Несмотря на пропаганду бизнесменов и финансистов о том, что якобы больше необходимо иммиграции всех видов, предложения увеличить числовые показатели иммиграции остаются глубоко непопулярными в западных демократиях, даже среди тех избирателей, кто благосклонно относится к отдельным иммигрантам и к иммиграции в целом. В 2018 году опрос Центра опросов Пью, проведённый в 27 странах, принимающих на себя половину от мирового числа иммигрантов, включая США, Канаду и западноевропейские страны, показал, что в среднем 45% опрошенных хотят меньше иммигрантов или не хотят их совсем, и 36% удовлетворены текущими числами иммиграции. И только 14% считают, что их страны должны принимать больше иммигрантов. В США в 2018 году только 24% от опрошенных желало увеличения численности иммигрантов с каждым годом, в то время как 73% либо желали сохранения нынешнего уровня (44%), либо меньшего или нулевого (29%). В Германии, где канцлер Ангела Меркель разрешила большой наплыв сирийских и других беженцев в 2015 году, 58% желает меньшего или нулевого уровня иммиграции и только 19% желает увеличения уровня иммиграции. Как в Англии, так и во Франции, только 16% положительно относятся к повышению уровня иммиграции.
Согласно опросу Harvard CAPS/Harris Poll, проведённому в 2018 году, 64% американцев, включая 53% американцев латиноамериканского происхождения, положительно относятся к немедленной депортации любого человека, нелегально пересекающего госграницу; 70% поддерживают более жёсткие законы об иммиграции. Если, как утверждают многие неолибералы из надкласса, поддержка выполнения иммиграционного законодательства, мотивируется сугубо «белым национализмом», тогда подавляющее большинство американцев, включая большинство американцев латиноамериканского происхождения, должно быть «белыми националистами».
Ведя свою контрреволюцию сбоку и снизу нынешне демагоги-популисты целят по своим врагам из надкласса в трёх сферах социальной власти: политической, экономической, культурной.
В политическом отношении популисты отстаивают мажоритарную демократию от принятия решений неизбираемыми, технократическими органами, которым было передано так много власти во время недавней неолиберальной революции. В европейских странах это означает «евроскептицизм» и «суверенизм», защиту суверенитета демократического национального государства и демократических национальных парламентов от власти транснациональной бюрократии Европейского Союза. В США аналогичный подход принят на вооружение администрацией Трампа в её отношении к договорам и международным организациям, которые неолиберальные технократы чтили как столпы «либерального мирового порядка».
В сфере экономики нынешние вожди популистоы оказываются экономическими националистами, выступающими против политики глобального трудового арбитража в виде выноса производства за рубеж и массовой иммиграции, которая, по утверждениям надкласса, является как неизбежной, так и выгодной. Среди избирателей популистов много рабочих в промышленных районах, которые жестоко пострадали от иностранной конкуренции, включая субсидируемый Китаем «социальный демпинг», и другие рабочие, которые видят в иммигрантах конкурентов за рабочие места, государственные услуги и престиж.
В культуре политики-популисты целенамеренно попирают изощрённый этикет корпораций и университетов надкласса, используя грубый и воинственный стиль речи. Они издеваются над «политической корректностью», искусственным диалектом, разработанным левыми активистами и распространяемый университетами и корпоративными бюрократами,диалектом, выступающим как классовый маркер, который отличает людей с высшим образованием от вульгарного большинства под ними.
В худшем случае приверженность мажоритарной демократии у западных популистов сливается с тем, что социолог Пьер ван ден Берг называет «демократией расы господ», отождествления «нации» или «народа» с самой численно большой наациональной или религиозной общиной на территории национального государства. Упорное использование Трампом слов «Весёлого Рождества» вместо более инлюкизвных «счастливых праздников» и приказ итальянского министра внутренних дел Маттео Сальвини, чтобы государственные здания в Италии вывешивали католические распятия, являются примерами популизма «демократии расы господ» с религиозным оттенком. Презрительные слова Трампа об исторических родинах своих небелых американских политических оппонентов и его описание африканских стран как «помойных стран» являются прямо расистскими. Подобная риторика и тот факт, что некоторые партии с фаишистскими корнями, как Шведские демократы и Национальный Фронт Марин ЛеПен преуспели в черпании сил из популистского недовольства, сделали лёгким для защитников потрёпанного неолиберального истеблишмента сбросить со счетов всех популистских избирателй как белых супремасистов.
