Глава 14. Эйден

Плейлист: Beirut — Varieties of Exile

Господь милостивый. Мои яйца.

— Эйден! — Фрейя резко опускается рядом со мной. По крайней мере, я думаю, что это Фрейя, судя по звукам её голоса и знакомому летнему запаху её кожи. Я нихрена не вижу. Футбольный мяч, сокрушивший мои яйца, заодно ослепил меня.

— Чёрт, Эйден, — это уже Оливер. — Мне так жаль, приятель, — он ни капли не кажется сожалеющим. — Я перешёл в режим берсерка и забылся. Я даже не метил в ворота. Я лишь рад, что не навредил Фрейе. К счастью, ты её защитил.

Я приоткрываю один глаз, сердито глядя на него, после чего мой взгляд проходится по братьям, и зарождается подозрение. Они же не сделали это... нарочно, нет?

Но потом я думаю о том самом моменте, когда Вигго помешал нам с Фрейей в океане, когда я готов был сорваться и вырыть себе могилу в нашем споре. И теперь это...

Чёрт. Они снова занимаются сводничеством. Уверен, они думают, что помогают. Помогают сокрушить мои яйца. Такими темпами нам с Фрейей повезёт, если мы вообще будем физически способны завести детей.

Ладони Фрейи гладят меня по волосам.

— Ты встал передо мной.

— Ты кажешься удивлённой, — кое-как сиплю я, встречаясь с ней глазами.

Она ничего не говорит, и не буду врать, это сокрушает меня. Она никогда не должна сомневаться в том, что я встану между ней и всем, что может причинить ей боль.

«Но что, если ты сам причиняешь ей боль?»

Эта правда просачивается внутрь подобно яду, который выстреливает прямиком в моё сердце и заставляет его сжаться. Мне становится дурно.

Фрейя снова проводит пальцами по моим волосам, ласково убирая их со лба и глядя на меня так, как не смотрела уже давно. Она смотрит так, будто почти принимала меня за незнакомца, а теперь усомнилась в себе. Будто наконец-то вновь видит меня.

Десять секунд назад я бы сказал, что ничто в мире не стоит такой боли, но я ошибался. Я бы тысячу раз получил мячом по яйцам, чтобы повторить этот момент, увидеть буквально капельку признания в её глазах.

Вигго усмехается поверх плеча Фрейи. Я делаю глубокий вдох, и мое нутро скручивает ужасом. Потому что если неделя начинается так, и так братья Бергманы только начинают, то я искренне боюсь того, чем все это может закончиться.

***

Мои глаза еле приоткрываются, видят бледный сиреневый свет, струящийся через колышущиеся шторы, и снова закрываются. Буквально на секунду я не знаю, где именно нахожусь. Кровать ощущается иначе, но я готов поклясться, что Огурчик или Редиска мнёт мне грудь лапками — лёгкое, перемежающееся давление, поднимающееся по моим рёбрам.

— Привет, красавчик, — чирикает попугай.

Мои глаза распахиваются. Птица ерошит свои перья и задаёт ритм, покачивая головой.

— Эсмеральда, — шиплю я. — Даже не...

— Поскачи на члене! Но сначала полижи его. Хорошеееенько полижи.

Фрейя раздражённо стонет и пихает меня локтём во сне. Я сажусь, отчего Эсмеральда спрыгивает и раздраженно ершится.

— Засранец! — каркает она.

— Сама засранка, — шепчу я. — Фрейю разбудишь.

Внезапно дверь спальни распахивается. Эсмеральда удаляется, пролетев мимо Вигго, которого она приветствует вежливым:

— Добрейшего утречка!

Я плюхаюсь на кровать и переворачиваюсь на живот, зарываясь головой под подушку. Иметь дело с Эсмеральдой и Вигго с утра пораньше, даже не выпив кофе — это перебор.

— Моя сестра голая? — спрашивает он. — Стукни по изголовью дважды, если я могу открыть глаза.

Прежде чем я успеваю ответить, моё лицо падает на матрас. Я слышу глухой удар подушки, встретившейся с человеческим телом.

— Уф, — кряхтит Вигго.

Приоткрыв глаз, я вижу, что Фрейя теперь зарылась под подушку и одеяла. Судя по пустующему пространству на месте моей подушки, она ударила Вигго именно моей подушкой.

Прелестно.

Секунду спустя Фрейя начинает храпеть.

Вигго выпучивает глаза.

— Она храпит?

— Она храпит уже несколько лет, с тех пор как сломала нос на том футбольном поединке в воскресенье. Если вздумаешь дразнить её, я выкручу твои соски, пока не разрыдаешься. Она смущается.

— Ну ты посмотри на себя, — говорит он. — Какой защищающий муж.

— Вигго, — устало говорю я, — что ты здесь делаешь? И что на тебе надето, чёрт возьми?

Он улыбается и принимает одну модельную позу, затем другую.

— Шорты-велосипедки. Из спандекса. Нравится? Я купил их перед поездкой и просто в восторге. Дышащие. Эластичные. Ощущаются как вторая кожа.

Я закрываю глаза, и меня передёргивает.

— Я совсем не хотел видеть все подробности твоей анатомии.

— Я понимаю, если ты завидуешь. Бергманы скандально славятся размерами своих достоинств...

— Вигго, — стону я. — Заткнись. И свали куда подальше.

— Никуда я не пойду. Это твоя побудка перед Днем Братского Сплочения. Пошли. Давай, вставай, живо.

Я сердито смотрю на него.

— Не помню, чтобы соглашался на это.

— Соглашался, — говорит он.

— Неа. Определённо не соглашался.

