Глава III. Мировые войны и новые курсы
Чтобы понять то, как на западе началась новая классовая война, необходимо понять, как закончилась старая.
Первая классовая война новейшего времени имела своим истоком рост промышленного капитализма в XIX-XX веках. В разных западных западных индустриализация протекала в разных формах и с разной скоростью. Но создаваемые ею социальные вызовы везде были схожи.
Американский экономист Джон Бейтс Кларк заметил в 1901 году: «...Если бы Земля вернулась в карбон и была бы вновь населена динозаврами, то перемены, случившиеся с животным миром, едва ли показались бы более значительными, чем те, что произошли с деловым миром, когда появились эти чудовищные корпорации». Движение великого слияния 1895–1904 годов создало в США громадные фирмы во многих отраслях экономики, включая некоторые фирмы, которые существуют и сегодня — такие, как ДюПон, Набиско, «Интернэшнл Харвестер» и «Отис Элевейтор». В 1900 году более 400 американских промышленных компаний - половина из них в металлургической или текстильной промышленности — использовали более тысячи наёмных работников.
Капиталисты, неспособные лично контролировать огромные концерны и огромное число рабочих, вынуждены были положиться на новый вид специалистов, на менеджеров, которых во всё больше и большей степени выпускали из недавно созданных бизнес-школ. В одной отрасли экономики за другой массовое производство товаров, создаваемых рабочими с помощью машин, вытесняло мелкое ручное производство ремесленников. Механизация сельского хозяйства уничтожила образ жизни и общины арендаторов и семейных фермеров. Вокруг изругающих столбы дыма фабрик вырастали рабочие трущобные кварталы, которые пребывали в критическом положении с точки зрения коммунальных услуг, образования и здравоохранения. Миграция сельских жителей и иностранных иммигрантов в промышленные города для работы на заводах порождала стычки на этнической почве и политическую реакцию.
США, сменившие Британию как самая передовая капиталистическая промышленная экономика, были источником некоторых худших проявлений трудовых конфликтов, правительство бизнес часто вступали в союз друг с другом, чтобы подавлять рабочих в эру между завершением Гражданской войны и до 1930-х годов. Хомстэд, Ладло, битва у горы Блэр - это были эквиваленты битвы при Банкер-Хилл, Йорктауна, Антьетама и Геттисберга в первой американской классовой войне.
В XIX — начале XX столетия пять значимых научных школ спорили о будущем промышленного общества: либерализм, «продюсеризм», социализм, корпоратизм и плюрализм. Экономический либерализм имел несколько разновидностей, включающих в себя как эклектичный и гибкий «классический либерализм» Адама Смита, Дэвида Рикардо и Дж.С. Милля, так и более жёсткую антигосударственническую идеологию, ассоциируемую с именами Людвига фон Мизеса, Фридриха Хайека и Милтона Фридмана, которую уже в 1920-е годы стали называть «неолиберальной». Экономический либерализм во всех своих формах отождествлял человеческую свободу с коммерческими трансакциями на рынках, в то время как роль государства ограничивалась претворением в жизнь законодательства и, возможно, обеспечением минимального уровня социального страхования. Либералы свободного рынка обычно рассматривают национальные границы как неудачные и устаревшие барьеры на пути свободного движения капитала и рабочей силы в рамках единой мировой рыночной экономики.
Капиталистическая и менеджерская элита западных стран часто продвигает те или иные версии экономического либерализма, от классического либерализма в начале XIX века до глобалистского неолиберализма в наши дни. «Продюсеризм», социализм, корпоратизм и плюрализм каждый по-своему отвергают либеральную идею, что экономикой следует управлять на основе максимальной чуткости к бизнесу на свободном рынке рабочей силы, а также других ресурсов для производства.
«Продюсеризм» является верой в то, что государство должно придать экономике такую структуру, чтобы она способствовала увеличению числа самозанятых фермеров, ремесленников и мелких торговцев. Моральным идеалом этой школы является самодостаточный гражданин республики, в которой большинство населения составляют мелкие производители. Чья экономическая независимость означает их неуязвимость к шантажу и запугиванию со стороны богатой элиты. У «продюсеризма» в США, в форме джефферсоновской аграрной традиции. богатая история. Рост массового производства в экономической жизни, сдвиг от положения, в котором большинство населения составляли владельцы ферм и аграрные рабочие, к положению, в котором большинство населения составляют горожане, работающие за зарплату, сделал идеи «продюсеристов» неуместными для современных промышленных западных стран. Хотя «продюсеризм» мелких производителей всё ещё привлекателен для правых и левых романтиков, он является и будет являться анахронизмом, и хотя я его критиковал в других своих текстах, в этой книге я не буду обсуждать этот вопрос.
