Глава 5. Племена террора

Безумие единиц – исключение, а безумие целых групп <…> правило. Фридрих Ницше.

Шокирующим фактом о террористах является то, что в отличие от серийных убийц, в целом они не являются психопатами. Большинство серийных убийц, считают эксперты, выказывают черты, укладывающиеся в диагностируемые психопатические расстройства личности. Но по контрасту с этим психологи, изучающие терроризм, на протяжении многих лет тщетно пытались определить отдельные ненормальные или отклоняющиеся от нормы черты личности как типичные для террористов.

Например, некоторые исследования пытались доказать, что террористы являются «нарциссами» или «движимы депрессией» или страдают от низкой самооценки или имели трудное детство. Один западнонемецкий исследователь обнаружил, что «террористические группы являются выходом архаических агрессивных тенденций, часто коренящихся в юношеских конфликтах с приёмными родителями». Публицист девятнадцатого века выдвинул гипотезу, что «нехватка витаминов» связана с террористическим насилием; относительно недавно один психиатр предположил, что «…дефектное функционирование уха может быть общей чертой для террористов». Но другой эксперт утверждал, что террористы склонны происходить из тех обществ, где «господствуют фантазии о чистоте».

На деле же все эти утверждения сейчас отвергнуты, каждое из них было опровержено потоком контрпримеров. Просто не существует надёжных доказательств того, что люди, вступающие в террористическую организацию или занимающиеся террористической активностью, имели тяжёлое детство или у них есть отклонения. Наоборот, террористов и террористов-смертников их потрясённые друзья и знакомые часто описывают как «милых», «дружелюбных», «очень привлекательными», «славными парнями». Конечно, сейчас консенсус научного сообщества заключается в том, что «террористы, по сути, являются нормальными индивидами».

Проблема, связанная с попытками идентифицировать «типичные черты террориста» или «личные качества террориста», заключается в том, что они сосредотачиваются на отдельных людях. Но терроризм, в первую очередь, является групповым феноменом: он является убийственным выражением племенной политики. Чтобы понять, как групповая динамика может изменить душу человека, будет полезно начать с азов психологии групп.

Психология групп

Группы не только определяют, кем мы являемся и что мы делаем. Они также искажают наше восприятие объективных фактов. Ныне классический эксперимент Музафер Шерифа в Робберс-Кейв продемонстрировал это довольно давно. В 1950-е годы 22 подростков в возрасте одиннадцати лет привозили в заброшенный летний лагерь в Оклахоме на три недели и разделили на две примерно равные группы, которые немедленно нарекли себя «Орлами» и «Гремучими змеями».

В первую неделю обе группы держались полностью отдельно друг от друга, но на втором этапе эксперимента их просили соревновать в друг с другом в спортивных играх вроде бейсбола, перетягивания каната. Немедленно вспыхнула яростная групповая вражда – дополненная оскорблениями, сожжением флагов и ночными налётами. В этот момент исследователи провели эксперимент. Было проведено соревнование по сбору бобов, после которого каждый мальчик должен был передать собранные им бобы исследователю для учёта. Исследователь затем делал вид, что выводит бобы каждого мальчика на экран с помощью проектора, но вместо этого на экран каждый раз выводился один и тот же набор поддельных бобов. Парней из обеих групп просили оценить, взглянув на экран, сколько бобов, как они думают, собрал каждый мальчик. Хотя количество бобов на экране было одним и тем же, мальчики постоянно завышали результаты представителей своей группы в сравнении с результатами представителей соперничающей группы.

Могут ли интеллект или образование преодолеть эту склонность к искажению? Кажется, что, верно, прямо противоположное. В недавнем исследовании Дэна Кагана из Йельской школы права и его соавторов выборку более чем в тысячу подопытных сперва протестировали на политические убеждения и их «навыки счёта» (знание математики плюс способность анализировать данные и делать верные выводы). Затем он дал подопытным сложную задачу, требующую анализа (вымышленных) количественных данных. Части подопытных были заданный нейтральные с политической точки зрения вопроса: справляется ли новый крем для кожи своей задачей лучше или хуже. Им показывали таблицу с цифрами, которые позволяли им проверить это утверждение. Предсказуемо, что подопытные с лучшими навыками счёта склонны были чаще давать правильный ответ.

Однако другим подопытным дали те же самые числа, но их спросили о том, повышает ли запрет на ношение огнестрельного оружия уровень преступности или понижает. Подопытные в этом случае продемонстрировали предубеждённость, вызванную политическими взглядами. Те, кто склонялся к либералам, к демократам склонны были приходить к выводу, что запрет уменьшает уровень преступности; те, кто склонялся к консерваторам, к республиканцам склонны были приходить к выводу, что запрет уровень преступности повышает.