— Мысленно согласился, — он тихонько хлопает в ладони, обоснованно боясь разбудить Фрейю, которая продолжает храпеть под одеялом. — Пошли. У женщин свои планы. Райдер и Уилла приехали примерно час назад, так что Уилла спит, но Райдер как никогда бодр и ворчлив, так что лучше не заставлять мужчину гор ждать.

— Я тоже бодр и ворчлив, — бормочу я и тру лицо. Мне в голову прилетает подушка. Я опускаю руки и награждаю Вигго убийственным взглядом. — Лучше бы там был кофе.

Он улыбается.

— Конечно. Ждём тебя на кухне через пять минут. Кофе и батончики гранолы прилагаются.

Затем он уходит, и я испытываю очень сильный соблазн плюхнуться и закутаться обратно в одеяло. Но я этого не делаю, потому что уверен — если прогуляю, Вигго провернёт какой-нибудь розыгрыш в отместку. И может быть, мне даже интересно, что задумали эти братья Бергманы.

Аккуратно выбравшись из постели, я тихо одеваюсь и спускаюсь вниз.

А через двадцать минут я оказываюсь в очень дискомфортном положении на террасе, будучи решительно уверенным, что ради этого просыпаться не стоило.

— Ой, — моя нога не должна так сгибаться. Макануи, наш приглашённый инструктор по йоге, решительно не согласен.

— Дыши, — напоминает он мне так, будто этот процесс не происходит автоматически.

— Я не могу не дышать, — бормочу я, стараясь не стонать от боли.

Оливер сердито глядит на меня, наполовину опустившись в чатурангу.

— Эйден, мне кажется, ты не вовлечён в процесс. Не ты один предпочёл бы поспать сегодня утром, но я же тут не умничаю, нет?

Макануи спокойно улыбается мне и толкает мою ногу ещё дальше.

— Твой пах очень напряжён, — говорит он. — Дыши пахом.

Я таращусь на этого парня.

— Эм. В смысле?

— Думаю, он советует тебе, — поясняет Рен с раздражающе безмятежным видом, — связать своё осознание этой части твоего тела с твоим дыханием. Это часто помогает убрать напряжение и привести наши тела к глубинной открытости и принятию. Гибкость заключается не только в теле, Эйден. Она в душе.

Да какого хрена?

— Вот именно, — кивает Макануи.

Я знаю, что Рен и Фрэнки каждое утро занимаются йогой, но бросьте. Гибкость в душе? И ещё я не понимаю, как кто-то может добровольно начинать свой день, страдая от такой боли. Я умоляюще смотрю на Акселя, который, как мне кажется, может назвать всё своими именами — то бишь, пыткой — но он смотрит на закат, с блаженным видом закинув руки за голову. Я бы тоже так смотрел, если бы Макануи не зациклился на мне.

Макануи цокает языком.

— И шея тоже. Дыши, Эйден. Дыши.

— Да дышу я!

— Шшш! — шипит Райдер с закрытыми глазами. — Я в кои-то веки не хочу придушить всех вас, засранцев. Дайте мне насладиться этим.

Я хмуро кошусь на Райдера, удивлённый спокойным выражением на его лице, пока он удерживает позу, которую показал нам Макануи. Позу, про которую я решительно сказал, что моё тело на такое не способно.

Ну. Макануи доказал (болезненно), что я не прав.

А Вигго и Оливер, голые по пояс и одетые лишь в одинаковые шорты-велосипедки, похоже, устроили соревнование по чатуранге, как можно быстрее повторяя движения той серии упражнений, что показал нам Макануи, и превратили это в какой-то лихорадочный гибрид йоги и отжиманий.

— А эти двое тебя не смущают, нет? — спрашиваю я, надеясь отвлечь от себя внимание Макануи.

Он качает головой.

— Некоторые мужчины до сих пор мальчики. С ними ничего не поделаешь.

У меня вырывается смешок.

— Справедливо.

Ещё мгновение спустя Макануи решает, что хватит меня мучить. Мы переходим к другой череде поз, которые мне всё же подчиняются, а потом мы переходим к расслаблению, что оказывается на удивление приятно. Лёжа на спине в шавасане, я смотрю на сияющий рассвет и делаю глубокий вдох. Моё сердце не колотится как бешеное, мысли не напоминают шарик в автомате пинбола. И пусть я знаю, что это продлится недолго, буквально на мгновение я упиваюсь этим — редкой тишиной в сознании, тяжёлым спокойствием, пригвоздившим мои конечности к террасе.

Макануи предлагает нам медленно сесть и завершить практику.

Намасте.

Я встаю, провожу ладонями по волосам и вытягиваю руки над головой. Я чувствую себя расслабленным везде, в том числе и в паху. Это одно из тех мест, где я и не осознавал скопление напряжения. Но задумавшись об этом, я с тошнотворным ощущением понимаю, что можно было и догадаться.

Поблагодарив Макануи, мы скручиваем свои коврики для йоги.

— Хорошая работа, Эйден, — говорит Рен, мягко хлопнув меня по спине. — В конечном счёте ты все же настроился на нужный лад.

— Спасибо. Через какое-то время стало даже неплохо. Ну ладно, дети. Это было весело...

— Воу, воу, воу, — Оливер обвивает мою шею рукой, и это просто гадость. Пот с него буквально капает.

— Отвянь, — я отталкиваю его. — Ты весь взмок.

— Ты же не думал, что отделаешься одной йогой и свободен весь день? — Вигго качает головой и вздыхает. — Эйден. Эйден, Эйден, Эйден.

Райдер пьёт воду, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

— Что происходит? — спрашиваю я.