Пути роста

За высокой абсолютной численностью населения Азии скрывается, как мы видели, относительная демографическая слабость. Нигде в XIX веке она не достигла тех необычайно высоких темпов роста, которые сформировали наше представление о "третьем мире" XX века.

Самым удивительным в Таблице 3 является отрицательный прирост населения Китая в "викторианскую" эпоху, который наступил после периода раннего модерна, когда темпы роста населения были выше, чем в среднем в Европе и других частях Азии. Объяснение кроется не в аномальном репродуктивном поведении китайцев, а в насилии огромного масштаба. В период с 1850 по 1873 год на значительной территории страны происходили волнения такой разрушительности, какой не было нигде в XIX веке: революция тайпинов, партизанская война нианьских повстанцев против цинского правительства, мусульманские восстания на Северо-Западе и в юго-западной провинции Юньнань. В пяти восточных и центральных провинциях, наиболее пострадавших от тайпинской революции (Аньхой, Чжэцзян, Хубэй, Цзянси, Цзянсу), население за период с 1819 по 1893 год сократилось со 154 до 102 млн. человек; цифра в 145 млн. человек была достигнута только в результате переписи 1953 года. В трех северо-западных провинциях, где были сосредоточены мусульманские волнения (Ганьсу, Шаньси, Шэньси), население сократилось с 41 млн. человек в 1819 году до 27 млн. человек в 1893 году. К общим цифрам числа погибших в ходе тайпинской революции и ее кровавого подавления следует относиться с большой осторожностью, в том числе и потому, что трудно провести различие между непосредственными жертвами насилия и теми, кто погиб в результате массового голода, связанного с революцией и гражданской войной. Однако ведущие эксперты в этой области утверждают, что число погибших достигает 30 млн. человек. По последним оценкам, основанным на исследованиях китайских историков, общее число погибших достигает 66 млн. человек. Разница не имеет особого значения; важен непревзойденный масштаб этой рукотворной катастрофы.

Таблица 3. Темпы роста численности населения в основных регионах мира (среднегодовые проценты за период)

img_2.jpeg

В пределах границ СССР (без Польши и т.д.).

Источник: Упрощенно по Maddison, Contours, p. 377 (табл. A.2).

Сравнительно низкие темпы роста в Азии удивляют не только с точки зрения начала XXI века, но и на фоне глубоко укоренившихся европейских стереотипов в отношении Азии. Великий теоретик народонаселения Томас Роберт Мальтус, чей анализ тенденций развития Западной Европы и особенно Англии до XIX века в основном выдержал испытание временем, утверждал, что азиатские народы, в частности китайцы, отличаются от европейцев неспособностью к "профилактическому сдерживанию" рождаемости, которое избавило бы их от крайней бедности, вызванной нехваткой продовольствия. Регулярно неограниченный рост населения опережал постоянный уровень сельскохозяйственного производства, пока "положительные сдержки" в виде смертоносного голода не восстанавливали равновесие. Китайцам не удалось вырваться из этого порочного круга путем планирования своего репродуктивного поведения (например, путем заключения более поздних браков). Однако в основе теории Мальтуса лежала антропологическая предпосылка о том, что "азиатский человек", будучи менее рациональным и более близким к природе, чем европейцы, не смог совершить цивилизационный скачок из царства необходимости в царство свободы. В течение двухсот лет после публикации в 1798 г. его тезисы неоднократно оставались без внимания. Даже китайские ученые увековечили образ Китая как страны, находящейся в тисках механизмов нищеты и голода.

Сегодня ситуация выглядит иначе. То, что в Китае в XIX веке был необычайно низкий демографический рост, не оспаривается, а вот причины этого - да. Дело вовсе не в том, что китайцы размножались в слепой инстинктивной манере, а затем их регулярно уничтожали безжалостные природные силы. Новые исследования показали, что население Китая было вполне способно принимать репродуктивные решения; основным методом было убийство новорожденных и игнорирование их на более поздних стадиях младенчества. Очевидно, китайские крестьяне не считали такую практику "убийством", полагая, что человеческая жизнь начинается примерно на шестом месяце после рождения. Инфантицид, низкий уровень брачности мужчин, низкая рождаемость в браке и популярность усыновления складывались в характерную демографическую картину XIX века, которая была ответом китайцев на их тяжелое положение. Низкие "нормальные" темпы прироста населения, которые в третьей четверти века различные катаклизмы превратили в отрицательный прирост, предполагали сознательное приспособление к падению ресурсов. Противопоставление рациональной, предусмотрительной Европы и иррационального, инстинктивного Китая, идущего к гибели, не выдерживает критики.

