайр, который большую часть своей карьеры провел в США, но, тем не менее, солидаризируется с антибуржуазным и антиамериканским прочтением "Автобиографии" Лоуренса.⁹

Напротив, Франклин был отличным, а после сорока двух лет и полноправным переговорщиком и прожектёром в общественных целях, не связанных с деловыми амбициями. Он преуспел в них благодаря тому, что рано научился "убирать себя как можно дальше с глаз долой". Он объясняет эту тактику благоразумно, как это делали люди в те первые дни, когда обходились без беспокойно действующего Бога: "Нынешняя небольшая жертва вашего тщеславия впоследствии будет с лихвой вознаграждена"¹⁰. Но то, что он использует здесь такую благоразумную риторику затрат и выгод, не означает, что на самом деле он был чудовищем благоразумия, а только то, что воображали Бодлер и Лоуренс. Для Города братской любви Франклин воплотил в жизнь общественное мощение, уличное освещение, ночных сторожей, газету, библиотеку, больницу (финансируемую за счет изобретенного им гранта), Пенсильванский университет, пожарную охрану и самосовершенствующуюся дискуссионную группу, состоящую из представителей рабочего класса; Для колоний в целом и для новой нации он помог создать восемнадцать бумажных фабрик, частную почтовую службу, Американское философское общество, Американскую дипломатическую службу; а для всего мира он изобрел буржуазные добродетели, бифокальные очки, стеклянную гармонику, гибкий катетер, печь Франклина, библиотечное кресло, громоотводы, карту Гольфстрима, электрическую батарею, волновую теорию света и теорию электричества.

За все это, по его словам, он был сполна "отплачен". Но какой монетой? Честь, хорошая репутация, благо общества - мотивы, которые признал бы воин, обязанный личной доблестью, или святой, обязанный Богом природы, но не просто машина для получения прибыли и накопления. Франклин не считал бизнес унизительным. Напротив, он был полезной платформой, с которой можно было перейти к гражданскому республиканизму, не связанному с денежной прибылью. (Сравните Милтона Фридмана.) Его позиция контрастировала с позицией южан того времени, которые считали, что "обучение ремеслу сильно умаляет (то есть подрывает, даже по закону) характер [молодого джентльмена]".¹¹ Хотя Франклин всю свою жизнь старался стать джентльменом в понимании XVIII века, человеком досуга, посвятившим себя государственной службе, как пишет Гордон Вуд, он никогда не стыдился своей профессии.¹²

Метафора "расплаты" за принесенную жертву, как за ссуду под проценты, характеризует деловую манеру теоретизирования Франклина. Но она не характерна для его жизни. Его пруденциальная риторика ввела в заблуждение антиделовых читателей его "Автобиографии". "Характер" в его теории - но, как я утверждаю, не в его реальном поведении - это капитальный проект, который должен быть построен за счет нынешних жертв ради будущего денежного вознаграждения. Эта теория была общим местом буржуазной эпохи, появившись, например, в "Школьных днях Тома Брауна", хотя и в своеобразной псевдоаристократической форме. Реформированные английские "общественные" школы, такие как Рагби, были буржуазными, поскольку делали упор на накопленный (человеческий) капитал в характере, в отличие от природных заслуг, передаваемых по наследству. Франклин рекомендует формировать хороший характер, исходя из соображений личной благоразумности: "Итак, у меня был сносный характер, с которым я начал жить в этом мире, - пишет Франклин. "Я оценил его должным образом и решил сохранить его", как он сохранил капитал в своем печатном бизнесе.¹³

Но эта теория обманчива. Франклин, как и Адам Смит в своей книге 1776 года "Советы нации", говорит о благоразумии больше, чем о любви, уважении или солидарности. Если не обращать внимания на действия Франклина и игнорировать другие его труды (подобно тому, как экономисты игнорируют действия Смита, например, его частые и крупные пожертвования на благотворительность, и игнорируют "Теорию нравственных чувств" и другие его труды), можно сделать вывод, что Франклин считал важным только благоразумие. И тем не менее, как было замечено, этот якобы максималистский Бен в возрасте семидесяти лет присоединился к революции, помогая составить и затем подписать документ, за который его могли повесить, нарисовать и четвертовать.