Но приравнивание большинства тех, кто голосует за популистов, к ультраправым экстремистам столь же абсурдно как попытки правых сил свалить в одну кучу с коммунистами левоцентристски настроенных неолибералов и социал-демократов. Только крошечное меньшинство европейцев и американцев являются радикальными белыми супремасистами, грезящими о расовом чистых «этнически монолитных государствах» или антисемитами, верящими, что иммиграция являются частью мирового еврейского заговора по «замещению» западных наций. Большинство избирателей популистов до недавних времён голосвали за поддерживающие профсоюзы левоцентристские партии, вроде демократов в США, лейбористов в Британии и социал-демократов в Германии — до того, как «левизна» и «перегорессивность» были переопределены так, чтобы это означало защиту «глобализма открытых границ», антинационализма и радикальной политики идентичности, основанной на расе и поле. К примеру, в Великобритании на выборах в Европарламент 2019 года, примерно 14% избирателей лейбористов перебежали к новой партии «Брексита» Найджела Фараджа. Более убедительным является предположение, что они сделали это из-за своих забот о национальном и народном суверенитете, чем верить в том, что до 2019 года каждый седьмой избиратель лейбористов было криптофашистом и белым супремасистом.
Реальных предшественников современных политиков-популистов, врод Трампа, можно найти не в межвоенных центральноевропейских тоталитарных государствах, но на уровне политики отдельных штатов и местной политики, особенно уровня города. В Европе поддерживающий Брексит Борис Джонсон был мэром Лондона до того, как стал премьер-министром, а в Италии Маттео Сальвини был членом городского совета Милана с 1993 по 2012 годы.
В США сдвиг от политического плюрализма после 1945 года к технократическому неолиберализму лелялся с 1960-х годов начиная союзом белого надкласса и афро-американцев и других расовых меньшинств. Результатом стала реакция белых рабочих избирателей не только против небелых, которых считали конкурентами за рабочие места и жильё, но также и против чужого культурного либерализма белых «аристократических либералов». Реакция в северных штатах была особенно сильной среди «белых этносов» - .т.е белых иммигрантов в первом, втором и третьем поколении, таких, как итало-, германо, ирландо- и поляко-американцы, многие из которых были католиками. Белые этносы были непропорционально представлены среди рабочих — и теперь они обнаружили, что их зачислили в погромщики те же самые белые англосаксонские протестантские элиты, которые до недавних пор сохраняли квоты на евреев и католиков в университетах Лиги Плюща, и которые теперь рядились в тогу добродетельных, просвещённых паладинов гражданских прав.
Ядовитая смесь чёрных притязаний, белой реакции и высокомерной снисходительности англосаксов-протестантов оказалась весьма удачной для демагогов, многие из которых были демократами старой школы, вроде Фрэнка Риццо, мэра Филадельфии, Сэма Йорти, мэра Лос-Анджелеса, и Марио Анджело Прокаччино, неудачливого кандидата в мэры города Нью-Йорка. Эти популисты-мэры (или кандидаты в мэры) во второй половине XX века сочетали обращение к обидам и рессентименту рабочего класса с протоснародным языком и распрями со столичной прессой, шаблон, который по-своему практиковали позже мэры Нью-Йорка Эд Кох (демократ) и Руди Джулиани (республиканец).
В выпуске журнала «Нэшнл Ревью» от 22 января 2016 года под заглавием «Против Трампа» издатели издевались над «чудными загородными акцентами», объединяющими Дональда Трампа и Берни Сандерса. Разумеется, Трамп, представитель «белых этносов» из Квинса, с шотландскими и немецкими предками, со своей базой поддержки в американских промышленных штатах, где сосредоточены евро-американцы небританского происхождения, в этническом отношении отличается от своих предшественников, которые в большей степени были британо-американцами. Черты, которые кажутся очень странными в президенте США, не казались бы таковыми, будь Трамп избран мэром Нью-Йорка. Дональд Трамп — не фюрер; он Мэр Америки.
Слабость заключается в том, что он реакционен в буквальном смысле этого слова. Популисты реагируют на агрессивные действия господствующего надкаласса, но не имеют собственной позитивной и творческой идеологии.
Современный популизм — это контркультура,а не контрэлита. Контркультура определяет себя через оппозицию элите. Контрэлита желает быть элитой. Представители контркультуры лелют свой статус аутсайдера; представители контрэлиты сожалеют о нём. Контркультура — это насмешник в зале. Контрэлита — дублёр, ожидающий шанса сыграть свою роль.