ГЛАВА 49

АНГЕЛ

Кажется, я никогда в жизни не издавала такого полного ужаса пронзительного крика. Ничего не слышу, кроме стука крови в ушах и криков, рвущихся из горла.

Все произошло так быстро.

Услышала два выстрела, затем, как Гэвин крикнул Кристиану, чтобы тот пригнулся. После этого все, что помню - звук третьего выстрела и удар черепа моего мужа о бетон.

Гэвин повалил меня на землю и закрыл своим телом. Это его работа. Понимаю его заботу, но меня не волнует моя безопасность. Не тогда, когда Кристиан находится всего в футе от меня, с трудом дышит, а кровь пропитывает его рубашку.

Боже мой. Боже мой. Кто-то выстрелил в него.

Мой первый инстинкт - ползти к нему, но Гэвин не дает мне этого сделать. Он прижимает меня к бетону и закрывает своим телом все мое тело. В его руке крепко зажат пистолет. Гэвин - крупный, сильный мужчина, поэтому я не могу вывернуться из-под него, несмотря на то, что постоянно извиваюсь и бьюсь, пытаясь сбросить его с себя. Тянусь к руке Кристиана, а вокруг нас кричат и бегают люди. Мне плевать на всех. Меня не волнует, что в меня могут выстрелить.

Все, что меня волнует - мой муж, который смотрит в небо, борясь за свою жизнь. Никогда не прощу себе, если последнее, что он увидит, будет небо, а не мое лицо.

— Гэвин, пожалуйста! - неистово кричу. — Пожалуйста, позволь помочь ему.

— Ты не можешь ему помочь, - рычит Гэвин, оглядывая здания над головой и бормоча про себя. — Похоже на M24. Армейский.

— Мне плевать на твои долбаные уроки обращения с оружием! - кричу, изо всех сил впиваясь ногтями в его руку, хотя это ничего не дает. — Отпусти меня сейчас же, или ты уволен.

— Тогда считай, что уволен, потому что ты, блядь, не сдвинешься с места, пока я не буду уверен, что это безопасно.

Вскрикиваю от разочарования и сжимаю руку Кристиана.

— Посмотри на меня, - умоляю. — Пожалуйста, посмотри на меня.

Его голова поворачивается ко мне и я выдыхаю от того, что он все еще в сознании. Кровь, вытекающая из его груди, стекает на тротуар. Он медленно моргает . Слезы льются из глаз, когда я смотрю, как его грудь вздымается и опускается от боли. По бледности его лица и отстраненному взгляду понимаю, что он угасает.

— Гэвин, отпусти меня.

— Нет.

Рычу, резко поворачиваюсь под ним и бью по голени.

— Если бы это была твоя жена, истекающая кровью на тротуаре, ты бы никому не позволил остановить себя.

Гэвин нерешительно поднимает свой вес с меня. Подбегаю к Кристиану и обнимаю его холодные щеки. Гэвин стягивает с себя куртку и прижимает ее к зияющему пулевому отверстию в туловище Кристиана.

Всхлипываю и делаю дрожащий вдох.

— Я здесь. Я здесь, - воркую. Его глаза закрываются и я начинаю неистовствовать. Бью его по лицу. — Не смей, - рычу. — Пожалуйста, не оставляй меня. Мы не для того столько пережили вместе, чтобы ты погиб от пули.

Мое сердце болезненно замирает, когда чувствую, как он проводит дрожащей рукой по моей. Он рычит от боли, дышит так, будто каждый глоток воздуха может стать для него последним. Его мозолистая ладонь касается моей щеки, он проводит тыльной стороной пальцев по нежной коже. Это похоже на прощание и мое сердце просто не выдерживает.

— Пожалуйста, - тихо шепчу, всхлипывая и дрожа, пока он ощупывает мою щеку и проводит большим пальцем по губам.

— Ангел, - говорит Кристиан, его голос - просто шепот. Покорность и слабость его тона посылают в меня толчок раскаленного до бела страха.

Качаю головой.

— Не отказывайся от меня.

— Я бы никогда, - задыхается он. — Моя душа принадлежит тебе.

Вздрагиваю.

— Именно поэтому она останется здесь, где ей и место.

Он качает головой, затем убирает руку с моих щек и кладет на сердце. Понимаю, что он имеет в виду, но в ответ качаю головой.

— Пожалуйста, не надо. Ты нужен мне. Ты нужен Кэролайн. Пожалуйста, не надо... не надо... не надо!

Когда его глаза снова закрываются, закидываю голову к небу и кричу.

Никогда раньше не молилась.

Мы с семьей не придавали особого значения нашей религиозной жизни. Отец перестал верить в Бога после того, как была убита его первая семья. Моя мать верит, но не посещает церковь. Трэвис избегает религии из-за своей сексуальной ориентации.

Я? Наверное, я худшая из всех нас, потому что впервые в жизни молюсь, потому что мне нужно, чтобы Бог проявил ко мне милосердие.

Это моя вина.

Это мое наказание за то, что не поверила Кристиану, когда он клялся, что не убивал тех людей из газет.

Сижу в первом ряду часовни. Голова опущена от стыда, слева от меня коробка с салфетками, а в кулаке зажата одна, насквозь пропитанная слезами.

Не перестаю плакать уже несколько дней. Шесть, если быть точной.

Слышу, как за спиной открывается дверь. Может быть, это убийца, пришедший сюда, чтобы закончить работу. А может, привидение. Дух, пришедший помучить меня своим горем. А может, это просто еще один человек, которому нужно помолиться.