Социалисты разных толков — утопические социалисты, христианские социалисты, марксисты — обличали капитализм и частную собственность и предлагали государственное владение промышленностью и инфраструктурой. К началу 1900-х годов сам марксизм раскололся на несколько ссорящихся сект. Революционные марксисты-ленинисты, коммунисты, захватили власть в России в 1917 году и в Китае в 1949 году; к 1970 году их тиранические режимы правили третью человечества. Так называемые марксисты-ревизионисты одобряли работу над мирными реформами в рамках демократической системы и повлияли на умеренные социал-демократические партии в Западной Европе. Революционные синдикалисты отказались от либеральной демократии ради яростного насилия и повлияли на фашистскую идеологию итальянского диктатор Бенито Муссолини, бывшего социалиста.
Четвёртая философская школа, противостояшая как либерализму свободного рынка, так и государственному социализму, стремилась к гармоничному обществу контролируемых государством, но преимущественно самоуправляющихся «корпораций», похожие на средневековые гильдии, под которыми имелись в виду не отдельные фирмы, но целые экономические отрасли. Эта традиция повлияла на католическую общественную мысль и была выражена в папских энцикликах «Rerum novarum» (1891) и «Quadragesimo anno» (1931). Для французского социолога Эмиля Дюркгейма и других представителей французской светской республиканской солидаристской традиции, организация труда и капитала была противоядием от «аномии», слова, которое придумал Дюркгейм для описания изоляции и дезориентации многих людей, живущих в городском промышленном обществе.
Один термин, «корпоратизм», часто используется для описания как диктаторской, так и демократической версии этой традиции. Политологи отделяют авторитарный «государственный» корпоратизм от «общественного» или «социального», который совместим с демократией и гражданскими свободами. Но за исключением положительного отношения к некоторым общественным институтам, таким как тройственные переговоры между представителями правительства, бизнеса и профсоюзов в некоторых отраслях промышленности, так называемый государственный корпоратизм и общественный корпоратизм имеют мало общего друг с другом. Взгляд на общество как на общность самоорганизцющихся и самоуправляющихся ассоциаций под присмотром демократического правительства лучше всего описать как «плюралистичный» - этот термин использовался английскими плюралистами начала XX века такими как Нэвилл Фиггис, Ф.В. Мэтленд, Г.Д. Х. Коль и Гарольд Ласки, а также их наследники в конце двадцатого столетия, среди которых были Пауль Хирст и Дэвид Маркванд.
В начале 1900-х годов школа «национальной эффективности» в Великобритании имела связи с плюрализмом, а её наиболее воинственное крыло, с государственным корпоратизмом. Среди представителей этой школы были и социалисты-фабианцы, вроде Сиднея и Беатрисы Вебб, и консервативные империалисты, вроде редактора Леопольда Максзе, и писатель Герберт Уэллс. Несмотря на свои разногласи по многим вопросам, все они верили в то, что социальные реформы и перевооружение необходимы для того, чтобы сохранить положение Британии на мировой арене, которому угрожал взлёт кайзеровской Германии.
Доводы школы национальной эффективности в итоге победили во многих западных демократиях. Британский премьер-министр Дэвид Ллойд-Джордж прославлял в 1917 году, посередине Первой Мировой войны, социальные реформы на основании того, что «...вы не можете сохранить первоклассную империю, имея третьесортное население». Во время двух мировых войн и Великой депрессии решающая роль в определении того, какая из конкурирующих моделей промышленного общества победит, принадлежала войне.
Для большинства европейских стран Первая Мировая война стала катализатором для увеличения роли государства в области экономической безопасности и социальных услуг. Во время войны и сразу после неё Великобритания создала министерства: по делам труда (1916), реконструкции (1917) и здравоохранения (1919). Ллойд-Джордж предложил программу государственного строительства, чтобы построить «дома, достойные героев». Во Франции страх того, что низкий уровень рождаемости может создать угрозу для военной безопасности Франции, помог обеспечить поддержку, необохидмую для введения семейных пособий. В демократической Веймарской республики в Германии после Первой Мировой войны политолог Гюнтер Май отмечал: «...За исключением восьмичасового рабочего дня не существует ни одного важного социального нововведения в Веймарской республике, которое бы не было ранее внедрено в годы войны: пособия по безработице, краткосрочный социальный пакет для рабочих, пособия на детей, биржи труда и даже де-факто нечто вроде минимальной заработной платы».