Между тем люди под дубом стояли вокруг умирающего оленя. Кто-то из них сказал:

- Воля аллаха! Как же получилось, что он убрел на берег реки, а какой-то сукин сын, видать приняв в темноте за дикого оленя, подстрелил его. В домашнего, конечно, не стали бы стрелять.

Джахандар-ага ухватился за эти слова. Пусть думают, что произошла ошибка. И так слишком много разговоров о его врагах.

К этому времени вернулись люди, ходившие в лес. Хмурый Джахандар-ага спросил у них:

- Ну что, никого не видели?

- Никого, хозяин. Мы ходили далеко в лес, вслед за собаками. Но там не было никаких следов.

- Я же вам говорил - не спите до утра. В дороге надо быть очень осторожными.

- Аллах свидетель, мы не сомкнули глаз. Да уж и застрелили его утром, когда рассветало.

- Молчи уж! У такого мямли не только оленя, всех собак перебьют. Ну ладно, хватит хлопать глазами.

Скорее запрягайте, тронемся в путь.

Не прошло и получаса, как становище опустело. Первым пошел по дороге скот, за ним потянулись арбы. Джахандар-ага не поскакал вперед, как бывало. Тихо опустив поводья, ехал он рядом с арбами, был задумчив и хмур, словно не видел ни дороги, ни кочевья, а видел что-то свое.

11

Ахмед сидел один на крыльце своего "Заежа". Ему было жарко и скучно. Он то и дело вытирал пот со лба, а в виде развлечения наблюдал за хлопотливыми воробьями. Они вспархивали с земли, садились на огород, на ветки дерева, потом снова, словно кто их высыпал из мешка, спускались на землю. Вдруг воробьи исчезли, как если бы их сдуло порывом ветра, не осталось на глазах ни одной пичуги. Ахмед встал, чтобы оглядеться и понять, что случилось, и на тропинке почти у самых своих ног увидел змею. Змея закрутилась пружиной, развернулась и, встав на хвосте, принялась шипеть. Ахмед ясно успел разглядеть и ее холодные глазки, и острые крючковатые зубы. Он успел схватить вилы, прислоненные к стене, и ловким ударом размозжил змее голову. Потом поддел ее и все еще извивающуюся бросил на кусты. "Не сдохнет, пока не увидит звезд", - вспомнил Ахмед народное поверье. Воробьи снова с шумом налетели на дерево. Они оживленно обсуждали происшествие на своем воробьином языке, сердились, хохлились. Как видно, змея была их давним врагом, и теперь им хотелось отвести душу, осыпав ее ругательствами. Они и улетели-то пять минут назад из-за этой змеи. Это она их спугнула, догадался Ахмед. Но как бы не было худа. В народе говорят: у змеи семь братьев. Если убьешь одного, остальные шесть будут мстить. История со змеей несколько развлекла Ахмеда, но потом он снова почувствовал духоту и пустоту длинного летнего дня. Не зря все порядочные люди откочевали на эйлаг.

Действительно, идя теперь в сторону деревни, Ахмед видел, что деревня пуста. Те люди, что не уехали в горы, прятались от жары. Оставшиеся детишки сидят в реке. Вот они барахтаются в воде, учатся плавать. Завязали штаны с двух концов и па образовавшиеся пузыри ложатся грудью, плывут. Тропинка пошла огородами. Арбузы лежали вокруг, как стадо баранов. Потрескавшиеся местами дыни источали сладкий, медовый аромат. Ахмед наклонился и невольно сорвал маленькую красноватую, дыню с особенным ароматом и тотчас же услышал голос огородника.

По правде сказать, Ахмед не испугался, а обрадовался сторожу: как-никак живой человек. Он подошел к огороднику и поздоровался. Тот кивнул Ахмеду и продолжал заниматься своим делом: достал длинный чубук, опустил один конец его в кисет, набил там табаком и вынул из кисета. Затем, надавив указательным пальцем, разровнял табак. Высек кремнем огонек и стал курить, глубоко втягивая щеки.

- Чтобы всегда было изобилие, дядя Рустам, огород у тебя хорош.

Не глядя на Ахмеда, присевшего в тени забора на краю арыка, огородник ответил:

- Спасибо, сынок, дай бог тебе долгой жизни.

- Посадил на паях с моллой?

- Да, можно сказать, что так.

- Какая часть принадлежит тебе?

- Седьмая.

Ахмед приподнялся, смерил глазами длину и ширину огорода и про себя прикинул, сколько может достаться огороднику. А дядя Рустам, прищурив глаза, внимательно посмотрел на него и, кажется поняв его думы, улыбнулся:

- Слава богу, сынок, и на том спасибо. А без этого что бы я делал?