Слышу, как кто-то садится позади меня, и все стихает. Всхлипываю и сморкаюсь в салфетку, выбрасываю ее в урну, до краев заполненную использованными, и беру чистую.

— Миссис Ривз, - произносит женский голос со скамьи позади меня. Делаю глубокий вдох и жду, когда она скажет то, что хочет сказать. У меня нет сил ответить. — Время пришло.

Эти два слова наполняют меня таким ужасом, что я думаю, что могу умереть от разрыва сердца. С яростным рыданием смотрю на крест, висящий на стене. Качаю головой.

— Нет.

— Нам нужно...

— Я сказала «нет»! - кричу, и мой горестный голос эхом отражается от стен маленькой комнаты.

Слышу, как она вздыхает. — Я дам вам еще немного времени.

Закрываю рот рукой, чтобы заглушить рыдания, и слышу, как она встает и начинает уходить. Делаю глубокий вдох.

— Подожди. - Шаги прекращаются. Быть сильной еще никогда не было так трудно. — Что, если он не простит меня за то, что я отказалась от него?

Долгая тишина.

— Иногда отпустить означает проявить милосердие.

Киваю, глядя себе под ноги.

— Спасибо, доктор Портман. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Она уходит, и как только за ней закрываются двери часовни, начинаю громко рыдать.

— Почему ты так жесток с ним? - спрашиваю у креста, висящего на стене. — Если ты настоящий, то тебе нужно извиниться за гораздо большее, чем ему. Когда люди говорят о прощении, именно ты должен просить его.

Встаю со скамьи и стряхиваю пыль с джинсов. Я ношу их уже шесть дней. Отвратительно, знаю, но не могу найти в себе силы позаботиться о себе, когда потеряла свое сердце. Выхожу из маленькой часовни и пробираюсь по стерильным коридорам. Бежевая краска. Белая плитка. Пусто. Бездушно.

Как и у меня внутри.

Замираю на пороге палаты интенсивной терапии № 15. Не потому, что шокирована, а потому, что каждый раз, когда переступаю этот порог, кажется, что на один шанс стало меньше. Делаю глубокий вдох и прохожу в палату, садясь на стул, на котором за последние шесть дней остался отпечаток моей задницы. Опускаюсь на больничную койку и беру руку Кристиана в свою. Она такая холодная и вялая.

Пристально слежу за каждым его вздохом, боясь, что он остановится в любой момент. Его обручальное кольцо тяжело лежит в заднем кармане моих джинсов, напоминая о том, как все хрупко. Как ценно то время, которое я провела с ним. Неважно, как все началось, главное - сделать все возможное, чтобы это был не конец. Этого не может произойти.

Он потерял так много крови. Помню, как Гэвин делал компрессию грудной клетки, а я давила на рану. Когда приехали парамедики, помню, как боролась с Гэвином, чтобы он отпустил меня с ними. Помню, как мои руки и кисти были в крови моего мужа, и я чувствовала себя такой беспомощной. Не знала, как ему помочь.

Они сказали, что его сердце остановилось во время экстренной операции, которую они провели, чтобы попытаться устранить повреждения. Пока они заставляли его сердце биться снова, он был клинически мертв в течение трех минут.

Три минуты без кислорода. Три минуты без сердцебиения. Три минуты без его любви.

Это все, что потребовалось, чтобы сломать меня.

Его зрачки реагируют, врачи говорят, что это хороший знак, но он не реагирует ни на какие другие раздражители.

Они не могут гарантировать, что он очнется. Даже если очнется, недостаток кислорода в мозге мог вызвать необратимые повреждения. Мне ничего не оставалось, как сидеть и наблюдать за своим мужем в течение шести дней, сидя рядом с ним и умоляя вернуться ко мне. Поэтому хочу извиниться за то, что не поверила ему насчет тех убийств. Я не хочу, чтобы он умер, думая, что злюсь на него за то, чего он не совершал.

Всхлипываю и сжимаю его холодную руку, проводя свободной рукой по его такой же холодной щеке.

— Вот каково тебе было? Не знать, все ли со мной будет в порядке? - Еще один всхлип прорывается сквозь меня. — Потому что я не знаю, как ты справился с этим. Ты ведь на все готов ради меня, правда? - Нежно скребу ногтями по коже его головы. — Я прошу тебя вернуться ко мне, потому что тоже не знаю, как жить без тебя.

Замираю, ожидая от него хоть каких-то признаков жизни, но ничего не происходит. Хочу, чтобы он проснулся, как никогда, но в глубине души понимаю, что его больше нет.

Вот уже восемь дней я не слышала от Кристиана признаний в любви. Мне стало только хуже от того, что все эти месяцы назад я не могла признаться ему в любви на Миконосе. Теперь понимаю, как мучительно хочется услышать эти три слова от человека, которому отдал свое сердце. Понимаю, как невообразимо больно не слышать их в ответ.

Сев на свое место, кладу голову на руку Кристиана и закрываю глаза, вспоминая все те маленькие моменты, которые мы разделили вместе и которые заставили меня влюбиться в него. От нашего первого поцелуя до первого визита в приют, вплоть до церемонии бракосочетания и всего, что было между ними. Ровное биение его кардиомонитора убаюкивает меня, погружая в легкий сон. Достаточно, чтобы успокоиться, но не настолько, чтобы не заметить, как дрогнули его пальцы в моих.