Аналогичные соображения высказывались и в отношении Японии. Полуторавековой рост населения в условиях внутреннего мира завершился в первой половине XVIII века. Это замедление было вызвано не столько нехваткой продовольствия или стихийными бедствиями, сколько широко распространенным стремлением отдельных семей сохранить или повысить свой уровень жизни и тем самым сохранить свой статус в деревне. Как и в Китае, детоубийство было распространенным средством контроля численности населения, но здесь оно преследовало более оптимистичные цели, чем простое приспособление к дефициту. Незадолго до начала индустриализации в 1870-х годах Япония покинула демографическое плато "долгого" раннего модерна и вступила в период постоянного роста, который (за исключением 1943-1945 гг.) продолжался до 1990-х годов. На ранних этапах этот рост был обусловлен повышением рождаемости, снижением младенческой смертности и увеличением продолжительности жизни. Фоновыми факторами были увеличение внутреннего производства риса и импорта зерна, а также достижения в области гигиены и медицинского обслуживания. Демографическая стабильность Японии в конце эпохи Токугава не была проявлением мальтузианских трудностей, а стала результатом достижения экономного, но, по мировым меркам, достойного уровня благосостояния. Новая тенденция к росту численности населения после 1870 года стала следствием модернизации.

Наиболее заметным событием в Европе стал биологический рывок британского общества. В 1750 году Англия (без Шотландии!) была демографически самой слабой из ведущих европейских стран с общей численностью населения 5,9 млн. человек. Франция Людовика XV была в четыре с лишним раза больше (25 млн. человек), и даже Испания была значительно более населенной (8,4 млн. человек). В течение последующих ста лет Англия быстро догнала и перегнала Испанию и сократила разрыв с Францией до менее чем 1:2 (20,8 млн. человек для Англии, Уэльса и Шотландии в 1850 г. против 35,8 млн. человек для Франции). К 1900 году Великобритания (37 млн. человек) практически сравнялась с Францией (39 млн. человек). На протяжении всего XIX века она демонстрировала самые высокие темпы прироста населения (1,23% в год) среди всех крупных европейских стран. Даже преимущество над Нидерландами, занимавшими второе место (0,84%), было огромным.

Население Соединенных Штатов постоянно росло, что стало самой захватывающей демографической историей XIX века. Если в 1870 г. Германия еще немного опережала по темпам роста, то к 1890 г. США оставили далеко позади все европейские страны (кроме России). За период с 1861 по 1914 год население России увеличилось более чем в два раза, не отставая от Англии за тот же период. Такая же тенденция наблюдалась и в царской империи в целом; колониальная экспансия во Внутреннюю и Восточную Азию не сыграла в этом большой роли, поскольку вновь приобретенные территории были малонаселенными. Таким образом, почти одновременно с Японией Россия вступила в фазу быстрого роста населения, особенно в сельской местности. Российское крестьянство в последние полвека существования старого режима было одной из самых быстрорастущих социальных групп в мире. Россия представляет собой редкий для этого периода пример страны, сельское население которой росло быстрее, чем городское.

Если попытаться свести количественную статистику по странам к качественной картине столетия между примерно 1820 и 1913 годами, то на континентах можно выделить три категории:

(1) В зонах умеренного климата, где границы могли быть в значительной степени открыты, наблюдался взрывной рост населения, даже с учетом того, что низкая точка отсчета заставляет особенно сильно выделяться в статистике. Население США увеличилось в 10 раз, такие же экстремальные тенденции наблюдались в "неоевропах" ("западных ответвлениях", ранее часто называвшихся "колониями белых поселенцев") - Австралии, Канаде, Аргентине.

(2) Другая крайность - медленный рост, граничащий со стагнацией, - наблюдалась не только в северных и центральных районах Индии и Китая (а также в Японии примерно до 1870 г.), но и в средней полосе Европы. Нигде это не было так заметно, как во Франции, которая в 1750 г. имела самое большое число жителей в Европе, а к 1900 г. почти обогнала даже Италию. Такое замедление темпов роста было связано не только с резкими внешними воздействиями. Во время франко-прусской войны 1870-71 гг. Франция переживала острый демографический кризис, более серьезный, чем все европейские страны в XIX веке. Война, гражданская война, эпидемии привели к тому, что число умерших превысило число родившихся на полмиллиона человек, и этот дефицит едва ли был превышен в 1939-1945 гг. Однако это было скорее не проявление постоянной кризисной тенденции, а нетипичный период, вызванный в основном предшествующим снижением рождаемости, которое трудно объяснить. Такое снижение, почти всегда сопровождавшееся ростом уровня жизни, проявилось во Франции до 1800 года, а в Великобритании и Германии - только после 1870 года. "Депопуляция" становилась все более важной темой общественных дискуссий во Франции, особенно после военного поражения 1871 года. В Испании, Португалии и Италии темпы роста населения также были необычно низкими, но в отличие от Франции эти три страны не были в авангарде социальной модернизации. Поэтому демографическая инерция не является особенно хорошим индикатором современности.