Но в этом и суть: те, у кого были более высокие навыки счёта, продемонстрировали большую предвзятость. Они с большей степенью вероятности ошибались в сторону своих политических взглядов, возможно, из-за своих более высоких способностей к манипулированию информацией. Иными словами, эксперимент Кагана показал, что чем лучше вам даются числа, тем более вероятно то, что вы будете манипулировать данными, чтобы они подтверждали важнейшие убеждения вашей группы. Эти выводы теперь воспроизведены несколькими разными крайне актуальными спорами о фактах – например, об изменении климата – и касается далеко не только умения считать. Люди знающие больше и с лучшим образованием, как правило, занимают более поляризованные позиции по политически противоречивым фактическим вопросам и они более упорно манипулируют новыми фактами, чтобы поддержать взгляд на мир своего племени.

Другим способом, с помощью которого членство в группе влияет на наше мышления, является принуждение к согласию. В эпохальном исследовании 1951 года Соломона Аша, подопытных сажали за стол с шестью помощниками - ложными участниками эксперимента, на деле бывшими частью команды экспериментаторов. Участникам эксперимента показывали карту с линией на ней. Затем им показывали другую карту с тремя разными линиями и просили показать на ней линию той же длины, что и на предыдущей карте. Ответ должен был быть очевидным. Но 75% испытуемых после того, как видели, что шесть подставных участников выбирают неверный ответ, подстраивались под них и тоже выбирали неверную линию.

Профессор Стенфордского университета Робб Виллер расширил анализ конформизма Аша, чтобы исследовать, как может распространяться некорректная информация, даже если члены группы знают о её неверности. Чтобы укрепить групповые связи Виллер создал иллюзию, что подопытные входят в состав группы, у членов которой есть талант к тонкой дегустации вин (сообщив об их раздутых достоинствах в этой области другим членам группы). Участников просили продегустировать два вина – которые на деле были вином из одной бутылки. Затем их сажали за отдельные компьютеры. Затем каждому из них говорили, что он должен пятым из шести подопытных оценить вина. Каждый видел на экране первые четыре оценки, которые принадлежали не членам группы, а были сгенерированы компьютером. Все компьютерные рейтинги показывали, что одно из вин значительно уступает другому. Больше половины подопытных поддалось социальному давлению и согласилось с фальшивыми рейтингами. Затем подопытные получали последнюю сгенерированную компьютером оценку – «отклоняющуюся от нормы», которая на деле была правдива (и сообщала, что между винами нет разницы). Затем подопытных просили оценить способности, как они думали, других членов группы.

Результаты были потрясающими. Когда конформистов-подопытных в частном порядке просили оценить своих коллег-дегустаторов, они говорили, что хорошо относятся к «отклоняющемуся от нормы» - что предполагает, что в реальности они тоже обнаружили, что у вин одинаковый вкус. Но когда их просили выразить свои взгляды открыто, то подопытные наказывали «отклоняющегося от нормы», оценивая его ниже других. Иными словами, подопытные на публике навязывали норму группового консенсуса, с которой сами не были согласны. Как отмечает Виллер, такой тип конформизма особенно опасен поскольку посредством «каскада самоусиливающегося социального давления» ложные факты могут считать истинными, а говорящих правду – наказывать, и люди будут становиться преданными своему лицемерию. Этот каскад «может завести популяцию в ловушку поклонения голому королю, но не будет мальчика, который мог бы разрушить чары».

Групповая идентификация может очень усилить этот конформистский эффект. В экспериментах, схожих с эпохальным экспериментом Аша, было обнаружено, что подопытные, как правило, проявляют конформизм в гораздо большей степени, когда сталкиваются с суждениями, о которых им говорят, что они принадлежат членам их группы, и проявляются гораздо меньше конформизма, когда сталкиваются с суждениями, о которых им говорят, что они принадлежат представителям аутгруппы. И люди склонны не только думать, как соплеменники. Они будут делать то, что делают их соплеменники – даже если это будет варварством.

По словам Густава Ле Бона, французского социального психолога 19 века, который, по сути, изобрёл тот её раздел, что касается психологии толпы, отдельный человек, ставший частью группы, «спускается на несколько ступенек вниз по лестнице цивилизации». Сам по себе человек может быть «просвещённой личностью», но в группе «он обладает спонтанностью, жестокостью, зверством, но также и энтузиазмом и героизмом примитивного существа». Индивид, действующий в составе группы, получает «чувство неодолимой силы, которое позволяет ему сдаться своим инстинктам, которые, будучи в одиночестве, он сумел бы удержать».