Ахмед, увидев, что огородник не ропщет на судьбу, спросил:

- Куда денет молла столько арбузов и дынь?

- Продаст. Отвезет в город и продаст.

Ахмед умолк. Рустам, кряхтя, поднялся и заковылял по огороду, взял там один хороший арбуз.

- Возьми, прохладишься.

- Спасибо, ничего мне не надо, дядя. Я пришел по другому делу.

- Это такой порядок: кто приходит в огород, должен попробовать арбуз или дыню. А для чего ты пришел, я знаю. Опять будешь просить, чтобы я отправил Селима учиться. Не забивай себе голову. Это никак нельзя.

- Почему, дядя Рустам? Ведь мы же уговорились.

- Мало ли что. Потом я подумал: не по мне это дело.

- А так тоже нельзя. Вот уж сколько времени я тружусь, учу его. Селим сообразительный, способный парнишка. Он непременно должен учиться. Ашраф учится, разве это плохо?

- Ты Ашрафа не сравнивай. Он сын Джахандар-аги, богатый. А я кто такой?

Ахмед отодвинул арбуз.

- Я же тебе объяснял, что все будет за счет государства. Еда, жилье, одежда - бесплатно. Само учение и подавно. Обеспечат и дорожные расходы. Что ты еще хочешь?

- Нельзя верить этим властям. Уму, непостижимо, что ты говоришь.

- Ей-богу, ты ошибаешься. Поверь мне. Кроме того, я отвечаю за Селима.

- Я понимаю, что ты желаешь мне добра, но...

- Какое "но"? Селима надо учить, вот и весь раз говор.

Рустам некоторое время молчал. Затем затянулся чубуком. Прищурив глаза, сквозь дым посмотрел на Ахмеда.

- Ладно, режь арбуз. Потом подумаем.

- Нечего здесь думать, об этом и разговора не может быть. А я пришел сюда совсем по другому делу.

- Какое еще может быть дело?

- Я хочу взять Селима на эйлаг.

- На эйлаг? К добру ли?

- Сам видишь, дядя Рустам, как здесь жарко. Ребятам трудно учить уроки. А времени остается мало. Я решил собрать своих учеников и увезти их всех на эйлаг. Там они попьют родниковой воды, окрепнут. Как только кочевье вернется с гор, отвезу их в семинарию.

Старик глубоко задумался. Морщинки на его лбу сбежались к переносице, глазки уставились в одну точку. Указательным пальцем он придавил пепел в чубуке и сильно затянулся. Всосал щеки. Голубой дым потек по бороде вниз.

- Слушай, сынок, есть поговорка: "Твоим голосом Коран бы читать". Мы и сами знаем, что на эйлаге сейчас лучше, чем жариться здесь, в низине.

- Я понимаю, дядя Рустам. Но дорожные расходы и еда - все будет за мой счет.

- Откуда у тебя богатство? Ты пришелец и, как я слышал, даже не имеешь путной постели. Куда ты хочешь увезти наших детей?

- Все это правильно. Но у меня сейчас есть немного денег - накопил из зарплаты. Найму фургон.

- А потом?

- Один из вас даст нам войлок, другой таловые прутья для шатра, третий постель. И отправимся на эйлаг.

Голова у Рустама была повязана платком, почерневшим от пыли и пота. Выслушав Ахмеда, он снял платок и, задумавшись, провел рукой по чисто выбритой макушке:

- Слушай, Ахмед, я одного не могу понять.

- Что именно?

- Эти ребята тебе не родственники. Не братья. Ты даже не из нашего села. Почему же так себя мучаешь? Брат брату куска хлеба не даст, а ты...

- Эх, дядя, - глубоко вздохнул Ахмед. - Это и есть наша беда, что мы друг другу не помогаем... Кто лезет вверх, тот не смотрит на падающего. Один слишком богат, а другой гибнет с голода. Один днем и ночыо трудится, а другой скачет на коне.

- На все воля аллаха, сынок.

- Аллах тут ни при чем. На все воля людей. Не бог делил между людьми эти земли.

Рустам словно впервые увидел Ахмеда. Он слушал и только тихо качал головой.

"Недаром говорят: бойся воды, которая течет тихо, а человека, который глядит себе под ноги. Ишь как речист. Что ни слово - огонь. А казался тихоней. Но вдуматься, все, что он говорит, верно. С головой человек", подумал Рустам и, набив свой чубук табаком, опять задымил.